Под ногами успокаивающе шуршит песок. Следы торопится смыть волна; вода заполняет ямки и некоторое время держится в них, окрашивая в глубокий темно-желтый цвет и как бы испытывая четкую песчаную линию на прочность.
Планета отнюдь не пустынна. Кажется, вокруг никого, но все говорит о присутствии человека. У пристани покачивается небольшое судно, далеко на горизонте, будто букашки, еле заметно движутся разноцветные точки лодок, за густой кромкой деревьев - красные четырехугольные крыши домов... К жителям Веды я не спешу, еще успею встретиться с ними. Потом, когда хорошенько осмотрюсь и намечу места для работы.
Эге! Навстречу мне по влажному песку идет девушка... Я растерялся. Если на планете Веда все так необыкновенно прекрасны, я погибну от тоски и бессонницы. Шутки шутками, но девушка в самом деле взволновала меня. Заметив незнакомого человека, то есть меня, юная красавица ускорила шаг и, подойдя ко мне, спросила:
- Вы местный житель, да?
Вот так чудо!.. Я не знал, что сказать и, наверное, покраснел, как рак.
И опять вопрос:
- Что же вы молчите?
- Нет, я оттуда,- наконец, сумел ответить я и неопределенно махнул рукой.
- Значит, вы тоже землянин?- улыбнулась девушка, и клянусь, светлей улыбки я никогда не видел...
- Тоже,- растерянно ответил я и нелепо похлопал по этюднику.- Прилетел поработать. Я художник.
Девушка сказала, что впервые видит настоящего, живого художника и очень рада познакомиться. Она назвала свое имя, я назвал свое и оробел окончательно... Юлия сказала, что знает мои работы, и они ей нравятся. И вдруг в те несколько секунд, что я неотрывно смотрел в лучистое (иного определения не найду) лицо Юлии, я вспомнил, что я художник и должен оставаться художником до конца. В неуловимый миг сложилась целостная, законченная композиция. Светлый лик девушки на фоне черных руин - наш сегодняшний день и прошлое. Вот он, зримый образ счастья в развитии! Только бы Юлия не отказалась. Всего несколько часов!..
Я приготовился уговаривать и совсем не ожидал, что девушка сразу согласится и охотно последует за мной. Она лишь попросила:
- Недолго, ладно? Максим Николаевич будет искать...
- Максим Николаевич?..- Я даже остановился. Совсем выпустил из виду, что Юлия может быть не одна.
- Максим Николаевич,- объяснила она,- друг моего брата. А мой брат там,- Юлия кивнула на памятник, который ясно белел позади.- Максим Николаевич - археолог. Поможем ему откопать что-нибудь этакое?
Я кивнул.
- Конечно, поможем. Только потом. Когда я вас напишу.
В развалинах я сразу нашел подходящее место, удобно усадил Юлию, чтобы она быстро не устала, установил этюдник, укрепил холст и выдавил на палитру разноцветные башенки красок.
Набросал рисунок и взялся за кисть. В такие минуты кисть напоминала мне клоуна-акробата, то и дело меняющего свои одежды. Но сейчас я подумал об этом вскользь - слишком серьезной и ответственной была работа.
Лицо девушки светилось, линии тела сочетались удивительно плавно. Я вдруг испугался, что не смогу передать этого свечения и всех этих линий, и заволновался, и все медленней стал смешивать и наносить краски. Ну конечно, догадался я, причина в молчании, которое в данном случае не укрепляет нечаянный зыбкий контакт и, быть может, подвергает сомнению то, что установилось...
- Пожалуйста, расскажите о себе,- попросил я Юлию.
Девушка охотно отозвалась, но что она говорила, я не улавливал. Наверное, потому, что не вникал в смысл ее слов, а просто слушал, думая о точности мазков и цветовых соотношений.
Времени, должно быть, прошло немало. Я слишком увлекся и не услышал вопроса. Юлия спросила громче:
- Долго еще? Оторвитесь, пожалуйста!
- Нет, нет. Самую малость.
- Пора! Максим Николаевич беспокоится. Лучше потом.
- Еще немного, прошу вас. Потом больше не потревожу.
Юлия, вздохнув, согласилась, но тем не менее опечалилась. Спрашивать еще о чем-то не было смысла, и набросок будущей картины я заканчивал молча. Главное передать удалось. Ну а детали я запомнил - восстановить их будет нетрудно.
Наконец я поблагодарил девушку и позвал взглянуть на полотно.
- Неужели это я? Не может быть!
Дальше произошло совсем неожиданное: Юлияменя поцеловала!
- Просто не верится,-сказала она,-что этот живой рисунок создал человек.
- Мои работы слишком скромны. А над картиной еще предстоит поработать...
- Никто не разубедит меня в могуществе человека. Все он может!
Я усмехнулся.
- Вы так говорите, как будто сами не человек.
- Не смейтесь. Иногда мне действительно это кажется. Что-то сковывает меня, в памяти какие-то провалы...
- Всех нас что-то сковывает и все мы обязательно что-то должны забывать. Без этого не возникнет желания преодолевать, исчезнет развитие.
- Нет-нет, не то... Знаете, я влюблена в людей. Добрые, талантливые, великие существа! Все понимают и на все сразу же отзываются... Вот вы, например... Что вы о себе знаете? Вы даже и не цените свой талант.
- Ценю.
- Все равно не так. И еще. Меня не покидает странное чувство: я ощущаю свободу, а пользоваться ею не могу... Мне хочется петь песни и объясняться в любви, а что-то держит, что-то не пускает...
- Вы поэт,- тихо сказал я и бережно сжал ее голубоватые пальцы. Во мне просыпалось большое необъяснимое чувство, которое, боюсь, называется любовью...
- Поэт?-переспросила Юлия.-Может быть...
Но не только поэт. Есть что-то другое. Не знаю что...
Я коснулся губами нежной, прохладной щеки девушки. Она ответно поцеловала меня в висок и сказала:
- Это мне и нравится больше всего. Раскованность и целомудрие. Мы верим друг другу, мы не можем жить друг без друга!.. А теперь пойдемте,-потянула меня за руку.- Максим Николаевич ждет.
Собранный этюдник я повесил через плечо, а сумку с провизией и красками отняла Юлия. Так и не удалось мне все свое нести самому - девушка ни за что не соглашалась отдать довольно тяжелую сумку и весь путь до археологического домика ни разу не отдохнула.
Когда я увидел Максима Николаевича, мною овладело странное, противоречивое чувство. С одной стороны, этот сильный мужчина с мужественными чертами лица и открытым взглядом мне сразу понравился - я почувствовал к нему симпатию; с другой же стороны - что-то во мне воспротивилось. Я весь вспыхнул, не смог утаить безрассудной ревности; к счастью, они ничего не заметили.
Песок я отгребал механически, напряженно наблюдая боковым зрением за Юлией. Лучи солнца играли в пушистых прядях ее шелковистых волос, и сам я чувствовал себя маленьким, счастливым лучиком, который с радостью запутался в нежданных тенетах... Однако созерцание Максима Николаевича, его напряженной фигуры, порывистых движений возвращало меня в реальность, наполняло горечью и досадой. Даже в тот момент, когда рухнули своды, я успел заметить, что Юлия прежде всего бросилась к нему...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});