Читать интересную книгу Мозг - Робин Кук

Лаборатория была не заперта, но никого не было. Если кому-нибудь вздумается красть микроскопы, то пусть идут сюда. Он открыл дверь в секционный зал. Тоже никого. Идя вдоль длинного центрального стола с целой батареей микроскопов и стоящих рядом с ними диктофонов, Филипс вспомнил, как впервые рассматривал свою собственную кровь. Он вновь ощутил боязнь выявления лейкемии. Годы учебы в институте были полны воображаемыми болезнями, которыми Мартин поочередно страдал.

В глубине комнаты он нашел бунзеновскую горелку, на которой в химическом стакане кипятилась вода. Расположив на столе банку и слайды, он стал ждать. Ожидание было недолгим. В лабораторию вразвалку вошел неимоверно толстый стажер Бенджамин Барнс. Рассчитывая на отсутствие посторонних, он в дверях продолжал застегивать молнию на ширинке.

Филипс назвал себя и попросил Барнса об одолжении.

— Какое еще одолжение? Я хочу закончить вскрытие и убраться отсюда.

— У меня здесь несколько слайдов. Не могли бы вы взглянуть на них?

— Здесь полно микроскопов. Почему вы не смотрите сами?

Слишком бесцеремонное обращение со штатным сотрудником, пусть даже из другого отделения, но Мартин заставил себя подавить раздражение. — Столько лет этим не занимался. А потом, это мозг, тут я никогда не был силен.

— Лучше бы дождаться утром невропатолога.

— Да мне нужна самая первичная оценка.

Филипс всегда считал толстяков неприветливыми, и патолог подтверждал это мнение.

Барнс неохотно взял слайды и вложил один из них в микроскоп.

Просмотрев его, вставил другой. На все слайды потребовалось около десяти минут.

— Интересно, — сказал он. — Вот, посмотрите на это. — Он подвинулся, чтобы Филипс мог видеть.

— Видите эту светлую область?

— Ага.

— Здесь раньше была нервная клетка.

Филипс поднял взгляд на Барнса.

— На всех этих слайдах с красными отметками есть области, в которых нейроны либо отсутствуют, либо находятся в плохом состоянии, — пояснил стажер. — Интересно, что воспаления почти или совсем нет. Не имею понятия, что это. Я бы описал это как многоочаговую дискретную гибель нейронов с неизвестной этиологией.

— И никаких догадок по поводу причины?

— Совершенно.

— А если множественный склероз?

Стажер сделал гримасу, наморщив лоб. — Может быть. При множественном склерозе иногда встречаются поражения серого вещества, хотя обычно все поражения локализованы в белом веществе. Но они выглядят не так.

Воспаление сильнее. Для уверенности я бы сделал миелиновую пробу.

— А кальций? — спросил Филипс. Филипс знал, что на плотность снимка влияет не так много факторов, но кальций относится к их числу.

— Я не заметил никаких признаков кальция. Опять же нужна проба.

— Еще одна вещь. Хорошо бы сделать слайды с затылочной доли. — Он постучал пальцем по верху стеклянной банки.

— Вы по-моему просили меня посмотреть несколько слайдов.

— Да, конечно. Я и не прошу смотреть мозг — только сделать срез. — У Мартина был тяжелый день, и он не был готов к общению с ленивым стажером-патологом.

Барнсу хватило здравого смысла не продолжать разговор. Он взял банку и побрел в секционный зал. Филипс пошел за ним. Хирургической ложкой Барнс достал мозг из формальдегида и положил рядом с раковиной на стол из нержавеющей стали. Взяв один из больших секционных ножей, он подождал, пока Филипс покажет нужную область. Потом срезал несколько сантиметровых слоев и положил их в парафин.

— Срезы будут готовы завтра. Какие нужны пробы?

— Все, какие знаете. И последнее. Вы знаете препаратора, который по ночам работает в морге?

— Вы имеете в виду Вернера?

Филипс кивнул.

— Слабо. Он немного странный, но надежный и хороший работник. Он здесь уже много лет.

— Как думаете, он берет взятки?

— Понятия не имею. А за что ему могут их давать?

— За все. Гипофиз для гормона роста, золотые зубы, особые услуги.

— Не знаю. Но я бы не удивился.

После неприятного происшествия в нейрохирургической лаборатории Филипс чувствовал себя особенно неуверенно, идя по красной линии в подвале к моргу. Громадное темное пещерообразное помещение перед моргом выглядело идеальной сценой для каких-нибудь средневековых ужасов. Кварцевое окошко в двери печи светилось в темноте, как глаз циклопического чудовища.

