Со мной он вел себя галантно и подчеркнуто по-рыцарски. Но, возможно, это потому, что мы с ним не так долго встречались? Полгода всего лишь. Да и я не из тех, кто привык обострять отношения с окружающими. Такой характер, не конфликтный… Собственно, именно поэтому Павел и позвонил мне тогда, спустя несколько лет. Мы же не врагами расстались… Отчего не поболтать.
– Так Павел поступил в иняз? – все-таки не выдержала, спросила я.
– Что? Ты не знаешь? Поступил, конечно! И диплом переводчика получил, – нахмурилась Анна Дмитриевна. – Он же умный мальчишка был, хотя разгильдяй, конечно. Приходилось им руководить, а как иначе. Ты сама теперь мать, должна меня понимать.
– Понимаю. Но…
– Ты, судя по всему, на меня в обиде… – Анна Дмитриевна уж не слушала меня. – Да, я выдвинула ему тогда требование – либо ты женишься на этой своей Таточке, либо ты, мальчик мой, поступаешь в иняз. У меня ведь связи имелись в престижном вузе, если помнишь, а без связей в те времена – никак… Павлик понимал, что его будущее полностью зависит от меня. Он ведь мечтал уехать за границу или работать в какой-нибудь иностранной компании…
– Мечтал, да, – согласилась я. – А куда он устроился после института? У него все получилось?
– Ну… Не совсем. Ты же помнишь те ужасные времена. А он – такой открытый, честный, прямой мальчик. Что в голове, то на языке. Конечно, ему трудно было ужиться с этим вороватым хамьем в красных пиджаках!
«Теперь я бы сказала, что у Павла – трудности с коммуникацией. Неумение общаться с людьми. Вечно он со всеми ссорился, искал повод обидеться, вспылить… Привык бороться и спорить с матерью, и на окружающих это отношение перенес», – подумала я. Затем осторожно спросила:
– Но с его дипломом можно было еще заняться переводами книг, например, или репетиторствовать, самому преподавать язык.
– Репетитором работать, с его дипломом?! – возмутилась Анна Дмитриевна. – Ах не надо. Я потом устроила Павла к себе в министерство, хоть он и сопротивлялся. Правда, Алиночка, его жена, совершенно его не поддерживала… Не женщина, а самый настоящий кисель!
«Точно, Алина. Помню, Павел еще сказал, что с Алиной его познакомила мать. Познакомила и обещала, что подарит сыну квартиру, если он женится на этой девушке… Анне Дмитриевне, получается, удалось найти сыну идеальную невесту! Или хотя бы внешне – идеальную!»
– Но коса-то у нее имелась? – с интересом спросила я.
– Что? Какая коса? А да, коса у Алиночки была, потом состригла она ее, ну невозможно же с этой деревенской прической в наше время ходить! Кстати, после родов Алина растолстела и никак не могла в прежнюю форму вернуться. А Павел – красавец, если ты помнишь, на него всегда девушки внимание обращали… И вечно у нее депрессия, вечно она не в настроении, ей все плохо!
Я вдруг вспомнила очередной кусок нашего последнего разговора с Павлом. Он действительно что-то там рассказывал о работе в некоей государственной конторе. При этом, смеясь, все время упоминал о каких-то девицах, работающих рядом. Поведал о секретарше, бегающей за ним, затем о кладовщице молоденькой, что была от него без ума… Я его спросила еще: «Павел, разве тебя жена не ревнует?» А он ответил со смехом: «Еще как ревнует, но я же мужик…» Собственно, не от этого ли было все время плохое настроение у Алины, его жены? Потом Павел принялся рассказывать о сыне, о том, как он с ним обращается… Словом, на месте Алины любая женщина впала бы в депрессию!
– Они развелись? Алина и Павел? – спросила я.
– Вот, я же чувствую, что ты к нему до сих пор неравнодушна! – расцвела Анна Дмитриевна. – Конечно, развелись потом. Когда Владу было семь. Влад – внук. А потом что она сотворила, эта ужасная женщина… – Настроение у моей собеседницы резко сменилось, она помрачнела. – Хитростью, ты представляешь – хитростью – вывезла Влада из страны в Америку и пропала там с концами! Не звонит нам, не пишет, ни-че-го.
– А я слышала, что Павел бил сына. Это правда?
