он только что разговаривал со мной. Именно таким нужно командовать теми, кто находится под тобой. Голос — почти всегда основное орудие силы, без него нельзя повелевать толпой и вести за собой.
В кабинет заглянул один из тех послушников, который охраняли вход в него.
— Принеси приборы для господина Арто.
Послушник скрылся, а Этельверд внимательно посмотрел на меня, после чего спросил:
— Скажите, господин Арто…
— Можно просто Томас, отец Этельверд, — широко улыбнулся я, показывая своё полное расположение к нему и бесхитростность. То, что я порадовался кровати, которая не была самой удобной, подходящей для аристократа уровня Арто, тоже говорило о моей простоте, на которой легко сыграть. Вот пусть попробует. А я сделаю вид, что поддался.
Мы молча дождались, пока мне принесут две тарелки, две вилку и две ложки разного размера и формы, два бокала и пару тканевых салфеток, больше напоминавших полотенца, которые Марта хранила «для гостей» в комоде. Расставив всё передо мной, брат Луи бегом скрылся за дверями, и мы с аббатом принялись за еду.
Всё было очень вкусно, так что говорить с набитым ртом не хотелось, и я просто ел. Кажется, попробовал всё, даже мёд, который никогда особо не любил. В своё время, когда мы с Сонькой болели, бабушка постоянно лечила нас им. И было совершенно не важно, что у нас: ангина или просто желудочные колики. «Мёд — главное лекарство в доме!» — говорила она, заваривая крепкий чёрный чай и накладывая в чашку с ним две-три больших ложки пахнущего липовым цветом тягучего лакомства. Которое нам лакомством не казалось.
Интересно, а Сонькины мальчишки его едят? Вспомнив о них, я тут же вспомнил о тех двоих, которые дожидались своей участи где-то на территории аббатства. Они ведь тоже должны быть близнецами, если я правильно понял написанное в тетради. И надо что-то сделать, чтобы с ними не случилось ничего плохого. Хотя бы попытаться.
Пока я размышлял об этом, Этельверд разлил эль по бокалам, этим показывая мне своё расположение, и поднял свой. Я тоже поднял свой, приветствуя аббата, и выпил — всё.
— Вкусно. Давно не пил такого. — Вытерев салфеткой губы, я внимательно наблюдал, как Этельверд, сделав несколько глотков, отставил бокал в сторону и закусил кусочком сыра.
— Да, это наш местный. Привозят из города.
Это был отличный момент, чтобы завязать нужный мне разговор, и я ответил:
— Но у нас в столице всё намного вкуснее. Эх, не хотелось бы мне тут жизнь доживать.
— Так в чём же дело?
— Я не могу просто так пойти против воли отца. А он — против воли монарха. Скажу по секрету, — я чуть приглушил голос, не до шёпота, но так, чтобы от дверей нас было не услышать, и наклонился через стол к аббату, — я бы хотел отправится за моря. Служение Господу — это честь, но не моё. Вот если бы… — На этом месте я резко замолчал, взял со стола кувшин, налил из него себе ещё пол бокала эля и выпил.
— Что «если бы»? — так же тихо спросил Этельверд.
— Просто, они считают, что с вашей болезнью Господь скоро заберёт вас, и тут нужен будет новый аббат, который к этому времени уже примелькается местным. Сильный и здоровый. Вот если бы не ваша скорая кончина…
Я снова замолчал. Аббат встал, прошёлся по кабинету, подошёл к окну и долго смотрел в него. Наверняка думал, как бы так всё провернуть, чтобы я не понял, что он уже давно всё решил в отношении моей персоны. Да я бы и не понял, если бы не был свидетелем его встречи с послушниками этой ночью.
Прошло минут десять, прежде чем он повернулся ко мне и произнёс:
— А если я скажу, что вы сможете исполнить свою мечту?
— Э?
— Я останусь тут аббатом, а вы отправитесь туда, куда захотите. Но взамен мне понадобится ваша помощь.
— Разве такое возможно?
— Возможно. По воле Господа нашего возможно всё.
— Я согласен!
— А как же условия?
— Если вы избавите меня от этой кабалы, — я осмотрел богато обставленный кабинет Этельверда, — то я готов на всё. Тем более, если это будет по воле Господа нашего.
— Что ж, тогда я пришлю за вами, когда будет необходимость. — Аббат вернулся в кресло и допил свой эль.
— Я полностью в вашем распоряжении. — Говоря это, я ощущал, как мир сужается до размеров стоящего перед нами столика. Если я сейчас прав, то вечером меня позовут на ритуал, и что случится во время его проведения — одному Господу известно.
Что-то я сам начал использовать местные обороты — суток ещё не прошло, а они засели в голове, словно родные. Нет, я уже говорил, что верю в высшие силы, и, наверное, есть там и тот, кого называют Богом, но при этом всё-таки остаюсь агностиком.
Завтрак мы закончили под пространные разговоры о том, что происходит при дворе, кто и чем занимается из известных персон, что появилось нового в мире. В общем, обо всём и ни о чём. А после я вместе с Этельвердом отправился на утреннее богослужение в церковь. В ней я ещё не был — ночь не в счёт, — поэтому незаметно осматривался. Когда будут проводить ритуал, мне нужно знать расположение помещений и объектов в них, чтобы без проблем покинуть это место, если появится такая нужда.
Главный зал, где проводили богослужение — Лола, которая не была особо богобоязненной, но всё равно ходила на них у себя в Антверпене, называла его нефом, — был почти таким же, как и в церкви в городке, разве что размерами превышал его раза в три.
По бокам, за колоннами, так же стояли деревянные скамьи для послушников и прихожан, а перед ними в центре располагался большой каменный алтарь. Мне сразу пришла мысль о том, что на нём вполне можно разместить двух взрослых людей. Но сейчас он был накрыт большим красным с золотым узором покрывалом, поверх которого были расставлены свечи, чаши с маслами и цветами, а в центре лежал простой без изысков католический крест. Другой крест — с распятым на нём Иисусом — висел на дальней стене напротив главного входа.
Сбоку от алтаря располагался престол, который и занял Этельверд. Я же не стал проходить вперёд, заняв место на задней