Потом он пытался поверить во Вселенную, что казалось достаточно разумным до тех пор, пока он, в невинности своей, не начал читать новые книги, в названии которых мелькали слова типа «Хаос», «Время», и «кванты». Он обнаружил, что даже те люди, которые, так сказать, по роду занятий занимаются Вселенной, всерьез в нее не верят и даже едва ли не гордятся тем, что не знают, что она собой представляет и даже существует ли на самом деле, пусть даже чисто теоретически.
Для неизощренного сознания Ньюта это было просто невыносимо.
Ньют не верил в младших скаутов, а потом, когда подрос, и в старших скаутов тоже.
Он однако, начинал верить в то, что работа бухгалтера по начислению заработной платы в группе компаний «Корпорация “Холдинг”», вероятно, самая скучная во всем мире.
Как мужчина, Ньютон Импульсифер выглядел следующим образом: если бы он вбежал бы в телефонную будку и переоделся, ему бы, возможно, удалось слегка походить на Кларка Кента. Настоящий Кларк Кент, конечно, мог вбежать в будку еще раз, и, как обычно, явиться оттуда Суперменом – но не Ньютон Импульсифер.
Однако Шедуэлл, к его собственному удивлению, ему понравился. Так часто случалось с теми, кто знакомился с мистером Шедуэллом, к крайнему раздражению последнего. Семья Раджита любила его, потому что он иногда все же платил за комнату и не доставлял особых хлопот, и был расистом такого развесистого и всеобъемлющего толка, что становился абсолютно безвредным; говоря попросту, Шедуэлл ненавидел всех в этом мире, вне зависимости от расы, цвета кожи, или вероисповедания, и не собирался делать исключения ни для кого.
Он нравился мадам Трейси. Ньют был поражен, когда узнал, что в комнатах по соседству проживает добрейшая женщина средних лет, которая по-матерински относится ко всем своим клиентам мужского пола. А запросы ее клиентов не превышали чашки чая и, в качестве интимного бичевания, беседу по душам – собственно, все, на что она была способна. Иногда, приняв стаканчик «Гиннеса» вечером в субботу, Шедуэлл выбирался в общий коридор и принимался вопить что-то про «блудницу Вввилонскую», но с глазу на глаз мадам Трейси призналась Ньюту, что она даже благодарна ему за это, хотя ближе Торремолинос («это в Испании») к Вавилону она не была ни разу. Так что это все равно, что бесплатная реклама, считала она.
Еще она сказала, что ей абсолютно не мешает то, что он колотит в стенку и ругается, когда у нее идет сеанс. Коленки у нее уже не те, что раньше, и ей не всегда удается вовремя изобразить, как духи стучат в стол, так что когда мистер Шедуэлл барабанит в стенку, это оказывается даже кстати.
По воскресеньям она ставила ему под дверь тарелку с едой, заботливо накрыв ее другой тарелкой, чтобы не остыло.
Шедуэлла нельзя не любить, говорила она. Что до его благодарности, впрочем, так она могла с равным успехом отпускать хлебные крошки по космическим течениям.
Ньют вспомнил, что у него есть и другие вырезки. Он выложил их на заляпанный клееем стол.
– Это еще что? – подозрительно уставился на них Шедуэлл.
– Явления, – ответил Ньют. – Вы сказали, что я должен искать явления. Боюсь, в наши дни больше явлений, чем ведьм.
– И что, никто не подстрелил зайца серебряной пулей, а на следующий день какая-нибудь старуха в деревне вдруг охромела? – с надеждой в голосе спросил Шедуэлл.
– Боюсь, что нет.
– Может, корова пала, когда старуха на нее посмотрела?
– Нет.
– А что тогда? – насупился Шедуэлл.
Он прошаркал к липкому рыжему шкафчику и вытащил банку сгущенки.
– Странные происшествия, – сказал Ньют.
Он занимался ими уже несколько недель. Шедуэлл серьезно запустил дела с газетами. Некоторые из них копились годами. У Ньюта была неплохая память: может быть, просто за двадцать шесть лет его жизни произошло слишком мало, чтобы заполнить ее, и в некоторых эзотерических вопросах он стал настоящим специалистом.
– Такое впечатление, что каждый день происходит что-то новое, – сказал Ньют, роясь в квадратиках газетной бумаги. – Что-то непонятное происходит с ядерными станциями, и никто не знает, в чем дело. Некоторые уверяют, что всплыла Атлантида. – Ньют с гордостью поглядел на Шедуэлла.
Тот был занят тем, что протыкал перочинным ножом банку сгущенки. В коридоре зазвенел телефон. Оба инстинктивно не обратили на него внимания. Все равно все звонившие спрашивали исключительно мадам Трейси, и некоторые звонки явно не предназначались для мужского уха. Ньют однажды, в первый свой рабочий день, добросовестно снял трубку, внимательно выслушал вопрос, ответил: «Как ни странно, трусы-плавки из отдела мужского нижнего белья в „Маркс и Спенсер“, 100%-ный хлопок», и трубку тут же повесили.
