Богомолов поверил, а напрасно. Обнаружилось, что «три страницы своего заключения – дословно, до буковки! – Прессбюро загнало в заключение главного военного цензора Генштаба, без визы которого рукопись не могла быть опубликована».
…В истории остаются люди, которые совершили невозможное. Суворов прошел через Альпы. Весь мир считал, что это невозможно. Богомолов прошел через советскую цензуру. И не потерял ни одного «параграфа», не отдал ни единого слова. За Суворовым шла армия, Богомолов шел – один – против армии, КГБ, покорных редакций – против системы. Ну, не совсем один – тихий редактор Аксенов (разведка) и жена (тыл).
У Богомолова был очень плохой характер.
После огромного успеха рассказа «Иван» (Андрей Тарковский снял по этому рассказу фильм «Иваново детство», который получил «Золотого льва» – главный приз Венецианского кинофестиваля), после успеха «Зоси» Богомолову трижды или четырежды предлагали вступить в Союз писателей. О членстве в СП мечтали десятки тысяч авторов (их страсти, интриги и зависть замечательно описаны Булгаковым в «Мастере и Маргарите»).
Богомолов всякий раз отказывался, объясняя, что «членский билет еще никому не прибавил таланта».
После фурора, произведенного «Августом сорок четвертого…», советская власть наградила его орденом Трудового Красного Знамени.
Отказываясь от членства в профсоюзе (даже писательском), человек говорит свое «нет» всего лишь коллегам по перу. Отказываясь от ордена, приходится сказать «нет» государству. Это очень мало кто умеет.
Сегодня, когда чуть ли не каждый месяц в Кремле десятки, а то и сотни людей получают ордена, один фрагмент из мемуаров Богомолова надо, пожалуй, привести полностью. Это интервью, которое Богомолов дал заму главного редактора «Литературной газеты» и которое (почему-то) не прошло в печать:
«Я не общественный человек и не стал бы говорить о политическом или общественном протесте, которые, как правило, предаются огласке. Я противник популистских действий, для меня существенны мои убеждения, а не имидж. Вся система награждений, поощрений и обвешивания различными ярлыками и этикетками, особенно в эпоху Брежнева – Черненко, была превращена, не только в литературе, в откровенную порнографию и, кроме поначалу брезгливости, а позднее – омерзения, ничего не вызывала. И в литературе, и в искусстве людей более всего поощряли не за творческие свершения и талант, а за идейное единение с Системой, за безоговорочную поддержку и восславление всех мероприятий Коммунистической партии и Правительства, за активное участие в пропагандистских кампаниях, и более всего за поддержку и одобрение в угоду властям репрессивных карательных функций в отношении Сахарова, Солженицына и других инакомыслящих, – палачество вознаграждалось с наибольшей щедростью.
Поэтому награда не может быть принудительной. Правом Черненко было кинуть мне «железку», а брать ее или не брать – это уже мое личное дело. При последнем звонке из наградного отдела Президиума Верховного Совета мне было сказано, что случай беспрецедентный, они будут вынуждены доложить руководству и мне не мешало бы подумать о возможных последствиях. Я не люблю, когда мне угрожают, и поэтому доверительно сказал этому человеку: “Доложите руководству, что я вас всех в гробу видал!” – и, положив трубку, ушел в “некоммуникабельность”. Меня больше не беспокоили».
Это было в 1984 году.
В 1997-м уже не было ни КГБ СССР, ни СССР. Президент Ельцин попытался наградить Солженицына. В Театре на Таганке Юрий Любимов поставил «Шарашку» по роману «В круге первом». В день премьеры на сцену поднялся кремлевский чиновник и зачитал указ президента о награждении Солженицына орденом «За заслуги…» какой-то степени. Солженицын отказался. Прямо со сцены в битком набитом театре он заявил:
– Принять не могу.
Через десять лет из рук второго президента России он орден принял. К этому моменту он давно перестал выходить из дому, был очень стар, очень болен, и нет никакой возможности узнать, вполне ли он понимал, кто и за что ему что-то вручает.
Богомолов до такого состояния не дожил. Он ушел абсолютно неукротимым. Каким и был.
…Конечно, ему завидовали. Конечно, «инстанции» хотели ему отомстить. И вот спустя год-два после смерти Богомолова в одной из центральных газет (какая-то «правда» или что-то в этом роде) напечатала «исследование»: а воевал ли Богомолов? а не еврей ли он?
Ответить легко: с фашистской точки зрения он, конечно, еврей.
