И уж не сравнить этот мир и его воздух с тем, что было на морским дне. Следовало признать, что Ия много сил вложила в его обустройство, но, наверное, ей просто не хватило времени. А Нижний мир благоволил Богам, питал и восстанавливал. Возможно, не только их, но и всех своих обитателей.
Вдали виднелись официальные резиденции Смертных Богов — Храм Правосудия, дворец Судьбы, дворцы деймосов и Варда и Мерты. Еще дальше, в самом начале Адских полей, — огромная скала, на котором высился замок Танатоса. Под скалой серебрилась река Судьбы.
Лишь Танатос мог жить в такой непосредственной близости к ней. Феб поежился. Все остальные Боги побаивались ее, и он не был исключением. Сказать по правде, никто из них не знал, чем страшна была река, но все, кого она коснулась, менялись. Не зря же высшей мерой наказания Бога было испытание рекой Судьбы — омовение в ее водах.
Он увидел, как среди кустов и цветов из "жилых кварталов" мягко светившиеся в полумраке, как маленькие светлячки, души двигались в сторону реки, постепенно стекаясь в тонкий ручеек, растворявшиеся в ее свете. Когда-то давно, еще мальчишкой, он бывал здесь и наблюдал эту картину.
Тетушка Мерта рассказывала, что души добровольно следуют в реку, чтобы получить новую жизнь. Но то не Боги. Те уж точно не захотят "утонуть" в реке Судьбы. В этом он был уверен.
Напротив Храма Правосудия раскинулся белый дворец Судьбы. Как он помнил, там располагались Богини Судьбы. В их рабочие помещения никого постороннего не пускали. Как и многие обитатели Верхнего мира, он тоже задумывался не раз, что же там такого тайного держат. Только Ия, услышав догадки Дии о том, что так могло быть, долго смеялась. На любопытство Феба сообщила, что ничего секретного в дворце не было.
— Раз они Богини Судьбы, Пряхи и Прядильщицы нетленного и нетканного Бытия, — говорила она, — что, по-твоему, Феб, может быть их рабочими инструментами?
— Откуда же я знаю? Я этим вашим рукоделием не занимаюсь, — удивился брат, пожав плечами, а Ия с улыбкой покачала головой.
— Наша Уна тоже рукодельничать любит, — наставительно сообщила она, — Ты не помнишь, чем она пользуется? Весь ее дом уставлен пяльцами, ткацкими станками, прялками, чесалками, веретенами и корзинками с нитями. Вот и у них также. Они же — Пряхи и Прядильщицы…
— Ты видел Ию? Как она? — уже совсем бодро шагая по дорожке, окаймленной цветущими кустами, спросил Феб, отгоняя воспоминания о сестре.
Сейчас не время грезить. Было важнее увидеть ее, убедиться, что с девчонкой все в порядке. Разве не могла она ему хоть намекнуть, что задумала? Сколько ее шалостей и задумок он поддержал, и от родителей и старших утаил. Страшно вспомнить. Особенно, если бы они узнали о них. Конечно, Ия — быстро думает и действует, часто себе же в ущерб. Он бы помог, смог сориентироваться и подстроиться.
Не дождавшись ответа, обернулся к Лаусу и увидел, как тот показывает за его спину.
— Феб! — требовательно окликнули его, как и указывал Лаус.
— Вас встречают, патрон, — сказал он, как показалось Фебу, с облегчением.
Нахмурив брови, мужчина не стал продолжать разговор. В конце концов сейчас он сам все увидит. Развернувшись, Феб быстрым шагом направился навстречу возмущенной Дии. Вот уж кого он совсем не желал увидеть, но придется, судя по размашистой походке родственницы.
— И я тебя рад видеть, — отозвался он, щелчком обновляя одежду. Его силы восстановились достаточно для того, чтобы больше не переживать о своем виде, возможностях и силах.
— А уж, как я рада! — фыркнула Дия, отбрасывая с лица волосы. Она была, как обычно, раздражена, но почему-то не бросалась обвинениями. Мужчина ожидал, что ему тоже поставят в вину ее невежливое водворение из дворца Ии.
— Э… Дия, ты чего такая растрепанная и… заплаканная? Вы с Ией опять подрались? — спросил он, замечая, что родственница не успела убрать несовершенства своей внешности.
