Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Возможно, поэтому Лиза предпочла встретиться с Машей в "Траме", ресторане достаточно дешевом по ее меркам, зато с артистическим шиком: недаром все блюда в меню назывались в честь известных актеров.
– Простите, Маша, что не смогла на неделе, - сказала Лиза. - Сами понимаете, что у нас сейчас происходит.
– Честно говоря, не очень, - сказала Маша. - Вокруг говорят, это просто паника, а на самом деле скоро все будет как раньше.
– Удивительные люди, - сказала Лиза, - куда они смотрят? Все в самом деле будет как раньше, только это будет совсем другое "раньше". Семь лет мы проедали западные кредиты и разворовывали то, что осталось от Советского Союза. А теперь кредитов больше не будет, разворовывать нечего, давайте вспоминать, что там было "раньше". Например, запретят хождение наличной валюты, под предлогом борьбы с вывозом капитала введут выездные визы, и будет все как десять лет назад.
– С кем я ни говорю, - сказала Маша, - никто в это не верит.
– Просто вы не говорите с теми, кто понимает, как у нас работает экономика, - ответила Лиза. - А мне, в силу моей работы, приходится понимать.
– И что же вы будете делать?
Лиза пожала плечами.
– То же самое. Буду работать. Люди, понимающие в финансах, всегда нужны. Платить станут раз в пять меньше, я забуду про рестораны, дорогие магазины и поездки за границу на майские праздники. В конце концов, квартира у меня есть, так что, если и умру от голода, то не под забором. Понимаете, я всегда считала, нечего плакать по деньгам, которые не удалось заработать, - просто надо стараться заработать новые.
Принесли судака: если верить меню, его поймал Олег Ефремов.
– Последнее время, - сказала Лиза, расчленяя рыбу вилкой и ножом, - каждый раз, когда ем в ресторане, думаю; "может быть, я больше сюда не приду". Ну, выпьем за встречу.
Они чокнулись. По меркам "Трама" вино было неплохое - хотя, конечно, с "Ностальжи" не сравнить. Лиза задавала традиционные вопросы про Москву, Маша вежливо отвечала. Лиза ей нравилась: чувствовалась биография, история взрослой женщины, долго шедшей к успеху, немного уставшей, но еще не растратившей все силы.
– Простите, Маша, - сказала Лиза, когда уже принесли десерт, - я все хотела вас спросить: в Израиле принято носить бюстгальтер так, что бретельки видны из-под майки?
– Да, - кивнула Маша. - Меня в Москве все время спрашивают. А что, это как-то неприлично здесь?
– Да нет, - сказала Лиза, - просто все думают, что вы не заметили… ну, и хотят помочь.
– Понятно, - сказала Маша, а Лиза подумала, что через несколько лет вся Москва будет ходить вот так. Не может быть, чтобы модницы типа Али Исаченко упустили такую изумительно вульгарную фишку.
– Можно вашего торта попробовать? - спросила Маша.
Лиза пододвинула блюдечко. Торт оказался приторным.
– Я думала, это клюква, - сказала Маша.
– Нет, клубника, - ответила Лиза, размазывая красное желе по тарелочке. Помолчав, она вдруг сказала: - Если честно, я в панике. Дело даже не в кризисе, а в том, что Сережа был должен нашей фирме тридцать тысяч долларов.
– Он их занял? - спросила Маша.
– Если бы занял, - вздохнула Лиза. - Как все страховые компании, мы занимаемся обналичкой. Схема такая: есть предприятие, и если оно официально платит зарплату своим сотрудникам, то должно отдавать с каждого рубля сорок одну копейку налога. Предположим, они боятся совсем уж грязных схем и тогда идут к нам, перечисляют деньги, а мы через схему с перестрахованием обналичиваем, например, под пять процентов. Тогда предприятие получает восемьдесят процентов черным налом, а пятнадцать остаются в нашем кармане. Обычно они пилятся пополам между страховой компанией и менеджером, который нашел предприятие. И все довольны: предприятие, наша контора и тот менеджер, который получает свои семь с половиной процентов.
– То есть это такая схема ухода от налогов? - спросила Маша.
– Конечно. Так вот, проблема в том, что Сережа не успел довезти эти пятнадцать процентов до конторы. Он должен был привезти их утром, а ночью его убили, и деньги пропали. Сто восемьдесят тысяч принадлежали ему, а еще столько же должны были пойти на зарплату. Понятно, что сейчас мы вообще на мели, но без этих денег не сможем заплатить совсем ничего.
Вчера Гена намекнул: он считает ее виновной в том, что деньги не дошли до конторы. Лиза отвечала за всю финансовую часть, она не поехала забирать деньги сама, а послала Волкова, да, конечно, никто не мог подумать, что так все случится, но если бы он поступил как надо и сразу повез деньги в офис, все бы обошлось. Лиза знала, что Сергей встретился с клиентом, отдал ему два миллиона с хвостом, охранник после этого ушел, а Сергей еще немного потрепался с клиентом, старым знакомым, которого сам и привел. Потом - как сквозь землю провалился на несколько часов, не отвечал на телефонные звонки, позвонил только вечером, сказал, что привезет деньги завтра, он их хорошо припрятал, волноваться не о чем. Лиза кивнула и сказала, что да, она понимает, это ее вина, она не поехала с Сергеем, но у нее были семейные обстоятельства, Гена прекрасно знает, и она, конечно, попробует как-нибудь выкрутиться, хотя, честно говоря, не понимает, что можно теперь сделать. Гена посмотрел на нее недобро и сказал, что это уже - ее проблемы, откуда она возьмет деньги, мол, другой начальник вообще спросил бы, где гарантии, что Лиза не успела забрать деньги у Сережи, но Гена ей доверяет, конечно, речь об этом не идет, но и он не может оставить людей без зарплаты, сказав "у нашего финдиректора были семейные обстоятельства". И пусть теперь Лиза думает где она, лично она, будет брать деньги - ведь Гена не собирается продавать свою квартиру, чтобы покрывать чужое головотяпство. Лиза окаменела: при ее доходах тридцать тысяч были неподъемной суммой. Даже продав машину и все, что было в доме, она не покрыла бы и половины. Оставалось одно: продать квартиру.
