огромными потерями, если вовсе не полноценным разгромом. Сейчас я чувствовал жажду крови и желание заполучить как можно больше богатств, которые уже было невозможно хоть куда-то определить, а потому завоёванное золото караванами отправлялось к моему поселению, которое так и не получило своё название за всё время экспедиции. Однако же, мы до сих пор не имели точных данных о том, насколько же огромное государство раскинулось на берегах реки Инн. Местные правители не имели практики создания карт, а их рассказы настолько разнились между собой, что у меня пухла голова, когда я пытался сопоставить полученные данные в цельную картину. Получалось, мягко говоря, скверно, ведь показания отличались кардинально. Один говорил, что река дальше изгибается на восток, другой на запад, а в реальности она и вовсе продолжала течь на юг. Я бы понимал проблемы в коммуникации, если бы они разговаривали друг с другом на разных языках, но я не слышал даже малейшего различия, а уж о диалектах было и вовсе говорить бессмысленно. Складывалось чувство, что ни один из местных правителей не осознаёт, насколько же огромные территории занимает их общее государство. Потому было просто невозможно хоть сколько-то продумывать наши дальнейшие действия и приходилось постоянно действовать по ситуации. Мне это совсем не нравилось, но пока что мы продолжали воевать без потерь, и я не собирался останавливаться.
Фабрис постоянно заявлял, что в Старом Свете нет столь громадных рек. Он практически не отходил от походного столика, стирая десятки и сотни гусиных перьев, расписывая целые книги своим плотным, хоть и несколько корявым почерком. Если исписанный им лист на ларингийском языке можно было ламинировать и отправлять в несуществующий музей каллиграфии, то вот на сурском Фабрис писал куда как хуже и медленнее.
- А не пора ли нам остановиться, Вадим?
Фабрис, пользуясь последними лучами заходящего солнца, быстро писал рунами на желтоватом листе своей большой книги. В последнее время он практически не брался за меч, всё больше становясь человеком пера. Впрочем, винить его было нельзя. Возраст этого старого наёмника неостановимо приближался к семидесяти годам и его тело не могло быть столь эффективно в бою, как-то было раньше.
- Зачем? У нас задача провести разведку этих земель. Раз у нас это получается и пока мы не встретили серьёзных проблем, то к чему нам сдерживать наш успех?
- Как минимум из-за того, что наши «исследования» стоят огромной крови. Мы могли бы продвигаться более мирными способами, а не сравнивая с пылью многие селения. За одно наше путешествия у Высокий Предков столько работы появилось, а мы всё больше её добавляем.
- Под старость лет ты решил стать моралистом? Мы многие года только и занимаемся тем, что отнимаем чьи-то жизни. Нам бы пора к этому уже привыкнуть. Тем более, что необходимо золото, чтобы у нас была возможность продолжить удерживать эти земли и дальше. Здешние народы никак не смогут обеспечить нас достаточным количеством необходимых специалистов, дабы было возможно улучшить жизнь местных жителей. Нам будет необходимо заказывать специалистов из Старого Света, а они за простое «спасибо» работать не будут. Так что придётся нам золотишко копить, если мы хотим и дальше жить здесь припеваючи.
- Но зачем нам было атаковать первыми?
- Потому что бить необходимо первым. Ты не хуже меня видел, насколько большими силами обладают местные государства. Если бы они захотели нас захватить, то у них были бы большие на это шансы. Мы ударили первыми и ударили очень вовремя. Пусть лучше местные будут нам подчиняться, чем наши потуги в колонизированной этой земли провалятся из-за лишней миролюбивости. Поверь мне, я пользуюсь далеко не самыми жестокими методами, которые существуют в нашем арсенале.
- Что же такое страшное есть у тебя?
- Болезни. В моём мире научились применять болезни как оружие, начиная закидыванием трупами непокорных крепостей, продолжая заражёнными смертоносной хворью одеялами и целыми бомбами, которые сбрасываются на головы людей, заражая огромные пространства. Эти земли знают, что такое эпидемия и пусть они лучше умрут в бою, нежели погибнуть от болезней у себя в домах.
- В твоих словах есть правда, но я прошу впредь тебя быть менее кровожадным. Я не вижу разницы между местными жителями и верующими в Высоких Предков. Я поклялся убивать только за причину, но единственное что провинились аборигены, так это тем, что живут на этих землях.
- География – это судьба. Они не смогли развиться до достаточного уровня и уж это значит, что они рано или поздно бы погибли в условиях противостояния с другой цивилизацией. Наше пришествие – одно из лучших событий, которое вообще могло с ними случится.
- Наши победы происходят только из-за исключительного интеллекта одного южанина. Не будь его гениального ума и гарантировать наши множественные победы никто бы не смог.
- Приди мы на эту землю на пятьдесят или сто лет позже, то чтобы вообще изменилось? Ты видишь их уровень? Никто из них не освоил и железо, а другие и вовсе до сих пор дубинами воюют. Сейчас у нас разница в технологиях ещё меньше. Думаешь, если бы они продолжали копошится в собственной грязи, то было бы лучше?! Нет! Мы соберём их земли в своих руках и тогда у нас будет шанс дальше двигать прогресс. Ты же не хуже меня знаешь, что человечество в своей сущности консервативно, и сколько времени мы тогда потратим на уговоры, просто чтобы заставить их кипятить воду?! Года, если не десятилетия. Может даже быть, что целые поколения понадобятся, чтобы внедрить такое маленькое изменение. А остальные технологии?! Их сотни и тысячи, а время у нас не бесконечное. За нами придут другие, а уж они не будут выказывать даже малейшей заботы о местных. Их будут просто эксплуатировать и выкачивать отсюда бесчисленные ресурсы. Переговоры, конечно, очень хороши, но они куда эффективнее, если слова подкреплять рёвом орудий.
Я посмотрел на Фабриса. Мужчина сидел за столом, положив на него руки и выпрямив спину. По его по старчески осунувшемуся лицу было понятно, что он слушает внимательно и прекрасно понимает смысл произносимых мною слов. Вот только все приводимые доводы словно волны разбивались о прибрежные скалы моральных устоев бывшего монаха. В этом старом человеке удивительно уживалось то, что просто не должно было сосуществовать. Он был воином, и я прекрасно помнил, какие необычайно красивые пируэты выписывал он своим мечом. Я помнил реки крови