Неожиданно это прозвучало вполне правдиво.
– Значит… он не придет, – протянула Иллиана, почувствовав легкое разочарование.
В груди что-то защемило.
Девушка не видела мирая месяц. Четыре недели, в течение которых тщательно пыталась забыть о его существовании. Четыре недели, в течение которых она каждый день просыпалась с воспоминанием о нем. А затем он забрал ее, вырвав из привычной жизни, лишив всего того, что было ей дорого. И всю дорогу до дворца Иллиана представляла, как встретится с ним, выскажет ему все, что думает об этом похищении. О покупке ее, как породистой лошади. Ей хотелось на него накричать, несмотря на то, что кричать на мираев может позволить себе только сумасшедший. Или самоубийца.
Но, оказывается, Торриен даже не собирался к ней приходить. И неожиданно Иллиана почувствовала себя обманутой. А еще несчастной, потому что, даже учитывая кипящее возмущение, она продолжала скучать.
И это было больнее всего.
– Так, может, я сама приду к нему? – спросила девушка, не намереваясь всю ночь сидеть на месте, как клуша-несушка, у которой поутру заберут все яйца. Хотелось управлять ситуацией. Не он к ней, так она к нему придет. То, что Торриен не хотел устраивать разборки на ночь глядя, – его проблемы. Испорченное настроение – лишь малая часть того, чем она может отомстить ему за его поступок.
– Нет, – покачала головой Герхарсия. – Так не положено. Торриен запретил тебе в одиночестве гулять по дворцу, пока ты ничего здесь не знаешь.
– Запретил… – повторила Иллиана, сжав губы, но не сдаваясь. – Но я ведь не пленница? То есть завтра, когда он мне все расскажет и покажет, я смогу идти туда, куда захочу?
– Ну… завтра – да, – неуверенно проговорила служанка. – Твои перемещения по дворцу никем и ничем не ограничены. Ты – хасси царевича и можешь делать что тебе угодно.
Иллиана улыбнулась.
– Тогда скажи, где эта его лаборатория. И я дойду туда сама, чтобы не ждать завтрашнего дня.
Служанка покачала головой.
– Не было такого приказа. Царевич разозлится.
– Разозлится… – с хитрой задумчивостью протянула Иллиана, а затем добавила, внимательно следя за реакцией девушки: – Я скажу, что выбралась из комнаты по своей воле, когда ты ушла. Если Торриен будет недоволен, то это мои проблемы. Пусть хоть из дворца выгоняет – я только за.
– Выгоняет? – переспросила Герхарсия, и ее глаза ярко сверкнули. А через несколько мгновений она притворно беспечно проговорила: – Хорошо. Раз ты так хочешь получить нагоняй, пожалуйста. Только я к этому не должна иметь отношения, так и знай! Лаборатория Торриена прямо по коридору. Пройдешь до конца и повернешь два раза налево. Черная дверь с изображением колб, реторт и перегонных кубов.
С этими словами она едва заметно опустила голову, поклонившись, и вышла из комнаты так быстро, будто ее тут и не было вовсе.
А Иллиана довольно ухмыльнулась, расправила складки алого платья и, дождавшись, пока служанка окончательно исчезнет в коридорах дворца, вышла из своих покоев.
Глава 9
Захлопнув дверь, Иллиана трижды повернула волшебный ключ в замочной скважине и спрятала его в маленьком кармане под юбкой. Пренебрегать безопасностью девушка не собиралась: раз мираи охраняют свои комнаты с такой тщательностью, значит, это неспроста.
В широком коридоре замка ночь ощущалась неожиданно сильно. Здесь было темно и тихо, лишь свет редких напольных свечей отбрасывал на стены дрожащие тени. Золотые вкрапления в черных каменных плитках сверкали сейчас особенно ярко, и казалось, будто весь коридор – это огромное и бесконечное ночное небо с мириадами звезд.
Иллиана задержала дыхание, чувствуя легкую неуверенность. Может, стоило остаться в комнатах? Дождаться, пока шерисмирай придет к ней сам… В конце концов, какой смысл торопить скандал?
Но девушка глубоко вздохнула, отгоняя страх, и шагнула вперед, стараясь не обращать внимания на то, что в некоторых участках коридора свечи не горели, будто затушенные случайным порывом ветра или… чьей-то рукой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Это всего лишь темнота.