Остаться без квартиры означало снова начать с нуля, а Лиза слишком часто начинала с нуля все эти годы: в девяностом, с молчаливого одобрения родителей, она ушла из Министерства энергетики в кооператив, открытый Николаем Михайловичем Питкуновым, старым отцовским другом, который присматривал за Лизой еще с институтских лет: то в пустом кабинете общественных наук, то на собственной даче, а когда его жены не было в Москве - в семейной спальне. Связь эта длилась уже десять лет, и все эти годы родители устраивали Лизе скандалы, стоило ей вернуться домой позже одиннадцати, а Пискунов оставался другом дома, опекающим их дочку. Они не замечали взглядов, которые он бросал на Лизу, и не слышали, как Лиза проплакала всю ночь, когда после неудачного аборта гинеколог сказал ей, что детей больше не будет. Той ночью Лиза окончательно поняла: она никогда не выйдет замуж - кому нужна бесплодная двадцатипятилетняя сотрудница Министерства энергетики? Николай Михайлович с самого начала дал понять, что брак между ними невозможен, и Лиза смирилась с этим, как еще раньше смирилась с тем, что родители определяли за нее, с кем ей дружить и как поступать.
Именно Лизиному отцу позвонил Пискунов, когда, открыв собственную фирму, решил позвать Лизу секретаршей. Услышав, сколько старый друг предполагал платить его дочери, Лизин отец, вообще-то неприязненно относившийся к новомодным СП и ООО, разволновался. Он не спал всю ночь, а утром сообщил Лизе, что надо идти в ногу со временем и, главное, Николай Михайлович такой человек, которому можно доверять.
В министерстве Лиза уже занимала небольшой, но перспективный пост заместителя начальницы группы разработки АСУ для областей Крайнего Севера. Она покинула старую работу без сожаления, и уже через две недели рыжее солнце ее волос сияло в предбаннике Питкуновского офиса. Лизиной напарницей была двадцатилетняя Оксана, подрабатывавшая по вечерам после института. Иногда она приходила раньше времени, и они с Лизой пили кофе и беседовали про жизнь. Слушая Оксану, которая была моложе всего на восемь лет, Лиза неожиданно поняла, что прожила тридцать лет в каком-то полудремотном, бессознательном состоянии. Мысль о том, что она может сама решать свою судьбу, оказалась новой и будоражащей.
Лиза пошла на курсы бухгалтеров и через полгода осознала, что ей нравится придумывать сложные финансовые схемы. Через год она уже знала, что умеет делать это хорошо. Из секретарши Лиза стала помощником бухгалтера, зарплата выросла в полтора раза, бо?льшую часть денег Лиза по-прежнему отдавала родителям, а отец все чаще и чаще повторял формулу про ногу времени и человека, которому можно доверять.
Еще через полгода этот человек попытался кинуть своих партнеров, был смертельно бит и, полупарализованный, отправился под крыло жены, уставшей от его измен и всю жизнь дожидавшейся этого момента. Лиза и еще два десятка сотрудников в одночасье оказались без работы - но Лиза все равно была благодарна Питкунову. За месяц до своей неудачной аферы Николай Михайлович уговорил Лизиного отца, что взрослой женщине уже пора жить отдельно от родителей. Теперь Лиза отказалась возвращаться в Медведково - сказала, что будет искать новую работу. Отец сказал, что честной девушке не следует работать в коммерческой структуре, если за ней там некому присмотреть, а Лиза, неожиданно обозлившись, рассмеялась отцу в лицо и сказала, что Питкунов присматривал за ней так хорошо, что ей пришлось делать себе аборты, пока она не стала бесплодна. Отец наорал на Лизу, обозвал лгуньей и блядью, а через три часа слег с обширным инфарктом, от которого так и не оправился. Последнюю неделю его жизни Лиза провела в больнице, стараясь избегать матери, повторявшей, что ее дочь - шлюха, которая свела в могилу отца, что с нее взять, она с самого Лизкиного детства знала, что девочка вырастет дрянью, надо было строже, строже воспитывать, она всегда это мужу говорила. Они не остались вдвоем даже после поминок: когда за последним из отцовских сослуживцев закрылась дверь, Лиза, не говоря ни слова, взяла свою сумку и отправилась на съемную квартиру, проплаченную за полгода вперед. У Лизы было немного денег и твердая убежденность в том, что необходимо как можно скорее найти работу.
- Ящер страсти из бухты грусти - Кристофер Мур - Современная проза
- Налда говорила - Стюарт Дэвид - Современная проза
- Гроб Хрустальный. Версия 2. 0 - Сергей Кузнецов - Современная проза