Читать интересную книгу Речной король - Элис Хоффман

— Ага, а иногда оказывается именно тем, чем кажется. Самое лучшее — сказать, что парень погиб в результате несчастного случая, но я сомневаюсь, что это так. Я просмотрел в школе его личное дело. Он то и дело попадал в лазарет из-за мигреней. Он принимал прозак и кто знает какие еще запрещенные таблетки. Признай, Эйб, он не был невинным маленьким мальчиком.

— Половина населения нашего города принимает прозак, но это не значит, что все они бросаются в реку или падают в нее или что там еще могло случиться. А откуда синяк у него на лбу? Он что, ударил себя по голове, чтобы затем утопиться?

— Знаешь, это все равно что спрашивать, почему в Гамильтоне идет дождь, а в Хаддане нет. Почему один человек поскальзывается на грязи и ломает себе шею, а другой проходит благополучно? — Джоуи взял пакет от печенья и прижал им пчелу к стеклу. — Пускай летит, — сказал он Эйбу, выбрасывая помятую пчелу за окошко. — Лети давай!

Когда они приехали в участок, Эйб продолжал размышлять над своим сном. Обычно он спускал все на тормозах, двигался дальше, не зная сожалений: характерная особенность, на которую могли бы указать большинство одиноких женщин Хаддана. Но время от времени он застревал на месте, и именно это случилось теперь. Может быть, на него повлияла погода, он с трудом дышал. Кондиционеры официально отключали по принятому в городе закону каждый год пятнадцатого сентября, так что полицейские изнемогали от жары. Эйб распустил галстук и посмотрел в стакан, который принес из кулера в коридоре. «Ты не видишь воду, но знаешь, что она все равно здесь».

Он все еще размышлял над этим, когда Глен Тайлз пододвинул себе стул, чтобы сообщить о расписании на следующую неделю, которое он разложил на столе Эйба. Глену не понравилось выражение лица Эйба. Назревали неприятности: Глен уже видел такое раньше. Была бы воля Глена, Эйба вообще никогда не взяли бы на работу. Во-первых, надо принимать в расчет его прошлое, во-вторых, он явно так и остался неуравновешенным типом, то и дело возвращаясь к старым привычкам. Он неделями работал на износ, а потом вдруг не являлся на дежурство, и Глену приходилось звонить ему и напоминать, что он не герцог, не наследный принц и не безработный, по крайней мере пока. С Эйбом ни в чем нельзя быть уверенным. Он отпустил Шарлотту Эванс с одним только предупреждением, когда она жгла листья, — хотя она, прожив в городе всю жизнь, должна была бы знать все городские правила, — а затем выписал недавно приехавшим в город людям, живущим в одном из дорогих домов на семнадцатом шоссе, огромный штраф за то же самое нарушение. Если бы Эйб не был внуком Райта Грея, Глен вышвырнул бы его с работы за одни только перепады настроения. Но поскольку он все-таки был Греем, Глен только регулярно обдумывал такую возможность.

— Я не совсем уверен, что мальчик из Хаддан-скул совершил самоубийство. — Эйб говорил Глену последнее, что шеф хотел бы услышать таким прекрасным утром, как это. За окном те птицы, которые не улетели, воробьи, траурные голуби и вьюрки, распевали так, словно на улице стояло лето. — Мне хотелось бы узнать, возможно ли, чтобы кто-то посторонний имел отношение к случившемуся?

— Даже не думай об этом, — ответил ему Глен. — Не выискивай проблему там, где ее нет.

Эйб и сам был из тех, кому требуются доказательства, поэтому понимал скептицизм Глена. Как только закончил работать с бумагами, он вышел из участка, сел в потрепанный «крузер» своего деда и направился к реке. Выйдя из машины, он услышал, как лягушки поют на разогретых солнцем камнях. Форель плескалась на мелководье, кормясь последними в этом году комарами, оживившимися от нежданно вернувшегося тепла.

Эйбу нравилось, что жизнь заново возродилась на этих берегах в то время, когда обычно все уже увядало. Рядом с ним пролетали вьюрки, садились на раскачивающиеся ветви русских олив, которые росли здесь в изобилии. В холодное зимнее время река сильно замерзала, и тогда можно было за полчаса доехать до Гамильтона на коньках, а по-настоящему хороший конькобежец мог добраться и до Бостона меньше чем за два часа. Разумеется, всегда существовала вероятность внезапной оттепели, особенно в холодном синем январе или в мрачные, ненастные недели февраля. Опасность подстерегала любого конькобежца, как подстерегла много лет назад тех учеников из Хаддан-скул. Когда это случилось, Эйбу было всего восемь, а Фрэнку девять. На дорогах в тот день было скользко, зато воздух был необычайно теплый, как сегодня, пар поднимался от асфальта и от промерзших, обледенелых лужаек. Люди чувствовали, что мир ждет под коркой льда; дуновение весны угадывалось в нежных желтоватых ветвях ив, в запахе мокрой земли, в облачках ошалелых насекомых, возвращенных к жизни солнечным светом и теплом.

