Читать интересную книгу Крестовый поход против Грааля - Отто Ран

По настоянию папы легаты организуют в январе 1211 г. в Арле еще один собор. Заставив графа долго ожидать за дверью на стуже и холодном ветру, они выдвигают перед ним новые, заранее неприемлемые требования:

«Граф Тулузы должен распустить все свои войска и выдать духовенству всех лиц, на которых падет обвинение в еретичестве. В Тулузском графстве позволяется употреблять в пищу лишь два вида мяса. Все жители, как дворяне, так и горожане, не имеют отныне права носить модное платье, но должны довольствоваться грубо вытканными балахонами. Укрепления городов и замков должны быть срыты. Жившие до сих пор в городах дворяне должны отныне жить, подобно крестьянам, на открытой земле. Каждый глава семьи обязуется ежегодно отсылать легатам четыре серебряные монеты. Симон де Монфор может беспрепятственно передвигаться по землям Раймона, и, если в чем и ущемит собственнические права последнего, граф не должен этому противодействовать, но пусть, напротив, отправится послужить к иоаннитам или тамплиерам в Палестину и вернется, когда легаты ему это позволят. Его владения будут принадлежать аббату Сито и Симону де Монфору так долго, как им будет это угодно».

Новое унижение пробудило дух Раймона. Он увидел невозможность продолжать переговоры с лишенными всякой чести противниками. Он дает распоряжение обнародовать эти продиктованные высокомерием и ненавистью условия, что действует сильнее, чем призыв к оружию.

«Мы скорее покинем с графом нашу родину, чем станем подданными попов и французов», — заявляют вассалы Раймона. Горожане Тулузы, графы Фуа и Комменжа, и все сыновья Белиссены обещают Раймону свою поддержку. На сторону графа открыто переходят те из католических прелатов, которые порицали «нечестивый» крестовый поход.

Легаты с удвоенным рвением проповедуют по всей Западной Европе крестовый поход. Им удается набрать новые войска в Германии и Ломбардии. Симон нуждается в подкреплениях: он желает захватить Лавор.

Крестоносцы стремились во имя умершего на кресте Сына Божия осуществить кровавую месть в Лаворе. Говорят, что владелец этой крепости, один из нареченных потомков Белиссены, сказал как-то, смотря на крест: «Я ни за что не хотел бы получить спасение от этого знака!»

Лавор был одним из укрепленнейших городов Романии{117}. Но кто мог возглавить его оборону? Владелец замка пал под стенами Каркассона, оставалась донна Геральда, его жена, слабая женщина. Город был переполнен беглецами-трубадурами, опальными рыцарями и едва избежавшими смерти на костре катарами. Аймерик, брат донны Геральды, получает известие, что Симон де Монфор угрожает его родному городу. Он спешит на выручку, чтобы защитить сестру, народ и родину, и едва успевает попасть в город, так как осада уже началась. Де Монфор пока бережет свои силы, поджидая немецких пилигримов, направляющихся к нему из Каркассона.

Эти немцы так никогда и не пришли. В одном из лесов на них напал граф де Фуа. Две трети пали на месте убитыми и ранеными, остальных войска графа де Фуа преследовали через весь лес. Одному пилигриму удалось добраться до капеллы, но инфант Фуа преследует его по пятам.

— Ты кто? — спрашивает граф.

— Пилигрим и священник.

— Докажи это!

Немец стягивает с головы капюшон и указывает на тонзуру. Юный инфант Фуа раскраивает ему череп.

Де Монфор приказывает выстроить две передвижные осадные машины и укрепить на верхушке одной из них крест. Камень, пущенный горожанами из катапульты, переламывает одну из его боковых перекладин.

«И эти собаки, — как пишет хронист, — начинают смеяться и горланить, как будто они одержали тем самым великую победу. Однако Распятый сумеет отомстить им чудесным образом, ведь за это они примут наказание в день Обретения креста».

Так как осадные башни не в состоянии приблизиться вплотную к стенам из-за глубоких рвов, крестоносцы прокладывают машинам дорогу, забрасывая канавы стволами, кольями и сучьями. Кольцо сжимается. Осажденные с помощью железных крюков стаскивают врагов с осадных орудий и низвергают в бездну. Когда положение города еще более усугубляется, осажденные делают под стенами подкоп в сторону рва и втаскивают в крепость стволы деревьев. Вражеские башни обрушиваются, а храбрецы с безрассудной дерзостью пытаются под покровом ночи поджечь осадные орудия. Однако два немецких графа предупреждают их намерение.

Де Монфор и легаты начинают терять мужество. Все, что бы они ни кидали в ров, за ночь оттуда исчезает. Наконец, некий хитрый крестоносец вносит предложение принести в подземный ход дров и сырой листвы и поджечь. Дым оказывается лучшем стражем. Башни снова могут продвигаться вперед, но из-за зубцов городских стен на осаждающих градом летят камни, горшки с огненной смолой и кипящим Маслом, льется расплавленный свинец.

