Читать интересную книгу Чужая жена. Двойная сделка (СИ) - Дашкова Ольга

А эта милая девушка оказалась той самой женой Антоши? Это он ее проиграл в покер? Брат реально конченый торчок и придурок. А вот когда речь пошла об убийствах, стало совсем ничего не понятно, в душе неприятно заскребло.

– Ну, мы же не будем сейчас устраивать здесь бойню из-за сучки, правда, сынок?

Снова эта мерзкая ухмылка и поганый взгляд Миронова-старшего. Но он смотрел прямо на Руслана, обращаясь именно к нему.

– Сука, Мирон, лучше молчи, – Альберт покачал головой.

– Почему это я должен молчать? Я могу только гордиться своими сыновьями.

– Я не понял, это что, какая-то шутка? – Руслан отпустил Викторию, сделал несколько шагов вперед. – Я один нихуя не понимаю, что, блядь, здесь происходит?

– Рус, я потом все расскажу.

А вот что происходит теперь и о чем речь, не понимали никто, а Миронов и Фирс играли в гляделки.

– Сейчас впору раскрыть объятья и сказать «сынок», но это было бы слишком. Как в плохом индийском кино, но и у нас оказывается так бывает.

– Это неправда, – Руслан качал головой, сжимая кулаки, в голове стоял шум, но та боль, что разливалась по телу, была ничем в сравнении с той, что была у него в душе.

– Признаюсь, думал, из тебя ничего не выйдет, а нет, вышло, что мне можно гордиться еще одним своим сыном.

Шок! Это только так можно было назвать. Все вокруг, кажется, прибывали именно в нем.

– Отец, это правда? – Юрий спросил первым, но ему не ответили.

– Сука, я убью тебя, прямо сейчас.

Руслан кидается вперед, охрана не успевает среагировать, Вика вскрикивает, удар в челюсть, второй, а за ним несколько щелчков предохранителя. Игнат лишь успевает оттащить Руслана за плечи в сторону. Держит, но тот вырывается.

– Отошел, быстро. Руки показали! Руки!

Виктория оглядывается по сторонам, страшно было до жути, того и гляди, начнется перекрестный огонь. Их парни, тоже достав оружие, держат на прицеле Мироновскую охрану.

– Убрать стволы! Иначе будем стрелять! Убрать!

– Ну, это я заслужил, – Миронов трясет головой, держась за челюсть, сплевывая на асфальт кровь. – Зойка строптивая была, люблю таких, которых ебешь, а они плачут.

– Я лично отрежу тебе яйца и запихаю в глотку.

Руслан, очень бледный, разворачивается, медленно идет к их машине, кажется, что сейчас из него ушли последние силы, ему уже все равно, что будет происходить. Сейчас он реально бессилен, и это самое гадкое и противное чувство.

– Собираемся, все, Вика, поехали.

– Зачем он так? Зачем он это сказал, это правда, Альберт? Ты знал? Ведь ты знал?

– Пойдем, белка, слишком много вопросов.

Не сказав больше ни слова, все начали рассаживаться по своим машинам, Мироновский эскорт ждал, пока они первыми начнут выезжать с парковки. Вике было больно смотреть на Руслана, тот сидел, опустив голову, накинув капюшон толстовки, глаза закрыты, дышит тяжело, продолжая сжимать кулаки на коленях.

– Брат, ты знал? – Руслан даже не открыл глаза, спросил хриплым голосом.

– Знал.

– И не сказал.

– Это бы ничего не изменило.

«– Это бы изменило все!», – сказал уже громче, облокотившись на локти, заглядывая Альберу в глаза. – Но ты же у нас великий стратег и тактик, у тебя ничего не делается просто так.

– Свернуть шею и сломать жизнь - это две разные вещи, вторая больнее, тебе ли не знать. Он сломал нашу жизнь, мы должны уничтожить его. Прогнуть, нагнуть, лишить всего, чтоб он просил об одном, о пуле в висок.

Руслан покачал головой, посмотрел на свои руки. А Вика сидела и словно боялась дышать, все начинало складываться, вырисовываться четкими линиями. Этот бой, может, даже ее проигрыш Антоном не случаен и тоже был запланирован?

 – Как ты узнал?

– Мирон сам сказал, года два назад, когда мы только начинали и я подбирался к нему поближе. Играли в покер.

– И молчал два года.