— Нужно мне с этой… дикаркой драться еще, — она вяло отмахнулась, вытерла слезы рукой, не замечая, что размазала по лицу черную подводку, и медленно направилась мимо него по дорожке.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Дия, что происходит? — удивился Феб. — Ты даже ругаться не будешь?
— Иди, тебя ждут! — ответила Дия, отворачиваясь и давая понять, что говорить не намерена.
— Патрон, Храм, — напомнил Лаус, останавливаясь рядом с вздорной Богиней, от тяжелого характера и острого языка которой не раз страдал, — Я присмотрю за госпожой Дией. Не переживайте.
С сомнением оглядев такое странное рвение помочь Дии — после некоторых ее выходок его воины старались избегать эту конкретную родственницу — Феб продолжил свой путь к Храму, на пороге которого его ждали.
Высокая и стройная серебристоволосая блондинка в длинном светлом одеянии куталась в широкий шарф, прикрывая обнаженные плечи, как будто ее знобило от холода. При такой теплой погоде это было, по меньшей мере, странно. Феб встревожился ни на шутку. Последние шаги он пробежал до сестры.
— Уна? — окликнул он.
Сестра подняла на него взгляд. Виновато сморщилась и снова заплакала, трясущимися пальцами судорожно сжала шарф, кутаясь в него.
— Пойдем, — с упавшим сердцем предложил мужчина, догадываясь, почему не скандалила по своему обыкновению Дия, и обычно выдержанная Уна плакала как маленькая девчонка. Он обнял ее за плечи, увлекая в Храм, — Все совсем плохо, Уна? Ия…, — не решился продолжить, а сестра его не слушала, прижав к лицу уже мокрый кончик шарфа, который мяла в руках. Следом за ними, немного погодя, вошла и шмыгавшая носом Дия.
Как и ожидалось, собрались почти все. Служители расставили в пустом и просторном зале, где заседали обычно Танатос и Алестра, кресла для Богов. В одном из дальних углов, устало прикрыв рукой глаза и отгородившись от всех присутствующих, в глубоком сидела Вета. Рядом с ней полукругом стояли ее дочери, которые перешептывались между собой, стараясь не тревожить мать.
Через несколько кресел от них сидели Мерта и Вард. Они не говорили ни между собой, ни с кем из присутствующих, предпочитая молчать. То, что они рядом находятся и помнят об этом, выдавали сплетенные руки. Вард задумчиво поглаживал второй пальцы жены, та же смотрела в другую сторону. Рядом с ними сидела столь же бледная и мрачная Алестра, кутавшаяся в привычные ей темные одежды.
Эо методично шагала по залу из угла в угол, отмахиваясь от любых попыток своей свиты с ней заговорить. Увидев застывшее лицо матери, Феб понял, что она вероятно обдумывает, как быть дальше. Обычно такое состояние у нее следовало за истерикой. Сначала порыдать и побиться о стены, а потом, молча, ходить по комнате, отказываясь от любых проявлений сочувствия. Ему тоже иногда хотелось уметь так выплеснуть все лишние эмоции, освободив голову для более важных вещей. В такой момент ее не стоило тревожить. Мало, кто знал, но его мать была неплохим стратегом, хоть и не любила это всем демонстрировать.
Переговаривавшиеся о чем-то негромко Кавед и Криан появились из одного из боковых выходов. Завидев вошедших в Храм Феба и Уну, отец скупо кивнул и указал на кресла.
— Присаживайтесь, — предложил он хриплым голосом, — Думаю, не надо рассказывать, зачем мы все здесь собрались…
— Отец, мы не могли до вас достучаться, — сказал Феб, оставляя сестру и подходя к отцу, — Если Ия признана виновной, то и меня наказывайте. Я там тоже был…
— Займи свое место, сын, — отрезал бледный Кавед, слегка нахмурившись, — Все разговоры будут потом…
— Отец, я виноват, что не уберег ее. Она меня спасла. Я не позволю ее осудить, — прошептал Феб, послушно отступая в сторону. Кавед с болью посмотрел на него и взглядом обвел зал. Очевидно, в поисках жены.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Эо продолжила свой маршрут, не обращая внимания на рассаживающихся в свои кресла Богов. Все посторонние покидали зал. Оставшиеся Боги оглядывались на нее, но никто не осмелился ее остановить и усадить. Даже Кавед, который устроился на одном из крайних мест, оставив рядом с собой пустое. Очевидно, для жены.