предвкушением и… кажется, родительской гордостью.
Его радует, что есть то, что может нас познакомить ближе, сплотить сильнее, но он, очевидно, сомневается, что я прошу об этом не только ради него, но и ради себя.
– Ужасно! – часто киваю я.
И это чистая правда.
Денис ставит коробку апельсинного сока на стойку и накрывает мои руки своими, чтобы нежно сжать мои пальцы.
– Тогда я буду безмерно счастлив собрать с тобой байк, Лера.
Я смущаюсь, а в следующий момент слышу, как открывается и закрывается входная дверь. Я во все глаза смотрю за угол стойки в надежде, что вернулся Савва, но там появляется женщина в возрасте, которая выглядит очень солидно и очень-очень недовольно. Возможно, она зашла сюда по ошибке, не разглядев огромную вывеску с названием: бар «У дороги».
Женщина осматривается, сморщив свой аккуратный носик, и что-то в её внешности не даёт мне покоя, а когда она видит Дениса и высокомерно задирает подбородок, а затем переводит взгляд на меня и на секунду теряется, я понимаю, что мы с ней родственники.
Это подтверждает звонкий шум разбившейся об пол посуды и едва живой выдох Риты:
– Мама?..
Мы с Денисом одновременно смотрим в сторону Риты. Я отмечаю бледность лица девушки, и то, как она, бросив быстрый и тревожный взгляд на нас, мгновенно берёт себя в руки, переступает осколки посуды и мой почивший обед и грозовой тучей надвигается на свою мать:
– Какого чёрта ты здесь делаешь?! Убирайся немедленно!
– Глупо было ожидать другого приёма от плебейки, которой стала моя дочь, – холодно замечает женщина, не двигаясь с места. Весь её вид: прямая, как доска, спина, гордо расправленные плечи, высоко задранный нос и ледяной взгляд зелёных, как у Риты, глаз говорит о том, что женщина не уйдёт отсюда без того, за чем пришла. Чем бы это что-то ни было.
А у меня, похоже, на горизонте маячит очередное знакомство с бабушкой по линии матери. И я не уверена, что оно будет столь же теплым и приятным, как это было с матерью Дениса.
– Ничего не меняется, верно? – насмешливо интересуется Рита, останавливаясь в метре от матери. – Ты как была высокомерной сукой, так ей и осталась. Что тебе нужно, мама?
– Я отвечу на твой вопрос, несмотря на грязь, что льётся из твоего рта. – Женщина холодно улыбается и переводит свой взгляд на меня. Он буквально жжёт меня холодными презрением и негодованием. Я передёргиваюсь от неприятных ощущений, но свой взгляд не отвожу, а моя «бабушка» продолжает: – Я здесь, чтобы познакомиться с той, кто зовётся моей внучкой.
О, как ей не нравится это слово, или то, что Рита посмела сделать так, что ей приходится им пользоваться.
– Лера никакого отношения не имеет к тебе, ясно? – шипит Рита. – Она моя дочь, но не ваша внучка! Вы с отцом много лет назад утратили возможность считать её причастной к своему роду!
– Поверь мне, – вновь смотрит на неё женщина, – я была счастлива утратить эту возможность. И твой отец тоже. До определённых событий в своей жалкой жизни. Этот дурак при смерти, Маргарита, и, узнав о том, что вы нашли свою дочь, решил завещать всё своё имущество, весь свой бизнес малолетней девчонке, которую даже не знает! Я заставила себя прийти в это отвратительное место, которое ты зовёшь домом, чтобы твоя дочь предоставила мне письменное заявление о том, что отказывается от того, что ей не должно принадлежать.
На Риту больно смотреть: после слов об отце, она выглядит ужасно потерянной и обескураженной.
– Папа… умирает?..
До меня тоже доходит: мой неизвестный мне дедушка при смерти. А ещё до меня доходит, что Денис больше не сжимает мои пальцы своими, отправившись поддержать свою жену. Он приобнимает её за плечи и обращается к женщине. В голосе сталь, которой я не слышала никогда прежде:
– Кира Эдуардовна, то, как вы говорите о своём умирающем муже и о собственной внучке, лишь подтверждает отсутствие сердца в вашей груди. Вы не человек, вы бесчувственный робот, которого интересует лишь собственное благополучие и его финансовая составляющая. А потому вам здесь не рады.
– Можно только умиляться тому, какие же все мужчины дураки, – холодно насмехается она. – Ты правда считаешь, что у той, в кого ты сейчас вцепился своими лапками, оно есть? Сердце? Твоя ненаглядная Рита – дочь своей матери!
– Не смей! – дергается Рита в руках Дениса. – Заткни свой поганый рот! Убирайся отсюда! УБИРАЙСЯ!
Женщина смеётся. Смеётся! И её смех – смесь жестокости и безумия. Господи…
И он резко обрывается, когда она вновь смотрит на свою дочь:
– Ты ему не сказала. Неудивительно. Дорогой мой зять…
– Нет! Заткнись!
– Твоя драгоценная женушка самолично подписала отказ от своей дочери. Уверена, она тебе сообщила, что её заставили, но это было не так. Ей не была нужна твоя дочь. Во всяком случае тогда, семнадцать лет назад.
Рита обмякает в объятиях Дениса, её трясёт от рыданий, что взорвали уютную тишину помещения. Сам Денис выглядит поражённым. Он не хочет верить словам этой бессердечной женщины, но реакция Риты… Она подтверждает правду жестоких слов.
Она по доброй воле отказалась от… меня.
Находясь в прострации, я наблюдаю, как моя бабушка вынимает из своей модной сумочки файл с какими-то бумагами и направляется в мою сторону. Прозрачная папка ложится у моих локтей, а над головой звучит холодный голос, которым я уверена, можно было бы заморозить целое море:
– Ты семнадцать лет была никем для нашей семьи, советую продолжать в том же духе, девочка. Ознакомься и подпиши бумаги. Будь умнее своей матери и не совершай глупости. У меня всё.
Женщина уходит, а я продолжаю тупо пялиться на прозрачную папку у локтя.
Риту не обманывали, не заставляли силой – она сама подписала тот чёртов отказ от меня. Сама. Вот, что при первой встрече означал её взгляд. Ей было стыдно именно из-за этого, и именно это она и скрывала. От всех. И от Дениса в первую очередь.
Не могу поверить, что она обманывала его столько лет…