телевизор и не слушаю все эти многочисленные радиостанции — такого половодья, такого воистину моря беспомощной, бездарной, воинственной пошлятины Россия на моей памяти не знала никогда. Навсегда это или нет? Не знаю. Но, уверен, мне, по крайней мере, до видимого ясного для всех отрезвления моей страны не дожить».
Будучи временем вовлечен в политическую деятельность, Шмелёв, как и многие шестидесятники, искренне полагался на «высокую мораль, профессионализм, воображение и опять-таки здравый смысл „демократического крыла“ нашего тогдашнего общества». Ему виделось, что вот-вот во главе России вместе с М. С. Горбачёвым встанут люди типа А. Д. Сахарова и А. И. Солженицына. Действительность оказалась иной.
Шмелёв был противником экономической политики Гайдара — Чубайса, ибо о человеке, по его мнению, там думали в последнюю очередь, если думали вообще. Николай Петрович, напротив, всегда различал лица и голоса в потоке истории. Поэтому он и писателем был настоящим.
Выступая как-то в Центральном Доме литераторов на вечере Шмелёва, я говорил о его замечательном рассказе «Ночные голоса». В зале сидел М. С. Горбачёв, который живо, с места одобрял писательство своего товарища. Горбачёв внимательно читал беллетристику Шмелёва, но к его экономическим идеям так, к сожалению, и не прислушался по-настоящему.
Когда после августовского путча распался Союз писателей СССР, Шмелёв стал активным членом нового демократического Союза писателей Москвы. И был избран вскоре одним из его руководителей. В конце девяностых он заезжал к нам в Париж и уговорил меня принять авторское участие в большом исследовании «Россия в многообразии цивилизаций». Несколько статей, опубликованных мною в журнале «Современная Европа», превратились потом в главы коллективной монографии. И это все Коля, сам бы я не сподобился на такие культурологические опыты.
Юля Хрущёва, его первая жена, с которой мы общаемся и поныне, сохранила к нему теплое чувство. Коля недолго удержался в семейной орбите генсека, но и она, и он всегда по-доброму вспоминали о своем коротком, по сути студенческом, браке и, конечно, о семиметровой комнатке в коммуналке в Нижне-Кисельном переулке, где молодожены жили первое время и были счастливы. Важная деталь: разбежались они задолго до свержения Н. С. Хрущёва.
Я любил его негромкий голос, умный ироничный взгляд из-за очков, с ним было хорошо выпивать и думать. В сущности, Шмелёв был праздничным человеком, далеким от титульного поведения. Академические и депутатские лавры не искажали его натуру. Он был замечательным другом и очень обаятельным гулякой, если можно так выразиться, вспомнив хорошее русское словцо.
Его смерть застала меня в США, и я не смог прилететь проститься с ним.
Воображаемый московский снег засыпает следы времени. Но незримый след в душе, оставленный Николаем Петровичем Шмелёвым, остается нетронутым и необходимым.
Е. Ю. Сидоров
Литературовед, эссеист, критик, доктор культурологии
Министр культуры России (1992–1997)
Посол Российской Федерации в ЮНЕСКО (1998–2002)
Первый секретарь Союза писателей Москвы
Список основных научных трудов Николая Петровича Шмелёва
Н. П. Шмелёв
Избранное
Авансы и долги[28]
Состояние нашей экономики не удовлетворяет никого. Два ее центральных, встроенных, так сказать, дефекта — монополия производителя в условиях всеобщего дефицита и незаинтересованность предприятий в научно-техническом прогрессе — ясны, наверное, всем. Но как избавиться от этих дефектов, что делать, и не в теории, а на практике, — уверен, нет сегодня таких мудрецов ни наверху, ни внизу, кто решился бы утверждать, что им известен полностью пригодный для жизни рецепт. Вопросов у нас у всех сейчас гораздо больше, чем ответов на них. И нам еще много надо говорить, спорить, предлагать и отвергать, прежде чем мы всем миром нащупаем эти столь необходимые нам ответы.
По вспыхнувшим надеждам, по глубине, откровенности и смелости обсуждения наших проблем последние два года — это время подлинного возрождения нашей общественной мысли, нашего национального самосознания. XXVII съезд КПСС положил начало революционным переменам в жизни нашего общества. И развернувшаяся в стране прямая, честная дискуссия по наболевшим экономическим проблемам — одно из важнейших проявлений этого процесса.
Уже выявлены основные причины закупорки сосудов и замедления кровообращения в хозяйстве страны. Выдвинут принцип «от продразверстки к продналогу», означающий, что административные методы управления должны быть заменены экономическими, хозрасчетными стимулами и рычагами. Можно, наверное, сказать, что дорога здравому смыслу, по крайней мере в идейно-теоретическом плане, открылась. Очевидно, однако, что перестройку таких масштабов нельзя осуществить, как бы нам этого ни хотелось, одним махом. Слишком долго господствовал в нашем хозяйстве приказ вместо рубля. Настолько долго, что мы уже вроде бы и забыли: было, действительно было время, когда в нашей экономике господствовал рубль, а не приказ, то есть здравый смысл, а не кабинетный, умозрительный произвол.
Я понимаю, на какие упреки напрашиваюсь, но вопрос слишком серьезен и жизненно важен, чтобы смягчать выражения и прибегать к умолчаниям. Без признания того факта, что отказ от ленинской новой экономической политики самым тяжким образом осложнил социалистическое строительство в СССР, мы опять, как в 1953 и в 1965 годах, обречем себя на половинчатые меры, а половинчатость бывает, как известно, нередко хуже бездеятельности. Нэп с его экономическими стимулами и рычагами был заменен административной системой управления. Такая система по самой своей природе не могла заботиться о росте качества продукции и о повышении эффективности производства, о том, чтобы наибольший результат достигался при наименьших затратах. Нужного количества — вала — она добивалась не в согласии с объективными экономическими законами, а вопреки им. А раз вопреки — значит, ценой немыслимо высоких затрат материальных и, главное, людских ресурсов.
У нас пока еще господствует представление, что сложившаяся в стране система хозяйственных отношений, включая и структуру собственности, — это и есть воплощение марксизма-ленинизма на практике, воплощение, полностью отвечающее природе социализма как общественного строя. Ее можно, дескать, совершенствовать, подправлять, но в своих принципиальных основах она неприкосновенна. Однако если в научных выводах руководствоваться не указаниями, а фактами, не ностальгией по недавним временам, а честным желанием революционных по сути перемен, то вопрос об исторических корнях нашей экономической модели окажется далеко не решенным.
Известно, что к моменту победы революции в России никто из ее признанных теоретиков или наиболее авторитетных практиков не имел (да и