По счастливой случайности Райт решил поехать на реку в тот день, когда треснул лед. Старик держал в багажнике ящик с рыболовным снаряжением и несколько удочек для ловли на муху на случай хорошей погоды, и, когда эта самая погода установилась, он был готов.

— Давайте поедем поглядим, как там форель, — сказал он внукам, но вместо форели они обнаружили троих зовущих на помощь учеников Хаддан-скул, которых тянули в ледяные глубины коньки, все еще бывшие у них на ногах.

Эйб с Фрэнком сидели в «крузере» и не двигались с места, точно так, как велел им дед. Но прошло некоторое время, и Эйб уже не мог сидеть спокойно, он всегда был непослушным, поэтому перебрался на переднее сиденье, откуда было лучше видно, и вытянул шею, чтобы руль не заслонял обзор. Он увидел реку, покрытую льдом. Там были мальчики, провалившиеся в воду, их руки метались, как камыш.

«Он ужасно на тебя рассердится, — сказал Эйбу Фрэнк. Фрэнк был такой хороший мальчик, ему никогда не приходилось дважды повторять приказание. — Тебе нельзя было двигаться».

Но с переднего сиденья Эйбу было гораздо лучше видно все происходящее. Он видел, что дед схватил моток веревки, который держал в кузове вместе с удочками, и бежит вниз к обледенелому берегу, крича тонущим мальчишкам, чтобы они держались. Двое учеников Хаддан-скул сумели доползти до берега по веревке, но третий был слишком испуган или слишком сильно замерз, чтобы двигаться, и Райту пришлось лезть за ним в воду. Дед Эйба снял шерстяное пальто и бросил на землю пистолет, оглянулся, прежде чем нырять, думая, возможно, что видит этот прекрасный мир в последний раз. Он заметил, что Эйб наблюдает, и кивнул; несмотря на предостережение Фрэнка, он совсем не казался рассерженным. Он казался абсолютно спокойным, как будто собирался поплавать в летний денек и все, что его ждало, — пикник на траве.

Как только Райт нырнул в воду, все, кажется, замерло, хотя лед под ним сломался, разлетевшись на тысячу осколков, хотя приятели тонущего мальчика кричали что-то с берега. Эйбу казалось, будто он сам оказался под водой, все, что он слышал, — звук трескающегося льда и молчание черной недвижной воды. А затем, с громким плеском, дед вынырнул обратно, показался в полынье, держа мальчика на руках. После этого все вокруг зашумело, у Эйба зазвенело в ушах, когда дед крикнул, чтобы ему помогли.

Вытащенные на берег ученики Хаддан-скул были совершенно бесполезны, слишком испуганные, слишком замерзшие, чтобы соображать, но, к счастью, Эйб был смышленый ребенок, во всяком случае так всегда утверждал его дед. Он достаточно часто играл в «крузере», так что знал, как связаться с участком, чтобы попросить скорую помощь и подкрепление. Позже Райт утверждал, что замерз бы насмерть на берегу реки с этим глупым мальчишкой из Хаддан-скул на руках, если бы его младший внук не оказался достаточно сообразительным и не вызвал бы «скорую».

«Ты не сделал ничего такого великого», — шепнул позже Фрэнк брату, и Эйб вынужден был согласиться с ним. Героем в тот день был их дед, наконец-то те, кто принадлежал к школе, и обитатели городка оказались единодушны во мнении. В ратуше устроили торжественную церемонию, на которой Райту вручили награду от попечителей Хаддан-скул. Сам старый доктор Хоув, заслуженный директор в отставке, которому тогда было под восемьдесят, сидел на помосте. Семья мальчика, который провалился под лед, оплатила городу издержки; фонд, учрежденный для постройки нового полицейского участка на семнадцатом шоссе, позже был назван именем Райта. Стоя в толпе, Эйб аплодировал вместе с остальным городом, но еще много месяцев спустя никак не мог отделаться от образа деда, поднимающегося из воды со льдом в волосах. «На мне это нисколько не отразилось», — постоянно заверял Эйба дед, но с тех пор пальцы у него на ногах так и остались синеватыми, как будто холодная вода струилась по его венам, может быть, поэтому он и был лучшим рыбаком в городе и еще, по мнению Эйба, лучшим человеком. До сих пор, если кто-то хотел сделать Эйбу комплимент, ему было достаточно просто сказать, что он весь в деда, хотя Эйб никогда не принимал это утверждение за чистую монету. У него были те же голубые глаза, это верно, тот же рост, и он точно так же закусывал губу, как и Райт, когда внимательно слушал, но никакие силы в мире не убедили бы Эйба, что он такой же хороший человек, как его дед. Так, может быть, ему наконец выпала возможность проявить себя в деле найденного мальчика, его собственного утопленника?