Но тут случается новое чудо. Легаты и епископы Каркассона, Тулузы и Парижа запевают гимн крестоносцев: «Явись, источник мужества…» Тотчас рушится под ударом баллисты стена. Защитники Лавора, словно зачарованные песнью, прекратив сопротивление, позволяют врагу войти в город и связать их.

Лавор взят, как об этом и пророчествовал хронист, в день Обретения креста, 3 мая 1211 г. В течение двух месяцев городу удавалось оказывать сопротивление пятнадцати тысячам крестоносцев. Но теперь Симон де Монфор, немецкое и французское дворянство, епископы, аббаты, монахи, горожане, крестьяне, просто солдаты и цыгане — армия Христа — вторгаются в город. Жители без различия религиозных убеждений, возраста и пола становятся жертвой меча.

Какой-то крестоносец узнал, что множество женщин и детей укрылись в подвале. Он просит Симона де Монфора о милости к несчастным, граф уступает. Этот рыцарь, чье имя не считает важным упомянуть ни один из двух хронистов (ни монах из Во-Сернэ, ни трубадур Вильгельм из Туделы), совершил единственное чудо за время столь обильного «чудесами» Альбигойского похода. Этот неизвестный рыцарь — единственный «честный человек» среди участников крестового похода против Грааля.

Аймерик из Монреаля, брат хозяйки замка, приведен вместе с восемьюдесятью рыцарями, дворянами и трубадурами к месту казни, где стоят уже приготовленные виселицы. Аймерика вешают первым. Виселица, которая должна была выдержать тела восьмидесяти повешенных, обламывается: плохо сработали плотники. У де Монфора нет времени ждать, он приказывает заколоть рыцарей.

Рядом с вождями крестового похода стоит закованная женщина. Это донна Геральда, хозяйка замка.

Ее бросают в колодец, а затем начинают заваливать камнями до тех пор, пока не становится неразличимым жалобный стон. Она умирает дважды, так как носит под сердцем ребенка.

Снова возжигается «огонь радости»: в городе захвачены 400 катаров. Всех, кто не сможет прочесть наизусть Ave Maria, сожгут «с великой радостью».

Однако ликование мучеников, что они наконец покидают этот ад, гораздо выше радости их палачей. Они возвращают друг другу «поцелуй мира» и с возгласом «Бог есть Любовь!» сами ввергают себя в пламя. Матери прикрывают глаза своим детям, пока огонь не сомкнет их навеки и не откроет ей навеки рай.

Немым обвинителем возвышается на Западе пока не оскверненная кровавым угаром и дымом костров гора Монсегюр. Обвинитель — и в то же время свидетель, указующий на то место, где еще присутствуют свет, любовь и справедливость.

«Господь прощает им, ведь они не ведают, что творят. Я же говорю вам: вас будут убивать и верить, что творят этим приятное Богу, но вы будьте верными до смерти, и Я вас увенчаю венцом Царства Небесного. Diaus vos benesiga», — успокаивает испуганных катаров в расселинах священной горы Табор Гильаберт из Кастра.

После падения Лавора крестовый поход спешит навстречу новым мерзостям. Когда его путь пролегает мимо леса, в котором пали шесть тысяч немецких пилигримов, Фульку, прежнему трубадуру, которого Данте поместил в раю, а теперь епископу Тулузскому, открывается сияние славы, и он, не мешкая, сообщает об этом новом чуде папе. Иннокентий III уже давно начал осознавать, что его «представители», ослепленные гордостью и фанатизмом, зашли слишком далеко. Папа вдруг осознал, что он сам вознамерился было стать Богом, но теперь вынужден признать, что он всего лишь человек, волшебник, который прежде призывал духов, а теперь сам одержим ими{118}…

В ночной тиши возле креста ХристоваСклонился на колени Иннокентий.Боится папа тишины полнощной,Но мир молчит — он стал совсем немым.Он смотрит вверх на образ Божества,Ужасны для него любовь и кротость,Когда его грызут воспоминаньяО всех его деяниях кровавых.Недвижно вперил взор в Божественный он лик,Вдруг мотылек возник и тихий свет разлился;Но тяжесть страшная сдавила тихий крик,К Распятому воззвать он не решился.Он видит море новых огоньковИ множество других крестов;И зарево в Провансе освещаетКресты на черных латах палачей.Звон стали, треск огня, падение строений…Проклятья страшные летят ему воследПод звуки пламени, бушующего рядом.Когда ж видение приблизится к нему,То, совесть грешную загнав в глубины ада,Он хладнокровно говорит: «Аминь!»Н. Ленау. «Альбигойцы»

Если переселение душ не выдумка, то в Иннокентии III воплотилась душа Диоклетиана. А имя бога, чьими ратниками считали себя пилигримы, — не Яхве, не Ваал, не Тор и даже не Люцифер. Имя ему — Молох из долины Хинном.