году, возвышались над центром города как мрачный памятник десяткам тысяч погибших. Но Людмиле Дрезден понравился тем, что, по ее словам, переезд "решил некоторые материальные и бытовые проблемы" - сдержанный намек на то, что впервые в жизни у них с Володей появился свой дом, а не теснота со свекрами.
Как и все советские гости Восточной Германии, она была поражена изобилием товаров в магазинах по сравнению с тем, что можно было купить дома. Путин тоже был поражен. "Мы приехали из России, - писал он позже, - где были длинные очереди и дефицит, а в Восточной Германии всегда всего хватало". Даже бананы, которые в Советском Союзе были недоступны, можно было купить в армейском комиссариате, куда он, как сотрудник КГБ, имел доступ.
Людмила обратила внимание именно на мелочи: вежливость продавцов, которые не торопясь выясняли, что хочет каждый покупатель, заворачивали каждую покупку в индивидуальную упаковку, а потом спрашивали, не нужно ли еще чего-нибудь, в отличие от ленинградских коллег, которые реагировали только на крики покупателей, а потом огрызались, что ничего не осталось; отсутствие очередей, чистота на улицах , то, что немцы каждую неделю моют окна в своих квартирах; порядок, с которым немецкие хозяйки каждое утро развешивали белье на вешалках во дворе.
В конце зимы Людмила, уже беременная вторым ребенком, вернулась в Ленинград, взяв с собой Машу, чтобы защитить дипломную работу на последнем курсе университета.
Путин остался холостяком, и его взгляд стал блуждать. Однажды вечером он пришел на день рождения Фрица Байсига, начальника Штази в Гроссенхайне, городке в 20 милях к северо-западу от Дрездена. 26-летняя дочь Байсига, Дорис, энергичная молодая женщина с очаровательной улыбкой, уже встречалась с Путиным. Она нашла его привлекательным, и он, очевидно, чувствовал то же самое. В тот вечер, по ее воспоминаниям, он начал выпивать, что редко делал на публике, и, набравшись смелости, поцеловал ее, после чего они занялись жестким петтингом. Это был краткий эпизод, который не привел ни к чему хорошему. Сегодня она говорит, что эта глава ее жизни закрыта: это было юношеское увлечение. Но Путин пошел на серьезный риск. Ни в Штази, ни в КГБ внебрачные связи не допускались. Он так и не смог полностью преодолеть свою старую проблему - "пониженное чувство опасности".
Насколько это было опасно, стало ясно через несколько месяцев, когда заместителя Матвеева, полковника-сталиниста, посадили на самолет и отправили обратно в Москву. Официально его должность была прекращена из-за безделья, но, хотя это, конечно, правда, в КГБ конца 80-х годов это не было бы основанием для того, чтобы с позором отправлять его домой. Позже выяснилось, что у полковника был роман с секретаршей Ленхен, за пышное декольте которой закрепилось прозвище "Балконная", и она забеременела. Гораздо серьезнее, если бы Карлсхорст знал, было то, что Ленхен уже несколько лет работала на БНД, западногерманскую службу внешней разведки. БНД вывезла ее, сделала аборт и устроила новую жизнь, управляя под чужим именем небольшой гостиницей в одном из провинциальных городов Западной Германии.
В июне Людмила вернулась в Дрезден после сдачи выпускных экзаменов. Во время предродового обследования немецкие врачи обнаружили у нее анемию и отправили в больницу на пять дней для переливания крови. Володю оставили с Машей, которой тогда было 14 месяцев.
Как и предполагала Людмила, это была катастрофа, но в то же время и некое откровение. Она дала ему подробные инструкции, как готовить еду для девочки, но неизменно к тому времени, когда он начинал готовить, Маша уже была голодна и выказывала свое недовольство. С другой стороны, сам воспитанный в семье, где ласку проявляли редко, он потакал любому желанию Маши. Когда Людмила вернулась, в квартире, как она и ожидала, царил беспорядок, а дочь была очень счастлива.
Она сказала себе, что, должно быть, это заставило его осознать, как трудно быть матерью. Если так, то он хорошо это скрывал.
За едой, вспоминала она, "он капризничал... Если блюдо, по его мнению, было приготовлено не так, как надо, он предпочитал не есть его вообще". Когда она особенно старалась угодить ему и, по ее словам, "с замиранием сердца" ждала его реакции, он говорил: "Мясо суховато". Если же мясо было действительно вкусным, он мог сказать нехотя: "Неплохо". Она утешала себя мыслью, что он просто применяет старую русскую пословицу: "Хвалит женщину - портит дом".
Однако в других вопросах Путин поддерживал ее, даже если это означало нарушение условностей, по которым должен был жить сотрудник КГБ. К тому времени, когда в конце августа родилась их вторая дочь, Катерина, Людмила выучила сносный немецкий язык и начала заводить друзей среди жен сотрудников Штази, что обычно не поощрялось КГБ. Девочки, когда подросли, пошли в местный детский сад и вскоре уже болтали дома по-немецки, чем вызвали скандал у приехавшего офицера из Карлсхорста, который поинтересовался, почему они не говорят по-русски.
Но даже в братской Восточной Германии существовали границы дозволенного. Когда Путин нашел для Людмилы работу преподавателя испанского языка в местной немецкой школе, ей было приказано не соглашаться на нее. Когда один из ее немецких знакомых был признан нежелательным, ей было приказано разорвать отношения. Она не привыкла к такой дисциплине и терпела ограничения.
Как и большинство советских граждан, командированных за границу, семья жила экономно и откладывала, сколько могла. Путину платили 800 остмарок в месяц, которые, хотя и не стоили ничего за пределами Восточной Германии, условно были равны дойчмаркам и покрывали расходы на жизнь, плюс почти 100 долларов США в месяц в твердой валюте. Людмила не тратила деньги на одежду, но шила ее себе и детям, а летом помогала местному колхозу собирать урожай персиков, что приносило небольшой доход.
Это было комфортное существование. Они пользовались дачей, принадлежащей Штази, на берегу озера у небольшого городка Неськи, в лесу недалеко от польской границы, в 50 милях к востоку от Дрездена. Летом они с удивлением смотрели на восточных немцев, практикующих Freikörperkultur, "культуру свободного тела", или пляжный нудизм. Зимой они пили глинтвейн на рождественском рынке в Дрездене, который длился целый месяц и представлял собой сказочную страну прилавков и ярких украшений, не похожих ни на что из того, что было дома, и катались на лыжах на холмах над Кёнигштайном, в районе, известном как Саксонская Швейцария, расположенном всего в 20 милях от города, в сторону Чехословакии.
В 1987 г. Путин повез их в Прагу - серый город в стиле барокко, архитектуру которого он обожал, предпочитая ее даже Ленинграду. Они сходили в театр