Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глаза Литуана блеснули решительным упрямством. И он, едва шевеля губами, произнес:
- Да простит меня Великий Альма, но в час, когда всемогущий Бог не в силах помочь нам, мы нарушим одну из его заповедей "не отвечать злом на зло" и будем отстаивать землю своих отцов. Прости и ты, Великая Дила, но трусость - тоже порок. Я пойду дальше и скажу, что с недавнего времени стал находить множество противоречий в нашей вере. Наверное, это оттого, что как в Боге, так и человеке сосредоточено и плохое, и хорошее. Это, как две руки Альмы - день и ночь, светлое начало и темное. Без этих двух начал становится нелепым слово "справедливость". А именно так, справедливостью, нужно отвечать на добро или зло. Не ждать, когда тебя ударят вторично, ибо второй удар может оказаться последним. Мужчина должен оставаться мужчиной, нося гордое имя - воин, оправдывая свое предназначение. Бороться, как сказал Атуак, и умереть с копьем в руках. Отдать жизнь во имя жизни великая привилегия немногих. И она досталась нам...
Литуан поднялся со скамьи, сложил на груди руки и, поклонившись Альме, вышел из храма.
Он не стал, как делал это обычно, дожидаться церемонии омовения Альмы. На сей раз этот ритуал пройдет без него. А сейчас Литуан быстрой походкой направлялся во дворец, чтобы ещё раз поговорить с Атуаком.
Это было поистине необычное утро: как верховный жрец, так и вождь отсутствовали на своих местах.
4
Несмотря на раннее утро, Атуак с несколькими десятками воинов упражнялся в стрельбе из лука на восточной окраине города. Без привычной диадемы на голове, обнаженный по пояс вождь не сразу бросился в глаза Литуану. Телосложением он не отличался от других ратников, таких же высоких и мускулистых. Священник дождался, пока Атуак легко натянул тугую тетиву лука и выпустил стрелу в мишень. С тихим свистом, в короткое мгновение преодолев пятьдесят метров, стрела по самое оперение ушла в тростниковое чучело, пронзив область шеи. Атуак приготовился к очередному выстрелу, но один из стражников, заметивший Литуна, с легким поклоном указал вождю на него.
- Не хочет ли присоединиться священник? - вместо приветствия крикнул Атуак, делая широкий жест рукой в сторону воинов.
Литуан неодобрительно покачал головой и двинулся навстречу вождю.
- Ты неисправим, - сказал он, глядя в смеющиеся глаза Атуака.
- И это все? Я думал, получу порядочное внушение за свой язык.
Литуан, следуя примеру вождя, опустился на траву и подобрал ноги.
- Оставь насмешки для другого раза. Сейчас нам нужно решить, куда мы отправим женщин и детей на время боя.
Атуак положил руку на его плечо.
- Я рад за тебя, - сказал он. И с болью в голосе добавил: - Тебе было трудно?
- Да, непросто. За две ночи я прожил жизнь более длинную, чем за все мои 60 лет. Если несколько дней назад у меня было ещё достаточно сил, то сегодня я чувствую себя дряхлым стариком.
- Мне жаль тебя, отец, но поверь, силы к тебе ещё вернутся. Не падай духом. Очень многое будет зависеть от тебя. Ты должен будешь говорить с народом не как потерявший веру и надежду человек, а как человек сильный и уверенный в себе. Если в тебе останется хоть капля сомнения, они почувствуют это и не поверят тебе, понимаешь?
Литуан молча кивнул.
- Вот и хорошо. Ты спрашиваешь, куда мы отправим на время боя женщин и детей? Они могут укрыться за городом, в рудниках. Там хоть и небольшие, но все же имеются постройки.
- Это очень близко к городу. Я думаю, будет разумно перевести их ещё дальше - к каменоломне у водопада.
- Но дома там совсем обветшали, и детям будет неудобно.
- Ничего, это временно.
Атуак ненадолго задумался.
- Ладно. С ними пойдут наши воины. Человек двести хватит.
- И опять я не согласен с тобой. Видно, до конца дней нам предстоит проводить время в спорах. Отряд должен быть не менее тысячи человек. Чужаки видели все - и рудник, и каменоломню. Им будет нетрудно догадаться, где будут наши семьи.
- А может, они и не догадываются, что мы раскусили их намерения. К тому же мы выставим дозоры на подступах к городу и задолго будем знать об их приближении.
Литуан покачал головой.
- Ты хочешь сказать, что мы показались им дураками?
- Совсем нет. Но давай будем рассуждать здраво. Есть ли им смысл дробить свой и так немногочисленный отряд?