Анна Дмитриевна замолчала. Потом пожевала губами. Теперь она смотрела не на меня, а куда-то в сторону. «Значит, правда. Значит, мне не показалось тогда! – подумала я с отвращением, с тоской. – Бедный мальчишка этот Влад! И бедная неизвестная мне Алина с косой, которую пришлось состричь. Что же там такое происходило в их семье, что эта Алина сбежала с сыном в другую страну и до сих пор от нее ни слуху ни духу!»
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Ты людей-то не особо слушай… Все-то они переиначат, – наконец, скрипучим, совсем старческим, больным голосом произнесла моя собеседница. Потом продолжила опять бодро: – Ты, наверное, хочешь спросить, жалею ли я о том, что вас с Павлом развела? Жалею, да. Теперь понимаю, сколь ошиблась в тебе. Ты – себе на уме, я теперь вижу. Ты – как я, только похитрее. Вот ты – смогла бы взять Павла в оборот – незаметно так, по-умному. Наставила бы его на путь истинный. Не позволила бы ему шляться не пойми где. Сейчас ведь не работает он, опять живет у какой-то… Господи, да что я говорю! – вновь расстроилась она, достала платок из сумочки, промокнула им глаза. – Ладно, пойду я, чего рассиживаться. Нет, не надо, сама.
Анна Дмитриевна, держась за спинку кресла, встала на ноги, грузно зашагала по коридору прочь.
Я осталась сидеть на месте, пытаясь осмыслить то, что услышала только что.
Вот, оказывается, чем закончилась битва властной матери и ее непокорного сына (а Павла не нельзя было назвать в полной мере «маменькиным сыночком», подчиняющимся воле родительницы). Бедная безответная невестка, которая долго терпела мужа-садиста, изменяющего ей… Терпела до последнего, потом сбежала. И бедный мальчишка, которому доставались от отца тумаки…
Интересно, если бы Павел выбрал тогда меня, а не свой иняз – как сложилась бы наша с ним жизнь?
Да ужасно бы сложилась – тут же ответила себе я. Характеры-то не переделаешь. Из обидчивого задиры он не превратился бы в кроткого ангела. И я бы не стала терпеть мужа, который бы позволял себе подобные вещи… Я бы войну устроила, точно. Да я бы убила человека, который поднял бы руку на моего ребенка! Да я бы…
Хотя нет. Никого бы я не убила. И терпела бы. И надеялась бы переделать мужа. В те времена многие женщины готовы были терпеть подобное. Это сейчас мир изменился, сдвинулось что-то в головах у людей.
Это я, теперешняя, спустя много лет наконец научилась разбираться в людях, в отношениях. И поняла кое-что. Например, то, что счастье – это дар. Его не угадаешь, не вычислишь, его нельзя заслужить или вымолить… А вот несчастливую судьбу – пусть и не всегда, но предсказать можно.
Я повторила бы судьбу Алины, если бы осталась с Павлом. Это точно. И писательницей бы я тоже не стала, ведь профессия эта требует максимальной поддержки от близких. А какая поддержка от Павла, от властной свекрови? Да и не до творчества, когда выживать приходится.
Словом, свяжи тогда я свою судьбу с Павлом, стала бы я жизнью битой теткой, скучной и пустой, с выпотрошенной душой.
Но это я только сегодня поняла.
Я посмотрела Анне Дмитриевне вслед – женщина уже почти добрела до конца коридора. Еще миг – вот и она скрылась за поворотом.
Наверное, большинство юношеских увлечений похожи на болезнь. Которой обязательно надо переболеть. Чтобы потом, после всех мучений и слез, дышалось бы уже легко. Только, главное, не получить потом осложнений. Чтобы сердце, живое, не потеряло бы способности радоваться – каждой мелочи, самым обычным вещам… Останься я тогда с Павлом – то брела бы этим утром по парку, не замечая ни солнца, ни ярких гроздьев рябины, ни инея на траве.
Как же хорошо, что воля Анны Дмитриевны разлучила нас с Павлом. Все хорошо, все чудесно. Надо жить, и радоваться, и больше не искать нигде подвоха.
– Спасибо, – прошептала я в конец коридора. Туда, где только что исчезла за поворотом эта женщина.
И я вздохнула с облегчением.
Мария Метлицкая
Можно с уверенностью сказать, что все люди делятся на тех, кто любит и ждет книги Марии Метлицкой, и на тех, кто, по досадному недоразумению, о них пока не знает. Мария умеет видеть счастье в мелочах и донести до читателя это удивительное ощущение, которое способно помочь в тяжелый момент, прибавить нам сил и спасти от отчаяния.