– А темноты боятся только дети, – шепнула себе девушка и ускорила шаг. Дошла до первого поворота, о котором говорила служанка, и свернула. – Ну вот. Ничего особенного, – подбадривала она себя, с громко бьющимся сердцем рассматривая барельефы и гобелены, которые в тусклом свете почти не было видно.
Впереди показался новый поворот, рядом с которым потухло аж три свечи, и казалось, что вокруг кромешная тьма. Иллиана набрала в легкие побольше воздуха и снова шагнула туда, куда сказала служанка.
И носом воткнулась в чью-то широкую грудь, обвешанную блестящими монетками монисто. Подняла голову и встретилась с холодными прищуренными глазами казиса.
– Саримарх… – выдохнула Иллиана, боковым зрением замечая внизу медленные движения его огромного ртутного хвоста.
Что удивительно – сам жрец оставался неподвижен, но его змеиная половина шевелилась, закручивалась кольцами.
Пугала…
И лишь монетки на мощной обнаженной груди и под поясом тихо, еле слышно позвякивали.
– Иллиана, я полагаю, – с улыбкой на тонких губах проговорил главный жрец мираев. – Рад познакомиться лично.
С этими словами он неожиданно взял ее за руку.
Иллиана не успела и слова сказать, как он поднял ее кисть к своему лицу, развернул тыльной стороной и, склонив голову, прошелся по запястью языком.
Раздвоенным змеиным языком!
У девушки на миг остановилось сердце.
Казис поднял на нее острый серебристый взгляд и проговорил:
– Жаркой луны, Иллиана. В прошлый раз нам не удалось познакомиться должным образом. Золотой змей хорошо защищал свою сайяхасси.
Иллиану пробрала ледяная дрожь.
– Я хасси, – пробубнила она дрожащими губами.
Стоять так близко к жрецу было неуютно. Страшно. Это выбивало из колеи.
Его осведомленность пугала.
Иллиана глубоко вздохнула и внезапно вместе с прохладным воздухом каменных коридоров втянула в себя едва уловимый аромат самого Саримарха. Это был тонкий, пронизывающий запах, напоминающий влажный мох и раздавленную по нему волчью ягоду.
И как он догадался, что она сайяхасси?
– Неужели? – протянул жрец с улыбкой удивления.
Выпрямился, вновь оказавшись выше девушки на две головы, и сцепил за спиной мощные руки.
Иллиана обратила внимание на то, что, несмотря на седые волосы и лысину на голове, казис мираев выглядел очень сильным мужчиной. Его кожа еще не стала дряблой, а мышцы размерами не сильно уступали Торриеновским. Лишь немного морщинистое лицо и чересчур древние, глубокие глаза делали из него старика.
– Надо же, как я ошибся, – протянул Саримарх все с той же тонкой улыбкой, не затрагивающей взгляда. – А куда ты направляешься так поздно, хасси Иллиана? – спросил он тогда, сделав ударение на обращении.
Девушка громко сглотнула. Ей ужасно не нравилась эта встреча. Более того, в голову начали лезть дурные мысли. А что, если мираи для того и запирают магией свои комнаты, чтобы ночью в темноте дворца к ним не проник какой-нибудь убийца? Может, у них тут так принято: убивать под луной неугодных? Может, наги получают извращенное удовольствие, по ночам кусая своих жертв и впрыскивая в кровь яд, а при свете дня им это запрещено?
В общем, в голову начали лезть всякие ужасы, подкрепляемые тьмой и зловещей улыбкой казиса Саримарха.
– Я ищу Торриена, – проговорила девушка, стараясь не слишком выдавать свой страх. Но зубы уже начали тихонько отбивать дробь. – Мне сказали, что он в лаборатории…
Сердце билось в горле, мешая нормально говорить. Кровь прилила к вискам.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Саримарх пару секунд молчал, не сводя с нее холодных глаз. Будто пытался ими, как клыками, укусить ее на расстоянии. А затем вдруг ответил, улыбнувшись еще шире:
– Вон та дальняя дверь – твоя. – Махнул рукой, отчего звякнули браслеты на запястье.
Затем снова сцепил кисти за спиной и невозмутимо скользнул дальше по коридору, скрываясь во мраке.