Читать интересную книгу Железная леди - Кэрол Дуглас

– Моя многоуважаемая гостья, сопровождающие лица и мои дорогие друзья, – произнесла Сара, встав за спинкой своего стула. – По просьбе ее величества я представляю свою подругу мадам Нортон, которая исполнит песню по своему выбору. Она будет… ей аккомпанирует ее наперсница мисс Аксли.

Я яростно затрясла головой, но Сара уже уселась с выражением блаженного удовлетворения человека, выполнившего свой долг.

Поразившая меня светловолосая дама отделилась от группы приближенных императрицы и подошла к нам, при этом ее переливающийся корсаж отчаянно лязгал.

– Ее императорское величество готова, – сообщила она Ирен по-французски с гортанным акцентом. – Я тоже жду вашего выступления. Я слышала самые высокие оценки вашего таланта.

– Надеюсь, вы не будете разочарованы, – произнесла Ирен в ответ на странную многозначительность, которая прозвучала в словах блондинки. – Я лишь скромная певица-любительница, – добавила она беспечно.

– Не будьте к себе несправедливы, мадам, – отозвалась женщина, и ее глаза цвета русского вишневого янтаря сверкнули в унисон вышивке бисером на ее наряде. – Начинайте, когда будете готовы. – Она загремела нарядом, удаляясь… и присоединилась к капитану Сильвестру Моргану в глубине салона!

Ирен не следила за ее уходом, усиленно сосредоточиваясь на грядущем пении. Момент концентрации почти всегда предварял ее выступления. Затем она посмотрела через плечо на меня и кивнула.

Моя несчастная рука нажала на несчастные клавиши, на которых лежали пальцы. Прозвучавший аккорд точно был в миноре, но я не могла представить, как можно найти в нем начальную ноту.

Затем раздался голос Ирен, глубокий и скорбный, как колокол. Из ее горла лился чистый звук, а не просто песня. Печальная, мощная музыка, созданная для скорби. Не могу сказать, как долго длилось выступление, прежде чем я поняла, что звук превратился в слова, и слова эти не немецкие, и не французские, и не богемские, хотя и созвучные с последними, – русские! Когда Ирен выучила русский? И когда она отрепетировала это иностранное произведение, которое так отличалось от энергичных народных мелодий Дворжака?

Погружаясь в странную новую музыку, я продолжала держать напряженные пальцы на клавишах. Хотя звук уже давно затих, я боялась прервать песню, убрав руку. Однако конечность активно протестовала против такого неестественного положения. Но едва я решила убрать по очереди пальцы с клавиш, мое внимание привлекло движение поверх рояля.

Край покрывала, которое драпировало верхнюю часть и свисало по бокам, пошел волнами. Хотя голос Ирен, казалось, заставлял даже стены вибрировать в согласии с ним, я серьезно сомневалась, что шелк в состоянии следовать этому примеру… особенно если трепещущая волна медленно перемещается от одной части рояля к другой!

Я замерла без движения, правая рука застыла в неудобной позиции, взгляд не решался оторваться от ткани, в то время как ее ужасные волны опускались и поднимались в ответ на выразительные переливы голоса Ирен.

Где сейчас маленький Оскар? Кроме того, где более крупные змеи, которых держит у себя Сара Бернар, – огромные мускулистые твари в пестрой шкуре, которых фамильярно называют питонами-констрикторами? Я слышала о заклинателях змей; возможно ли, что Ирен оказалась прирожденной певицей-заклинательницей змей? Тогда я буду первой аккомпаниаторшей, которая выступила в тандеме с рептилией!

Я нервно осмотрелась, пытаясь найти хотя бы малейшие возможности для побега. Ничего; у меня не было другого спасения, кроме кувырка назад вместе со стулом в надежде вовремя выпутаться из своего наряда и помешать змее довести меня до полного позора.

Голос Ирен продолжал пульсировать трагической скрипкой, донося до нас странные горловые слова песни. Часть моего сознания отмечала, что выступление примадонны превосходно и что ее пение а капелла обладает богатством и силой, о которых раньше я и не подозревала. И хотя я не могла не признать, что выбор музыкального произведения сделан блестяще и приводит публику в восторг, мне было не под силу продолжать сидеть под гипнозом постепенно приближающейся змеи, какой бы породы она ни была!

Сначала я подняла указательный палец. Затем безымянный и мизинец. Оставалось только убрать большой палец с белой клавиши – и я освободилась бы от рояля. Возможно, слегка отталкиваясь ногами, мне удалось бы отодвинуть стул назад, и тогда я смогла бы беспрепятственно наклониться вбок, вскочить и убежать!

