— Вот, — выпростала лапы из-под фартука Донна. — Положено добытчику. Как главный трофей, значит…
Ну-ка, что за рукоделье? В узловатых зеленых пальчиках гоблинихи шуршала и потрескивала снизка тупых массивных треугольников буроватой кости, просверленных простеньким дыробойным заклятием и собранных на прочный шнурок вперемежку с лазуритовыми бусинами такой же грубой выделки. Зубы пескозмея, а синий камень — знак того, что в воде добыт. Трофей из песка, как я понимаю, был бы яшмой обозначен.
Знатная бижутерия. Законный документ, подтверждающий эту невероятную охотничью историю. Рассказали бы — не поверил, что пустынную тварь на гарпун в колодце можно взять, да еще с «каучуковой лианой»! Проще представить себе охоту на крикуна через каминную трубу. Из ферробалисты какой-нибудь огнебойной…
— А я-таки песнь сложила, — вступила Лайла. — О славной тебе охоте, даже пире и вовсе братании! Ее вам сейчас будет спеть или совсем потом, для уже разом всех?
Мысленно представив себе образец поэтическое го творчества простодушной гоблинихи, я с трудом удержался от желания схватиться за голову. И не сразу сообразил, как пресечь исполнение, не обидев зеленявку:
— Спасибо за труд, девочки. Особо тебе, Донна. — Та забормотала было что-то вроде «чего уж, все старались…», но я продолжал гнуть свое: — И тебе, Лайла, спасибо наособицу. Молодец! Только не время сейчас для песен, собираться пора, пока ветер не упал!
— И то верно, — как мне показалось, тоже с некоторым облегчением подхватила старшая зеленявка. — Пошли, Ля, дел невпроворот. Будет еще случай спеть.
И споро утащила под локоток порывавшуюся оглянуться и бросавшую на меня просительные взгляды первую и единственную гоблинскую стихосказительницу. Похоже, не я один критически настроен относительно ее талантов. Но берегут не только свои уши, но и ее душу — впрямую никто не выскажется. Разве что Сигурни могла бы. Только ей все эти саги просто по фигу, в силу врожденной глухоты к искусству и глубочайшей конкретности мышления. Во всяком случае, мне представлялось именно так.
Однако шума, гама и неразберихи вокруг хватало и без исполнения эпосов зеленокожего народа. Отбытие рыбарей, выводивших пескокаты из-за караван-ангара под ветер и ставящих паруса, пропустить было попросту невозможно. Хлопала под утренним бризом ткань, метались по гребням дюн тени, скрипели снасти и колеса, глухой перестук тормозов отмечал рывки и подвижки двухколесных буеров, занимающих места в строю.
Наконец все выстроились вслед за «классической моделью» предводителя. Сам Чухчай вывел пескокат на стартовую позицию раньше всех и теперь флегматично поджидал суетящихся парней в фуфайках. Спокойствие его нарушило лишь мое появление.
Блоссом, его гоблинихи и мое семейство как раз подтянулись с обратной стороны строения — проводить нежданных, но очень уместных соседей по ночлегу и соратников в охоте на пескозмея. Так что прощания, почитай, никто не пропустил, кроме Рона Толкача. Купчика с утра видно не было — забился в какую-то щель и носа не казал.
Ну и демоны с ним, с малахольным. В сторожа трусоватому парню никто из нас не нанимался.
Чухчай меж тем лениво спустил ноги с руля, встал и, порывшись в бардачке под сиденьем, извлек флягу порядочных размеров. О содержимом ее и гадать было нечего — ракия! Причем количество печатей и заботливость упаковки явно не предполагали немедленного употребления. Подарок…
Я деловито оглянулся на своих в поисках совета насчет ответного дара. Умница Хирра с готовностью протянула развернутый алый шелковый платок с двумя чарками из мозговой капсулы пескозмея. Как заранее знала, ей-боги!
Процедуру обмена подарками мы с предводителем рыбарей произвели со всем возможным уважением, молча, под почтительный гомон бородачей и зеленявок. Отступили на шаг каждый, поудобнее прибирая обретенные сокровища…
И в один голос рассмеялись.
— Получается, ты теперь при выпивке, а я при посуде! — жизнерадостно хохотнул Чухчай. — Ни мне, ни тебе не попользоваться!
— Это ненадолго! — в тон ему ухмыльнулся я. — Чую, такие парни, как мы с тобой, без недостающего долго не останутся!
— Ага! — мотнул головой бородач. — В точку!!! Мы оба заржали и обнялись напоследок, что есть силы хлопая друг друга по спинам. Прочие тоже зашумели в голос, размахивая руками и желая друг другу удачи в пути. Даже моих эльфочек зацепило общим настроем — сдержанная Хирра заулыбалась, а и без того буйная Келла начала бесноваться пуще гоблиних. Пемси в подражание своей атаманше откалывала те же коленца, да еще и подпрыгивала…
Впрочем, расставание после таких восторгов прошло на удивление легко и быстро. Чухчай уселся в кресло своего «Бромлей-Торвальдсена», махнул рукой, и вся его команда разом привела паруса к ветру. Заскрипел песок под колесами и катками, пескокаты тронулись с места и пошли, вначале медленно и нестройно, затем все быстрей и быстрей, набирая ход. Паруса ровно загудели, разгоняя двухколесные буера, и вскоре те уже запрыгали по гребням неблизких дюн.
Все потихоньку успокаивались, шумно обсуждая случившееся. Разве что Блоссом до сих пор вел себя на удивление осторожно. Лишь когда мачта последнего из пескокатов скрылась в мареве над быстро нагреваемыми солнцем барханами, санд-шкипер прервал нетипичное для него молчание и тихонько изрек, подводя черту под ночевкой в компании приятных парней и их застенчивого предводителя:
— На тебя, командир, не иначе Судьба в кости ставила. Редко так выходит, чтобы с Капитаном Пустыни при своих разойтись. А чтобы обетом с ним заручиться — так вовсе небывалое дело. У нас, природных пескобродов, с ним свой зарок на кровь, воду и ветер. Но чтобы фляжками поменяться с самим…
До меня с некоторым запозданием дошло. Как «каучуковой лианой» в нос с оттяжкой. Лишь голевой покрутить оставалось, проверяя, все ли в ней на местах. И все равно не помогло — только звону больше стало. Страхи Джоггера, только теперь опасливо показавшегося из неведомого укрытия, стали понятны, но уважения к нему не прибавили.
После такого наше собственное отбытие как-то пролетело мимо меня. И столь давно предвкушаемый завтрак — тоже. Даже вкус фиников, разведенного вина и копченого альтийского сыра, заплетенного в затейливые жгуты, толком не разобрал. Только к полудню очухался более-менее, как раз к очередному знаку на пути, совершаемом нами в песках.
Солнце уже лупило со всей дури, не оставляя и клочка тени от парусов. Впору снова очки темные надевать или там щелевые с дырчатыми, вроде горных. А то и сон добирать под навесом. Все одно ничего нового в череде бесконечных дюн не разглядишь…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});