Я насторожился: Митька угрожающе зашагал к Севе, который стал медленно пятиться к подъезду, прижимая к груди лыжи. Митька, по своему обыкновению, что-то грубо закричал, подскочил к Севе и принялся вырывать у него лыжи… Ах, так? Ну, Вадим Вадимыч, здесь уж не я виноват!..
Я в два приема спустился по лестнице и выбежал во двор. Митька уже отнял у Севы лыжи и, бросив их подле себя на снег, нахально пихал в крепления ногу.
— А ну сейчас же отдай обратно, болван! — срывающимся от негодования голосом крикнул я и замер: не ужели все-таки придется пускать в ход кулаки?
Ну теперь-то уж я ни капельки не боялся этого бессовестного; наглого забияку, даже больше, прекрасно знал, что он совершенно беззащитен передо мной. Но было стыдно даже и подумать, как это я, хорошо знающий бокс, вооруженный множеством хитроумных приемов, накинусь на невооруженного и, пользуясь своим преимуществом, стану его бить… Но делать нечего!
Однако, резко выпрямившийся и злобно посмотревший, кто это осмелился на него кричать, Митька вдруг сник, медленно отвернулся и опустил голову.
Я едва не задохнулся от радости: Митька, сам Митька — и вдруг!
— Так слышал иль нет? Сейчас же подними и отдай лыжи тому, у кого взял! — надвигался я на обидчика. «Ой, да неужели послушает?»
И Митька, тот самый Митька, которого все во дворе боялись и остерегались — даже взрослые! — с трудом, точно у него вдруг одеревенела спина, нагнулся, поднял лыжи и, не глядя, протянул Севе.
Это была уже окончательная, неоспоримая победа!
— И-эх ты, шалопут! — услышал я тотчас за своей спиной голос дяди Влади, который вышел на улицу, как потом признался, на всякий случай. — Я гляжу: ты молодец на овец, а на молодца — сам овца!
И Митька стерпел даже это! Понурившись, он молча побрел по глубоко протоптанной дорожке к своему дому, стараясь не глядеть на злорадно смотревших на него со всех сторон мальчиков и девочек. Жора и Лиля с лыжами на плечах — они как раз вошли во двор — испуганно остановились, стукнувшись лыжами. Но я крикнул, чтобы они не боялись и спокойно шли себе. А Митька еще более ссутулился и даже в снег свернул, чтобы дать им дорогу.
На всю жизнь запомнился мне этот сладчайший миг: понуро стоит по колено в снегу, точно наказанный щенок, Митька, и восторженно смотрят на меня, прекрасно понимая, что с этой самой минуты Митькиной тирании наступил конец, Жора, Лиля, Сева и все мальчики и девочки нашего двора.
А день был такой солнечный и яркий, какого до этого я ни разу не видел.