кажется, что так она показывает, что не хочет покидать поросят?
– Ну да, поди разбери, что она там думает, – отвечает Лейв, подталкивая свинью к выходу.
Совсем не похоже на первый весенний выгул, когда свиньи пулей вылетают наружу. Сейчас их, кажется, свежий воздух не интересует вовсе. Неуверенным шагом они вразвалку выходят из здания по мосткам. Некоторые пытаются развернуться и снова попасть внутрь. Мы преграждаем путь и подталкиваем идти дальше.
Дело продвигается ни шатко ни валко. Пятачок для них – все равно что радар, свиньи то и дело останавливаются, чтобы сориентироваться: вот тракторная колея, вот отцветший одуванчик, тут пучок травы, там ямка в земле.
Внезапно до одной из свиноматок как будто доходит: она же может бегать! (Или, точнее, семенить.) Происходит это как раз у двери в помещение, куда мы должны завести животных. Свинья выбивается из стада и резко меняет траекторию движения. Лейв не двигается с места и направляет остальных к двери, а я пускаюсь в погоню. Не успев разбежаться, понимаю, что бежать не обязательно, достаточно ускорить шаг. Я без труда нагоняю ее через 15 м, а вот будь у нее физические параметры предков, ее бы уже и след простыл. За последние несколько столетий в организме свиней многое изменилось.
Долгое время домашние свиньи в Европе внешне так мало отличались от диких, что современный человек вряд ли бы заметил разницу. Тогда свиньи были волосатыми, быстрыми и выносливыми существами, отлично приспособленными к жизни под открытым небом и к охоте в тенистых лесах и болотах. Так было в доисторические времена, в период Античности, в Средние века и даже Новое время. Когда испанские конкистадоры отправлялись в Америку в XVI в., именно таких свиней, похожих на кабанов, они брали с собой в плавание. Об этом известно благодаря тому, что их популяция до сих пор изолированно живет на острове Оссабо у берегов штата Джорджия. Одичавшие свиньи Оссабо сохранили наибольшее сходство с домашними свиньями средневековой Европы.
В XVI в. европейцы в ходе экспансии на Восток познакомились с азиатскими свиньями. Китайцы обгоняли европейцев во многих областях, в том числе в свиноводстве. В Китае свиньи были жирнее, а их мясо – вкуснее, чем в Европе. К тому же росли и плодились они быстрее. В последующие годы азиатских свиней на торговых судах завозили в Европу, и сегодня во всем мире едва ли найдется хоть одна домашняя свинья, в геном которой не внесли бы вклад китайские предки[211].
Впрочем, к появлению той разновидности, которая знакома нам сегодня, привело не скрещивание с китайской породой. Азиатские свиньи имели черный окрас. В Европе, как правило, можно было встретить коричневатых, с рыжиной животных, а в некоторых местах встречались полностью белые и с розовой кожей. Сегодняшним представлением о том, что так и должны выглядеть свиньи, мы в первую очередь обязаны датчанам. Селекция, в ходе которой и появилась современная розовая безволосая свинья, стала результатом сложного взаимодействия культур и стран, наиболее видную роль среди которых сыграли Китай, Дания и Великобритания. Китайские гены повлияли на набор веса и плодовитость, а датские сказались в основном на окрасе.
Разведение различных пород домашнего скота в XIX в. стало для многих крестьян и прибыльным делом, и своего рода спортом. Люди состязались в том, у кого урожай и животные были больше и лучше, победа приносила почет и уважение, а когда к соревнованиям готовили домашний скот, основное внимание уделяли крупному рогатому. Когда участвовать стали и свиньи, главными параметрами, разумеется, стали величина и откормленность, и никто по этим критериям не может сравниться с американским боровом из штата Теннесси по кличке Большой Билл.
Поначалу ничто не говорило о том, что крошечному поросенку польско-китайской породы суждено стать мировой знаменитостью. Фермер Уолтер Чаппелл купил его, когда ему было всего несколько недель от роду, за три доллара с мелочью и стал кормить смесью кукурузной муки, батата и патоки. Вскоре Чаппелл заметил, что малыш Билл прожорливее прочих поросят. И рос он быстрее. Намного быстрее, причем останавливаться и не думал. В двухлетнем возрасте Билл весил уже как взрослый бык. В 1933 г., когда Чаппелл отправил своего питомца на Всемирную выставку «Столетие прогресса» в Чикаго, вес животного составлял ни много ни мало 1157 кг[212]. Поездка в Чикаго показала, что Большой Билл не просто большой. Всего через несколько километров пути стало ясно, что он слишком большой. Фургон, на котором его везли, не выдержал, Большой Билл был серьезно ранен, и шоферу пришлось усыпить его на месте. Хотя несчастный случай, должно быть, стал сильным ударом для Чаппелла, он все равно нашел способ не упустить выгоду. Чучело Билла сдали в аренду цирку, а потом стали хранить в гараже на ферме Чаппелла, где любой желающий за 10 центов мог поглазеть на знаменитого переростка[213].
Польско-китайскую породу, к которой относился Большой Билл, вывели в США в начале XIX в. За пределами страны особым успехом она не пользовалась. Намного бóльшую популярность снискала британская йоркширская порода, которую вывели, когда британцы ввезли к себе в XVIII в. датских свиней. Упрочившись в Англии, порода попала обратно в Данию, уже в измененном виде. Таким образом, селекция продолжилась там, в результате чего была выведена знаменитая датская «беконная свинья» или, как ее обычно называют, «ландрас». В ХХ в. эта порода придала новый импульс селекции во всем мире, благодаря ей появилась в том числе и норвежская разновидность ландраса.
Одну из предпосылок, обеспечивших успех датской породе, я наблюдаю прямо перед собой, когда свиноматки заходят в свинарник. Они трусят одна за одной по узкому проходу между отсеками, потому что для двух животных, идущих бок о бок, он слишком узок. Когда свинья внезапно решает развернуться, пытаясь вернуться туда, где места больше, поднимается кутерьма. Животное перегораживает поток, сталкиваясь с теми, кто шел позади. Они отступить не могут, поэтому свиньи сталкиваются мордой к морде, мотают головами, но видят, что деваться некуда. Свинья, сменившая траекторию движения, все равно пытается развернуться. Она поворачивает морду и со всей силы упирается пятачком в стенку, а зад оказывается припечатан к противоположной стене прохода. Когда тело ее окончательно принимает форму подковы, она уже ничего не может поделать. Задние и передние лапы оказываются выстроены едва ли не в прямую линию, беспомощно скользят по полу, и свинья начинает отчаянно визжать. Она не в состоянии сдвинуться с места.