— Сил моих больше нет!..
Помучив друзей, Таль в конце концов дал слово, что в любой позиции на 14-м ходу предложит ничью. В остром варианте сицилианской защиты он добился небольшого перевеса и, выполняя договоренность, предложил ничью. Но Бенко, неуверенно разыгравший дебют, вдруг проявил непонятную воинственность и заявил, что хочет продолжать игру.
Талю понадобилось после этого семь-восемь ходов, чтобы получить выигранную позицию. Затем он слегка задумался. Таль видел, что при некотором усилии ему нетрудно добиться победы, но теперь ему представлялось делом чести сделать именно ничью. И в безнадежной для Бенко позиции Таль мстит сопернику, демонстративно делая ничью вечным шахом.
Турнир претендентов выполнил свою миссию и послал чемпиону мира визитную карточку того, кто должен был стать его очередным соперником. «Михаил Таль, блестящий представитель молодого поколения советских шахматистов, играющий остро, дерзко, в так называемом интуитивном стиле, умело применяющий психологические методы борьбы» — вот что было написано на этой визитной карточке.
ДВАЖДЫ ДВА —
ПЯТЬ?
«Разве не вправе гроссмейстер самостоятельно определять свой творческий стиль, если этот стиль может принести ему успех? Одному нравятся гусарские атаки, другой стремится ошеломить противника дерзкой жертвой, третий, расставив хитрую ловушку, в цейтноте хватается „в отчаянии“ за голову, а находятся шахматисты, что не гонятся за случайным шансом, а стремятся проникнуть в суть позиции, играют „по позиции“ и, если позиция диктует мирный исход, не отказываются от него.
Этот последний стиль, пожалуй, не является популярным. Присущая ему осмотрительность кажется осторожностью, если не трусостью. То ли дело азарт, тут всегда найдутся любители воскурить фимиам! Может быть, автор этих строк и ошибается, но мне кажется, что скромный, осмотрительный, хотя и боевой стиль игры имеет такое же право на существование, как более эффектный стиль игры, основанный на комбинационном зрении и тактическом расчете».
Не нужно долго вдумываться в эти слова, чтобы понять, что они принадлежат человеку, необычайно убежденному в своей правоте, и что хотя Таль здесь и не назван, сарказм, который сочится из каждой строки, направлен острием именно против стиля его игры. Слова эти, помогающие понять шахматные принципы, творческие взгляды этого человека и даже в какой-то степени его характер, должны были заставить Таля призадуматься. Ибо «автор этих строк» был не кто иной, как выдающийся шахматист современности чемпион мира Михаил Моисеевич Ботвинник.
Таль задумывался над этими словами, произнесенными за полгода до турнира претендентов. Задумывался он и над многим другим. И порой ему становилось не по себе. Нет, не потому, что его пугала надвигавшаяся схватка с Ботвинником — за доской он не боялся даже чемпиона мира. Но вся ситуация, в которой ему, совсем еще молодому шахматисту, предстояло посягнуть на титул Ботвинника, была чем-то тягостна.
Ботвинник… На протяжении трех десятков лет все крупнейшие шахматные события в нашей стране и многие во всем мире были связаны с его именем. Любители шахмат старшего поколения помнят, какой огромной, прямо-таки магической силой воздействия обладали в предвоенные годы имена Ласкера, Капабланки, Алехина. Знаменитая «шахматная горячка», вспыхнувшая во время московского турнира 1925 года, тысячные толпы у здания Музея изобразительных искусств, где в 1935 году проходил II Московский международный турнир, — все это во многом было вызвано участием Ласкера и Капабланки, при жизни ставших чуть ли не легендарными.
На Ботвинника не действовал этот гипноз! Спокойно и уверенно взошел он на Олимп и заставил изумленных шахматных богов потесниться. В первых же своих встречах с сильнейшими маэстро Запада Ботвинник держался не только с присущим ему хладнокровием и выдержкой, но и с достоинством, словно зная наперед, какое славное будущее его ожидает. Он встречался на своем долгом шахматном веку со всеми, за исключением Стейница, чемпионами мира, и ни один не доказал своего над ним превосходства. За пять лет до рождения Таля Ботвинник уже был чемпионом СССР, в год его рождения — 1936-й — он одержал одну из своих лучших побед, разделив в Ноттингеме первое-второе места с Капабланкой и опередив Алехина, тогдашнего чемпиона мира Эйве, Решевского и целую плеяду других гроссмейстеров. Только внезапная смерть Алехина помешала благополучному завершению переговоров между ним и Ботвинником о матче на мировое первенство.
В 1948 году, спустя два года после смерти Алехина, Ботвинник стал шестым чемпионом мира. А к тому времени, когда на его пути встретился Таль, он успел уже отвергнуть посягательства сначала Давида Бронштейна, а потом Василия Смыслова. Правда, Смыслову со второй попытки удалось сместить Ботвинника, но через год тот взял убедительный реванш.
Давно уже стал шахматным литератором Сало Флор, некогда один из конкурентов Ботвинника в борьбе за мировое первенство, отпали как претенденты на титул чемпиона Эйве, Решевский, не смогли больше бросить вызов чемпиону Бронштейн и Смыслов, а Ботвинник, которому уже было под пятьдесят, все шел и шел вперед, и никаких следов усталости не было видно в его по-прежнему пружинистой походке.
Непревзойденное понимание позиции, глубокие аналитические способности, мышление стратега в сочетании с несгибаемой волей, мужеством, огромным чувством ответственности, трудолюбием, наконец, с самым серьезным отношением к своему здоровью, физическому состоянию все это, слитое вместе, создало характер, которому каждый, наверное, хотел, но, увы, не каждый мог подражать. Целые поколения шахматистов учились у Ботвинника, играли по Ботвиннику, безоговорочно признавая его лидером советской шахматной школы.
Мог ли что-нибудь противопоставить этому титаническому характеру Таль? Мог. И не только талант, который уже признавался всеми, не только свои необычайные достижения — ни один человек в истории шахмат не успевал за три года сделать столько, сколько успел Таль.
Каждый по-настоящему великий шахматист обогащает шахматную борьбу чем-то своим, индивидуальным. Ботвинник, при всей разносторонности своего творческого облика, отводил важнейшую, первостепенную роль стратегическому плану. Он стремился к тому, чтобы партия — от первого до последнего хода — представляла собой единое целое, чтобы она была архитектурным сооружением, из которого нельзя вынуть, не нарушив стройности замысла, ни одного кирпичика.
Отдавая должное мудрости Ботвинника, признавая его могучую силу стратега, непревзойденное умение одинаково искусно вести игру во всех ее стадиях, Таль вместе с тем видел в стиле Ботвинника и уязвимые стороны. Он видел, что в игре чемпиона стратегия, как упрямый педант, начинает иногда подавлять тактику, что стратегическим замыслам, требованиям шахматной логики приносится порой в жертву комбинационное начало, избегается риск. Некоторые же из творческих воззрений Ботвинника он не принимал из принципиальных соображений. Основное столкновение базировалось все на том же тезисе: Ботвинник играл, как он сам писал, «по позиции», то есть подчинялся логике позиции, Таль же верно следовал логике борьбы. Веря в правоту своих шахматных принципов, своих творческих взглядов, Таль считал, что они выдержат испытание на прочность даже в столкновении с таким сильнейшим противником, как чемпион мира.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});