такие вещи не смущают, особенно, если ты с юных лет в спорте: душевая, как и раздевалка, становится помимо основного назначения еще и местом разбора полетов, где горячо обсуждаются прошедшие тренировки и игры.
Пока парни в нескольких метрах от меня обсуждают, кто, где и как сегодня налажал, я намыливаюсь гелем для душа, прокручивая в мыслях и анализируя прошедший матч – где следовало сыграть жестче, а где умнее, где можно было отдать пас, а где ударить по воротам самому.
Взбивая пену в волосах, я слышу, как в душевую входит несколько парней. Они проходят в глубину помещения и занимают места у дальней стены. Их шестеро, они достаточно крепки, но не настолько, чтобы можно было принять их за хоккеистов – их фигуры отличаются.
Когда ты годами отдаешься одному виду спорта, у тебя даже походка меняется. Опытный глаз всегда отличит хоккеиста от фигуриста или, например, от футболиста, или от того, кто не занимается спортом вовсе.
У этих ребят выделяется раскачанный верх – бицепсы, трицепсы, плечевой пояс, и я тут же догадываюсь, это – керлингисты. И только уже после этого замечаю среди них светловолосого Лернера с рыхлой бабьей задницей. Надо признаться, я не разглядываю парней в душевой, но данное обстоятельство просто не мог не отметить.
– И как у тебя с той красоткой? – Спрашивает его один из ребят. – Продвигается дело?
Я замираю, и большой комок пены падает с моих волос мне на лицо.
– Ты про недотрогу с филфака? – Лернер встает под струи воды.
– Да. Она все еще тебя динамит?
– Ну, не построили еще ту крепость, которую бы я не взял! – Бахвалится бабьезадый подставляя под воду свою веснушчатую спину. – Не динамит, но набивает себе цену.
– Так ты что, идешь на рекорд? – Хохочет какой-то рыжеволосый дрищ в соседней кабинке. – Сколько уже ты ее окучиваешь? Месяц?
– Может, мне стоит попробовать, Макс? Вдруг ты не в ее вкусе? – Подхватывает его приятель.
Моя кровь начинает бурлить в венах, точно лава.
О ком это они? Мне не слышится?
– Спокойней, парни. – Остужает пыл товарищей Лернер. – Эта девочка только для меня, ясно? Она не из этих, и у нас все довольно серьезно.
На душевую обрушивается хохот.
– Ты и «серьезно», Макс? – Не верит рыжий. – А ну, повтори!
– Когда-то это должно было случиться. – Усмехается тот. – Эта малышка мне нравится. К тому же, мои родители будут только рады тому, что у меня появилась постоянная подружка. Достали уже меня своими нотациями. Предъявлю им ее, и успокоятся.
– Так когда ты планируешь оседлать эту лошадку, Макс? – Намыливает башку один из керлингистов.
– Мы планомерно движемся… к этому этапу. – Многозначительно отвечает Лернер.
– Эй, ты хоть целовал ее? – Визгливо подначивает его темноволосый качок. – Или она тебя и тут «побрила»?
– Было или нет? – Подхватывают другие.
– Мне и об этом нужно перед вами отчитываться? – Смеется Макс.
– Говори уже!
Я сжимаю кулаки.
– Не ваше дело, парни.
– У-у-уу!
– Просто скажи, она только выглядит как монашка? – Не унимается рыжий. – Или этот цветочек реально еще никто не сорвал?
– Я планирую разобраться с этим в ближайшее время. – Гордо заявляет Лернер.
И его приятели, те, кто может дотянуться, хлопают его по плечам.
– Мужик!
– Давай, держим за тебя кулаки!
Я ощущаю, что готов взорваться в любую секунду. Дышать становится труднее. Их смех эхом отдается в висках – так, будто слышится откуда-то из туннеля.
– Турунен! – Вырастает передо мной Ян. – Я положил ленту в твою сумку.
– Чего? – Выдыхаю с шумом.
– Пластырь. – Поясняет он, повязывая полотенце вокруг бедер. В этот момент все шестеро керлингистов проходят мимо нас за его спиной. – Я брал его, вернул обратно. Ты слышишь меня?
– А, да. – Хмурюсь я.
В это время женская задница Лернера, виляя, скрывается в коридоре.
– Спасибо. – Говорит мне Ян.
И уходит.
Отдышавшись, я смываю мыло с кожи и до боли прикусываю губы. Меня ведь не должен волновать тот факт, что этот хлыщ обсуждает мою сводную сестру с друзьями? Тогда почему это происходит? Где я прокололся? В какой момент позволил ей прокрасться в мое сердце?
И что теперь со всем этим делать?
* * *
Когда я возвращаюсь, в доме звучит музыка.
Бросив на пол вещи, снимаю обувь. Делаю несколько шагов и замечаю мать и Лео, танцующих посреди гостиной медленный танец под мелодию, играющую в музыкальном видео по телевизору. На матери длинное красное платье и туфли на высоком каблуке, на ее партнере – черные брюки с золотистыми подтяжками и черная шелковая рубашка.
Может, я пропустил анонс тематического вечера, но выглядит все так, будто они готовились заранее. Хотя, это же их новый стиль жизни – тратить деньги Харри, танцевать и веселиться. Хорошо хоть, бутылок со спиртным и бокалов нигде не видно.
Чтобы избежать разговоров, я прохожу через столовую сразу на кухню и натыкаюсь на кота. Тот сидит на полу у холодильника, свернув хвост калачиком, и внимательно смотрит на меня. Мелкий, худющий, глазастый, но чувствуется, что вырастет матерым, сильным и красивым котом.
– Привет, приятель. – Говорю я. – Ждешь, что тебя угостят?
– А говорил, он тебе не нравится. – Раздается голос за спиной.
Я оборачиваюсь.
Мариана стоит в дверях. Наверное, наблюдала за мамой и Лео, но теперь ее внимательный, оценивающий взгляд направлен на меня.
– Я говорил, что у меня аллергия. – Тихо отвечаю я.
И смотрю на нее, как загипнотизированный, в то время, как мой пульс беспощадно ускоряется.
Девчонка складывает руки на груди, медленно вдыхает и выдыхает. На ней теплые носки, короткие шортики и белая рубашка в розовую клеточку, концы которой завязаны в узел на животе. Я замечаю полоску светлой кожи над поясом ее шорт, аккуратную впадинку пупка и нервно сглатываю.
– Не обижай его, пожалуйста. – Просит меня Мариана.
Ее взгляд перемещается на котенка.
– И не собирался. – Почти шепчу я.
Между нами впервые происходит что-то похожее на осмысленный диалог, и это меня потрясает. Никто не фыркает, не угрожает и не оглядывает другого с ненавистью.
– Я поставила твой сок в холодильник. – Возвращая на меня взгляд, говорит сводная сестра. – Ты же любишь холодный?
Откуда она знает?
– Просто так подумала… – Добавляет она, краснея.
И облизывает губы.
Меня словно электрический разряд пронзает от этого неосторожного движения. А в пах опускается горячая тяжесть. И я спешу отвернуться и открыть холодильник. Беру сок, открываю крышку и пью. Дрожащая рука меня подводит, и несколько капель скатываются по подбородку и падают на ткань футболки.
Я вытираю рот ладонью.
Нужно просто отдышаться. Просто прийти в себя.