Но тут зал вокруг меня взорвался грохотом, и я, хоть и осуществила задуманное, не смогла ретироваться. Все поднялись и бешено аплодировали Ирен – кроме императрицы. Впрочем, на моем месте она бы тоже вскочила, будь она хоть трижды императрицей.

– Позвольте? – раздался мужской голос гораздо ближе, чем приличествовало.

Я взглянула в сторону рояля и обнаружила знаменитого убийцу медведей, ожидающего моего разрешения на какое-то действие. Я молча кивнула.

Он сдернул ткань.

Судорожно вздохнув, я поскорее прихлопнула рот рукой, чтобы заглушить звук.

Длинное, темное, мохнатое… нечто скорчилось на полированном дереве.

Капитан Морган улыбнулся своей безрадостной улыбкой и поднял уже слегка приоткрытую крышку рояля. Из недр инструмента он извлек маленькое волосатое существо, похожее на гнома.

– Обезьяна-капуцин, – объявил он. – Хорошо, что вы почти не играли на рояле. Негодник был внутри, высунув наружу один лишь хвост, который, как я думаю, живо реагировал на музыку. Надеюсь, он вас не испугал.

– Ни в коей мере, – сумела прохрипеть я.

Капитан Морган позволил зверьку пробежать по руке до плеча и обернуть свой чрезвычайно длинный хвост вокруг его шеи. Затем охотник посмотрел вслед Ирен, которую позвали выслушать поздравления императрицы.

– Ваша мадам Нортон политик, – насмешливо произнес он, и это было странно, потому что Ирен совсем недавно объявила, что считает политику скучной. – Из красивых женщин получаются очень опасные политики. Передайте ей, что мой интерес к змее остается прежним. Скажите, что ей следует уступить кобру мне.

– Уступить? Очень странные слова, сэр.

– Повторите их ей в точности. Можете это сделать?

Его снисходительный вопрос напомнил мне, что кое-кто считал меня любительницей приключений. Я взяла себя в руки:

– Передам дословно.

Ужасный мужчина кивнул, а тем временем обезьяна продолжала сидеть у него на плечах, обхватив когтистыми лапами его лысую голову. На мгновение оба показались мне адским гибридом человека и зверя.

– Уж постарайтесь, – коротко произнес он и покинул меня.

Глава пятнадцатая

В родную гавань

– У меня только один вопрос, – сказал Годфри на следующее утро после нашего командного выступления на бульваре Перейр.

После позднего завтрака – Ирен и Годфри насладились им в постели – мы собрались в маленькой гостиной в передней части дома, которая служила музыкальной комнатой. Здесь клетка Казановы соседствовала с красивым большим роялем, на покрытую шалью крышку которого попугай вечно выплевывал виноградные косточки и шелуху от семечек.

– Какой же, мой дорогой? – лениво спросила Ирен. (Хотя обычно она обладала просто демонической энергией, но после выступления, как ни печально, очень легко переходила в состояние лени, столь характерное для театральной братии.)

Годфри отложил парижские газеты, напечатанные на чрезвычайно тонкой бумаге вроде той, в которую заворачивают пирожные. Я очень подозреваю, что слово «иллюзорный» было изобретено в Париже.

– Как называется произведение, которое ты пела вчера вечером для императрицы? – спросил адвокат.

Ирен потуже завернулась в халат из фиолетовой тафты, шумно выражая свое удовлетворение; ее ноги в атласных фиолетовых домашних туфлях были скрещены на оттоманке.

– Как приятно, что ты спросил. Это ария из довольно свежей оперы Чайковского «Евгений Онегин». Меланхоличная музыка, но такова и сама Россия, за исключением стильной и веселой столицы. Неудивительно, что все русские сочинения звучат как панихида.

– Меланхолия тебе идет, – заметил Годфри, – или, вернее, подходит твоему голосу. Когда ты пела, ни одна душа в салоне даже ресницами не смела шевельнуть.

Ирен села прямо, чтобы посмотреть на меня через плечо поверх своего рукава-фонарика:

– Дорогая Нелл, насколько я понимаю, ты превратилась в настоящий соляной столб во время моего исполнения и была так потрясена, что даже не смогла убрать руку с клавиатуры.

– Я старалась ничего не испортить, – заявила я, вставая со стула и подходя к клетке с Казановой.

Птица проковыляла по латунным прутьям клетки, приветствуя мое появление, особенно когда получила в качестве оливковой ветви крутобокую мускатную виноградину.