Нормальные люди восхищаются творчеством, талантом. Подонки и фашисты исследуют: а какое отчество у бабушки? Абрамовна? – значит, еврей! Тут легко ошибиться. Хотя бабушка – Абрамовна, но Пушкин, однако, эфиоп.
Почему «исследователи» ждали смерти писателя? Это ясно – боялись. А вот что сделал бы с ними Богомолов – не знаю. Может, поставил бы раком на Красной площади, а может, побрезговал.
Фрагменты рукописи В. Богомолова романа «В августе сорок четвертого…» с пометками генерала-цензора
Надо выпить!
4 декабря 2008
Г-н президент, пишу вам в праздничный день – в День юриста. Сегодня вечером все юристы, конечно, напьются; но газета с этим письмом выйдет в четверг, когда все уже протрезвеют и к людям вернется ясное понимание происходящего (в том числе, что наше газетное сегодня для вас, читателей, – вчера).
Г-н президент, по названию нашей газеты вы видите – мы пришли к вам в демократическое настоящее из развитого социализма (или – недоразвитого коммунизма). В той жизни было железное правило: на речь генсека газеты незамедлительно публиковали отклики трудящихся.
Поскольку вы во вторник выступили с речью на VII Всероссийском съезде судей, мы обратились к трудящимся с вопросом, имеющим прямое отношение к вашим словам.
В редакцию (на сайт «МК») поступили отклики трудящихся, роль которых искренне и бескорыстно исполнили наши читатели. Но прежде чем знакомить вас с ихними откликами, надо напомнить главные моменты вашей речи.
Перечитайте свою речь, г-н президент, – вы ахнете, она отличная, вполне достойная уникального события, ибо, как вы справедливо сказали: «День юриста впервые отмечается в нашей стране! Это новый и общий для всех юристов, для всех нас праздник!»
«Для всех нас праздник» – безусловно, означает: для всего народа. В этом нет никаких сомнений. Вы в своей речи указали, что на съезде будут обсуждены «вопросы, которые имеют прямое отношение к жизни миллионов людей, защите их прав, свобод, интересов, личного достоинства и собственности. В суде решаются судьбы миллионов людей. В суде формируется и отношение людей к государству: оценивается способность государства защищать интересы граждан, применять силу закона и восстанавливать справедливость. В этом смысле суд, может быть, самая авторитетная власть».
Отсюда естественный вывод: тот, кто подрывает доверие к суду, – вредитель. Он разрушает авторитет власти, формирует плохое (иногда просто ужасное) отношение людей к государству.
Совершенно очевидно, что вы с этим полностью согласны. Потому что когда вы в своей речи на VII Всероссийском съезде перешли от общих фраз к более конкретным, то сказали так: «Особо остановлюсь на следующих, имеющих особую важность вопросах. Прежде всего это повышение доверия, уважения граждан к суду – тема исключительно важная для нашей страны».
Похоже, г-н президент, эта «двойная особая» в одной фразе и «важная важность» – не промах спичрайтеров, а намеренное подчеркивание основного смысла…
Теперь, как и полагается, начав за здравие, придется, увы, кончить за упокой.
Вы, конечно, знаете, что судья (председательствующий на процессе об убийстве Политковской) полковник Зубов солгал. Он закрыл процесс, соврав, будто присяжные отказываются выйти в судебное заседание, пока в зале присутствует пресса.
Присяжные разоблачили судью. То есть это было не бытовое вранье (типа «дорогая, мы тут с Васей на рыбалке»), а, если можно так выразиться, государственная ложь. Та самая, которая уничтожает авторитет власти и доверие к суду.
Событие невероятное, и мы вам об этом писали неделю назад в письме «Судью на мыло!».
Прошла неделя, прошел VII Всероссийский съезд судей, прошел Первый В Истории Человечества День Юриста, а уличенный судья продолжает вершить правосудие.
Быть может, наше письмо вам преподнесли как мнение одиночки. Но смотрите, что говорят трудящиеся (читатели «МК»), которым мы предложили ответить на вопрос: «Судья Зубов (дело об убийстве Политковской) уличен во лжи. Что следует сделать?» Вот их ответы:
– оставить вести процесс – 36;
– отстранить – 64;
– уволить – 146;
– возбудить уголовное дело – 338.
Зайдите на сайт «МК» – увидите: 94 % за то, чтобы этого судью по меньшей мере убрать из процесса. Мы рады, что ваше мнение почти полностью совпадает с мнением наших читателей. 94 % – вам бы на выборах такой результат.