— Господи, Мартин! Что с тобой происходит? — произнес Филипс вслух, стараясь себя подбодрить. Морг выглядел так же, как накануне вечером. Висящая на проводах осветительная арматура без ламп придавала обстановке странный неземной вид. Ощущался слабый запах разложения. Дверь рефрижератора была отворена, и оттуда проникали наружу отблески света и струился холодный туман.

— Вернер! — позвал Филипс. Голос его отразился от старых стен, покрытых плиткой. Филипс вошел в комнату, и дверь за ним немедленно закрылась. — Вернер! — Тишину нарушал только капающий кран. Филипс осторожно приблизился к рефрижератору и заглянул внутрь. Вернер мучился с одним из трупов. Тот, очевидно, упал с каталки, и теперь Вернер поднимал обнаженный негнущийся труп и неловко пытался вернуть его на место. Ему не помешала бы помощь, но Филипс стоял на месте и наблюдал. Когда Вернеру удалось положить тело на каталку, Мартин вошел в рефрижератор.

— Вернер! — голос Мартина звучал, как деревянный.

Препаратор слегка присел и поднял руки, как лесной зверь, готовый к нападению. Филипс его напугал.

— Я хочу с вами поговорить. — Филипс решил разговаривать авторитетно, но голос звучал слабо. — Я понимаю ваше положение и не собираюсь создавать неприятностей, но мне нужна некоторая информация.

Узнав Филипса, Вернер расслабился, но не пошевелился. Видны были только вырывавшиеся при дыхании облачка пара.

— Мне необходимо найти мозг Лизы Марино. Мне безразлично, кто и с какой целью его взял. Я просто хочу получить возможность посмотреть его в связи с проводимым исследованием.

Вернер был подобен статуе. Если бы не видимые свидетельства дыхания, его можно было принять за один из трупов.

— Послушайте, — сказал Мартин. — Я заплачу. — Ему еще ни разу в жизни не доводилось никого подкупать.

— Сколько? — спросил Вернер.

— Сто долларов.

— Я ничего не знаю о мозге Марино.

Филипс смотрел на застывшие черты препаратора. В этих обстоятельствах он чувствовал себя бессильным. — Хорошо, если вспомните, позвоните мне на рентген. — Он повернулся и вышел, но в коридоре поймал себя на том, что бежит, направляясь к лифтам.

Войдя в подъезд многоквартирного дома Дениз, Филипс стал просматривать таблички с именами. Он примерно знал, где ее квартира, но квартир было так много, что ему всегда приходилось немного поискать. Он нажал черную кнопку и, держа руку на дверной ручке, ждал, когда откроется электрический замок.

В здании стоял такой запах, как будто все жарили на ужин лук.

Филипс пошел по лестнице. В доме был лифт, но, если внизу его не было, то ждать приходилось долго. Дениз жила всего на третьем этаже, и Филипс был не прочь подняться пешком. Но на последнем марше он начал понимать, насколько сильно устал. День был долгим и тяжелым.

С Дениз вновь произошла метаморфоза. Она больше не выглядела усталой; по ее словам, она немного вздремнула после ванны. Ее блестящие волосы, не стесненные заколкой, ниспадали мягкими волнами. Она была в розовом атласном лифчике и таких же трусиках, оставлявших воображению требуемый простор. Усталость Мартина немного прошла. Он всегда восхищался ее способностью сбрасывать деловитую госпитальную оболочку, хотя и понимал, что для такого следования своим женским фантазиям ей требовалась большая уверенность в своих интеллектуальных способностях. Редкое и восхитительное соответствие.

Они обнялись у двери и, не говоря ни слова, рука об руку прошли в спальню. Мартин мягко опустил ее на постель. Вначале она просто повиновалась, наслаждаясь его пылким нетерпением, потом и она загорелась, и ее страсть не уступала его страсти, пока они оба не излились во взаимном самовыражении.

Некоторое время они лежали рядом, просто ощущая свою близость и стараясь сохранить в себе доставленное друг другу наслаждение. Потом Мартин приподнялся и, опершись на локоть, стал повторять пальцем очертания ее искусно вылепленного носа и губ.

— Мне кажется, наши отношения совершенно выходят из-под контроля, — сказал он, улыбаясь.

— Согласна.

— Эти симптомы у меня наблюдаются уже пару недель, но только в последние два дня я поставил точный диагноз. Я тебя люблю, Дениз.

Никогда еще это слово не значило для Дениз столь много. Мартин раньше не затрагивал любовь, даже когда говорил, как ему нравится Дениз.

Они поцеловались, чуть соприкасаясь губами. Слова не требовались, но они раскрывали новые стороны их близости.

— Я в какой-то мере боюсь признаваться тебе в любви, — произнес Мартин после недолгого молчания. — Медицина разрушила мой прежний союз, и я опасаюсь повторения.