Шедуэлл глубоко затянулся.
– Да не, не те это явления, – сказал он. – Чтоб ведьмы этим занимались? У них все больше тонет, чем всплывает. Ну, ты знаешь.
Ньют открыл рот. Закрыл его. Снова открыл, и снова безмолвно закрыл.
– Если мы из последних сил боремся с ведьмовством, нечего разбрасываться на всякое такое, – продолжал Шедуэлл. – Про ведьмовство ничего больше нету?
– Но там высадились американцы, чтобы от чего-то ее защитить! – простонал Ньют. – На несуществующем континенте!
– Ведьмы там есть? – внезапно заинтересовался Шедуэлл.
– Не сообщается, – ответил Ньют.
– Да чтоб их, тогда это просто политика с географией, – отмахнулся Шедуэлл.
Мадам Трейси заглянула в дверь.
– Ау, мистер Шедуэлл! – сказала она, приветственно помахав Ньюту. – Вас к телефону какой-то джентльмен. Здравствуйте, мистер Ньютон.
– Прочь, распутница, – автоматически отозвался Шедуэлл.
– Такой интеллигентный голос, – продолжала мадам Трейси, не обратив на это никакого внимания. – И у нас в воскресенье будет печеночка.
– Я уж с чертом скорее буду обедать, женщина.
– Так что если вы мне отдадите тарелки, которые я принесла на прошлой неделе, вы окажете мне услугу, родной мой, – улыбнулась мадам Трейси и, неуверенно переступая на шпильках высотой не меньше шести сантиметров, вернулась к себе и к тому, от чего ее оторвал телефон.
Шедуэлл, ворча, пошел к телефону, а Ньют мрачно уставился на свои газетные вырезки. Сверху лежала заметка о том, что камни Стоунхенджа начали двигаться, словно железные опилки в магнитном поле.
Он рассеянно прислушался к тому, как Шедуэлл говорит по телефону.
– Кто? А. Ну. Ну. Чего говорите? Какого рода явления? Ну. Как скажете, сэр, да. А где, говорите, это место?
По всей видимости, Шедуэлл считал, что таинственное движение камней – не в его вкусе. Вот если бы это были банки сгущенки…
– Ладно-ладно, – заверил Шедуэлл своего собеседника. – Прямо вот сейчас и займемся. Отправлю лучших людей и сразу доложу, что все получилось, можете быть спокойны. Угу, сэр, до свиданья. И вас да благословит, сэр. – Трубка стукнула о телефон, и голос Шедуэлла, видимо, освободившись от необходимости почтительно гнуть спину, расправил плечи, и зазвучал громогласно: – Да чтоб тебя! Эти мне южане-чистоплюи![28]
Мистер Шедуэлл, шаркая, вернулся в комнату и уставился на Ньюта так, словно забыл, что тот здесь делает.
– И чего это ты мне тут рассказывал? – спросил он.
– Происходят всякие странные вещи… – начал Ньют.
– Ага, – Шедуэлл по-прежнему глядел сквозь него, задумчиво постукивая пустой банкой по передним зубам.
– Вот, к примеру, в одном городке уже несколько лет стоит удивительная погода, – безнадежно продолжал Ньют.
– Чего? Дожди из лягушек и все такое? – оживился Шедуэлл.
– Нет. Просто погода нормальная для любого времени года.
– Это что, явление, по-твоему? – хмыкнул Шедуэлл. – Я вот такие явления видал, что у тебя волосы без бигудей завьются, парень. – И он снова постучал банкой о зубы.
– Вы можете вспомнить, чтобы когда-нибудь была нормальная погода? – Ньютон даже чуть-чуть разозлился. – Нормальная погода в любое время года – это ненормально, сержант. Там на Рождество идет снег. Когда вы последний раз видели снег на Рождество? А чтобы летом подолгу стояла жара? Каждый год? А ясное осеннее утро? Такая погода, о которой вы мечтали в детстве? Чтобы в ноябре, в день Порохового заговора, никогда не шел дождь и можно было спокойно запускать фейерверк? Чтобы всегда в вечер перед Рождеством шел снег?
Шедуэлл все также рассеянно смотрел куда-то вдаль. Пустая банка остановилась на полпути.
– Я ни о чем не мечтал в детстве, – спокойно заметил он.
Ньют почувствовал себя так, словно стоял на краю глубокой, мрачной пропасти, и мысленно попятился назад.
– Просто это очень странно, – сказал он. – Вот здесь метеоролог пишет про средние температуры, нормы, микроклимат и все такое.
– И чего это значит? – спросил Шедуэлл.
– Это значит, что он не может ничего понять, – объяснил Ньют, который не зря провел юные годы на побережье делового моря и успел поднатореть в понимании подобного рода текстов. Он искоса взглянул на Ведьмознатцев Армии сержанта.