– Зоя была служанкой в доме Мироновых, молодая, всего восемнадцать лет, нужны были деньги, платили хорошо. Мирон любит таких, беззащитных милых девушек, не знаю, что там произошло, сама или насилие, но такой мрази в здравом уме никто не даст. Забеременела, пришла, сказала, он ее выгнал. Но я восхищаюсь твоей матерью, она не сделала аборт, не бросила тебя, родила и любила. Я видел, как любила, и завидовал, меня никто так не любил. Ты был только ее сыном.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Хватит.

Все перемешалось, эмоции на пределе, как тонкая стальная проволока, режут душу. И слова Альберта, что его так не любили, и бой до крови и переломанных ребер с собственным, как оказалось, братом. И ее шаткое положение.

Снова тишина, Вика зажимает рот рукой, чтоб удержать рвущиеся рыдания, а слезы сами текут по щекам, обжигая душу. Смогла бы она поступить так же? Родить от насильника и любить своего ребенка?

ЧАСТЬ 34

– Почему ты не сказал ему?

– Есть вещи, о которых лучше не знать.

– Но это нечестно.

– Ты сама жила и не знала, что твой муж игрок и наркоман, и жила счастливо.

– Это не так.

Альберт смотрел в окно, была глубокая ночь, по небу рассыпаны яркие звезды. Сделал несколько больших глотков алкоголя из бокала, совсем не чувствуя его вкус. Совсем не хотелось никого видеть и ничего говорить. Хотелось просто побыть одному.

Руслана оставили в больнице для дальнейшего обследования, тот уже не сопротивлялся, просто делал то, что ему говорят, Виктория была рядом и тоже молчала.

И вот сейчас, стоя в своем кабинете, скинув рубашку, налив уже третий бокал виски, Альберт просто пил, стараясь заглушить свои мысли и утопить воспоминания, которые всплыли снова так некстати.

Он чувствовал присутствие девушки, слышал, как она тихо подошла, а потом, положив ладонь на его спину, провела по коже тонкими прохладными пальчиками.

– Почему крест?

Вика вела вниз по черным чернилам под кожей, по неровным краям, словно небрежно сделанной татуировки двух перекрещенных гвоздей. Голос тихий и сама она, будто что-то нереальное в его темном, пропитанном ненавистью мире.

– Потому что я виноват.

– Виноват в чем? – Вика на самом деле говорила, чуть дыша, боясь сделать и спросить что-то лишнее. Альберт непредсказуем, он может свести все на шутку, а при этом в его глазах будет боль.

– Человек, посланный Мироновым, пришел в наш дом, требуя назад проигранные Мироном деньги. Я думал, что помогу, что спасу их, но вышло все иначе. Мать Руса и моего отца убили, а на спине тот крест, который я несу, и по забитому гвоздю в крышку гроба каждого.

Вика старалась не плакать, но слезы снова сами текли по щекам, подошла ближе, прижавшись губами между лопаток Альберта, поцеловав крест. Она знала, как это - терять, но тогда была слишком маленькая, чтоб как-то помешать или спасти своих родителей.

– Помнишь, ты мне сказал, что я должна принять то, что было, просто принять. Но ты сам столько лет не можешь принять того, что случилось с тобой.

Альберт сделал несколько глотков прямо из бутылки, громко поставив ее на подоконник, девочка права, но он не мог физически сделать этого. Он жил своей ненавистью и планом мести, как Руслан жил боями, выплескивая в них свои эмоции.

Девушка снова целует, в том месте кожа начинает гореть, жечь до самого нутра, делая еще больнее. Вика прижимается плотнее, чувствуя, как Альберт напряжен, как напряжены все его мышцы.

– Белка, не сейчас. Иди к себе.

Замирает, отворачивается, быстро вытирая слезы.

– Извини.

Вика быстро уходит, тихо прикрыв за собой дверь.

Пьет из бутылки, словно воду, глотая крепкий алкоголь, хочется напиться, не думать, не анализировать, не прокручивать в голове каждое сказанное Мироном слово, не видеть глаза Руслана. Да и Вику прогнал зря, пусть бы просто была рядом, но ему самому рядом с ней хочется быть другим.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

А другим он никогда уже не будет, это его мир, пусть грязный, сотканный из пороков и слабостей, построенный на фарсе, но это только его мир, в котором нет места таким, как она. Нет места любви, семье, детям. Какие дети? Что вообще за бред? «Раздолье» — вот его дом, с ночным клубом, стриптизершами, нелегальными боями, казино, экстремальными и пикантными развлечениями для гостей, - и все это прикрыто банкетным залом и гостиницей.