- В этом я смысла не вижу.
- Я тоже. Теперь давай поставим себя на их место. Допустим, мы знаем, где женщины и дети. Но это все, Литуан! Они же никуда не убегут, не смогут оказать достойного сопротивления. Значит, разбивать отряд и посылать туда несколько десятков воинов бессмысленно.
Литуан молчал.
- Они будут брать город штурмом, все - без исключения. Поэтому и наши силы должны быть сосредоточены здесь, в городе.
- Мне что, соглашаться с тобой?
Выражение лица у Литуана было серьезным и озадаченным. Вождя позабавил необычный вид священника, и он улыбнулся.
- Напрасно смеешься, сынок. Скоро здесь будет такое... - Литуан хлопнул себя по колену и с сожалением вздохнул: - Эх, жаль, что нельзя спрятать их в пещере под водопадом.
- Да там едва разместятся сто человек. Но хорошо, что ты напомнил о ней.
Литуан говорил о пещере, вход в которую находился непосредственно на территории каменоломни, - её длинная выработка почти вплотную подходила к водопаду. Но уже несколько поколений возле воды разработка не велась, подвинувшись от края обрыва на добрых пятьсот метров. Лет двести назад, когда по желанию правящего в то время вождя задумывалась грандиозная фигура стража ворот, здешние ваятели приметили огромный камень, уходивший основанием в толщу земли. Он был таких громадных размеров, что переместить его целиком не представлялось возможным. Тогда было решено разделить его на две половины. Не имея представления о порохе - а смутная мысль о не менее смутном взрыве будоражила головы, - альмаеки, однако, вышли из положения, использовав вместо взрывчатого вещества негашеную известь - они издревле хорошо знали её свойства.
В податливом базальтовом камне сделали отверстие, засыпали туда истолченную в порошок известь, залили воду и стали ждать. Ждали недолго известь сделала свое дело и камень дал-таки сквозную трещину. При использовании рычагов, веревок, мускульной силы обе половины вскоре были извлечены из природной тюрьмы, где камень пролежал не одно столетие.
Каково же было удивление рабочих, когда на месте образовавшейся ямы они увидели небольшое - диаметром в один метр - отверстие. Его тут же расширили кирками, и несколько добровольцев с горящими факелами спустились внутрь.
Неровный свет смолистого дерева открыл перед их глазами наклонную пещеру в человеческий рост. Обвязавшись веревками, рабочие стали спускаться по наклонной, пока не достигли другой пещеры, высотой в два раза превосходившей первую. Она оказалась и шире. Подземный грохот водопада здесь был глухим и несильным; разговаривать можно было не напрягая голоса. Факела к этому времени стали затухать, и когда погас последний, оказалось, что в пещеру проникает слабый свет, дающий возможность разглядеть её в полном объеме.
Чтобы определить источник света, рабочие, естественно, пошли прямо на него и... уперлись в столб воды. Пещера начиналась на поверхности, а заканчивалась почти по центру водопада. Ее уклон в этом месте составлял примерно тридцать градусов и не давал воде далеко проникать внутрь; вода как бы стояла на месте, вернее, представляла собой ещё один миниатюрный водопад: водопад в водопаде.
На место открытия прибыл вождь, осмотрел пещеру, велел благоустроить, сделать ступени, но практического применения она не нашла. Но так или иначе, а паломничества к ней периодически совершались, и не было ни одного человека в племени, со времени её открытия, который хоть однажды не наблюдал водопад изнутри.
Если говорить о природе, то скорее всего пещера образовалась вследствие оползней, вызванных непрерывной работой вод на протяжении тысячелетий: один из пластов базальта - отличный от соседних пород подался, образовав таким образом подземный грот.
- Мы сделаем вот что, - сказал Атуак. - Спрячем там золото и замаскируем вход. Если нам суждено погибнуть, пусть оно не достанется никому. Да, так и нужно сделать.
Литуан пригладил рукой растрепавшиеся на ветру волосы.
- Согласен с тобой. Мы унесем все золотые украшения, которые есть в городе, возьмем также статуи из храма, но - он непоколебимо воззрился на вождя, - не тронем с места ложе с Великой Дилой. Мне сейчас пришла в голову мысль устроить в пещере пристанище жрицам, где они будут молиться Альме. Пусть арка останется нетронутой, иначе мы лишимся последней нити, связывающей нас с богами здесь, в городе. А справедливость, которую олицетворяет Дила, будет по-прежнему на страже нашего народа.
Атуак нехотя согласился.
- Теперь о городе, - сказал Литуан. - Его надо укрепить, подготовить к обороне.