— Ну, это не проблема. С ней подписан договор?
— Нет, но была устная договоренность.
— Хорошо. Не будем мелочными. Полагаю, она согласится на определенную взаимоприемлемую сумму — скажем, двести или триста фунтов. Главное сейчас то, что шеф наложил на репортаж абсолютное вето, и ни вы, ни я ничего не можем сделать.
— Разрешите мне поговорить с ним, — продолжал настаивать Дарк. — Я могу показать ему рукопись, и фотографии. Он должен изменить свое решение, когда сам ознакомится с фактами.
— Нет, — твердо ответил Бомон. — Все уже решено. Я отвечаю перед Хеннингером за «Наблюдатель» и должен исполнять его распоряжения. Репортаж о «Красотворце» не выйдет в свет. Если попробуете действовать через мою голову, Пол, вам это ничего не даст, поверьте. Дарк угрюмо кивнул.
— Вот уж не думал, что доживу до такого дня, когда «Наблюдатель» побоится разоблачить откровенный обман, неважно, задевает ли это интересы рекламы или нет, — горько произнес он.
— Дело не в трусости, и, насколько мне известно, рекламные интересы тут ни при чем. Мы никогда не снимали материал из-за того, что он может обидеть рекламодателя. У шефа есть свои причины. Вполне возможно, это услуга какому-то приятелю. Но концерном руководит он, Пол. Публикация репортажа исключена. Понятно?
— Понятно, — утомленно подтвердил Дарк. — Честно говоря, при сложившихся обстоятельствах мне бы нужно уйти с работы…
— Но вы этого не сделаете. Дарк промолчал.
— Почти все мы готовы уйти с работы, когда задеты наши принципы, — сочувственно сказал Бомон, — но в действительности никогда этого не делаем. Когда доходит до дела, оказывается, мы все склонны к компромиссам со своей совестью, начинаем цепляться за насиженное место, и в конце концов порыв угасает. Через пару недель подвернется какое-то другое дело, вы и думать забудете о «Красотворце» и только порадуетесь, что не ушли с работы.
— Вы правы, — невесело согласился Дарк. — Да здравствует свободная пресса! Боремся за истину, но только с разрешения хозяина.
— Вот именно, — улыбнулся Бомон. — Такова жизнь. Кто силен, тот и прав, помните?
Дарк не счел нужным ответить улыбкой на улыбку. Его гнев не утихал почти неделю.
Дней через десять после этого разговора Дарк получил письмо от… Пенелопы. Она виделась с известной ему особой, писала Пенелопа, и известная особа обеспокоена тем, что он не предпринимает никаких попыток связаться с ней. Опыт с «Красотворцем» окончен. Съемочный павильон ликвидирован, а оборудование операционной возвратили тем, у кого одолжили. Известная особа вот-вот должна уехать на юг Франции, но надеется до отъезда встретиться с ним. Если он может подождать ее в своей машине у отеля «Оникс-Астория» сегодня ночью, около часа, она будет очень рада, а у него будет возможность сделать последние фотоснимки. Кроме того, добавляла от себя Пенелопа, он должен помнить, что, если ему захочется немного развлечься, двери квартиры в Саут-Кенсингтоне всегда открыты для него.
Дарк скомкал письмо и швырнул его в корзину для бумаг, потом налил себе виски. С тех пор, как запретили репортаж о «Красотворце», он сознательно выбросил из головы какие-либо мысли о Мэри Стенз. Его возмущение и обида прошли, и он хотел, чтобы никто не напоминал ему об этой истории, которую он считал своим личным поражением. Единственное его обязательство касательно девушки, убеждал себя Дарк, состояло в том, чтобы она получила денежное вознаграждение за свое участие в подготовке разоблачения «Красотворца», а это можно было сделать по первому же ее требованию. В целом для нее все сложилось, как ни смотри, удачно, так же, как для Фаберже и фирмы «Черил». Рекламная кампания должна была начаться в запланированное время, и, по сведениям Дарка, ни одной газете не удалось раздобыть ни строчки информации о сути дела — столь непроницаемой оказалась завеса, скрывавшая его от посторонних глаз. И он счел за лучшее совершенно устраниться от этого грязного мошенничества.
Однако немного позже, вечером, его мысли приняли другое направление: ведь, в конце концов, сама девушка была всего-навсего пешкой в хитроумной игре Фаберже. Несмотря на всю роскошь отеля «Оникс-Астория», дорогие наряды и предстоящее путешествие на Французскую Ривьеру, она должна была чувствовать себя одинокой и растерянной, нуждаясь в сочувствии и поддержке.
Поздно вечером Дарк пошел ужинать и, возвратившись домой после полуночи, убил еще полчаса, выкуривая сигарету за сигаретой, прежде чем сесть в машину и отправиться к «Оникс-Астории». Как и в прошлый раз, Мэри опоздала. Он не видел, как девушка вышла из отеля, только почувствовал, что она стоит рядом с машиной. На ней было строгое белое платье и шляпка из меха. Даже с первого взгляда сквозь стекло Дарка ошеломила ее красота. Все, что он видел во время их последней встречи, не шло ни в какое сравнение с теперешней ее внешностью и казалось потускневшим. Она была прекрасной, несравненно прекрасной, и Дарк ошеломленно уставился на нее, совсем забыв о том, что нужно открыть дверцу машины. Лишь когда Мэри легонько постучала по стеклу, он опомнился и нажал на никелированную ручку, чтобы впустить ее.
— И вы тоже, Пол… — произнесла она, садясь рядом с ним.
— Ничего не могу с собой поделать, — тихо ответил он, не в силах оторвать взгляда от ее лица. — Что он с вами сделал, этот доктор Рафф? Это же просто невероятно!
— Перед вами окончательный результат опыта, — пояснила Мэри. — Слава Богу, все закончилось.
— Склоняю голову перед доктором Раффом.
— А я думала, вы собираетесь разоблачить его… Дарк ничего не ответил, только повернул ключ зажигания. Мотор тихо заурчал.
— Пол, почему вы не показывались? — спросила она. — Мне вас так не хватало.
— По-моему, мы условились, что это будет опасно, — ответил он, — и решили встретиться еще раз в конце опыта…
— Я знаю, но мне почему-то кажется, что не попроси я Пенелопу написать вам, мы так бы и не увиделись.
Он промолчал.
— Вы не хотите меня видеть? — спросила она. Дарк быстро взглянул на нее.
— Что вы! Кто бы не хотел вас видеть!..
— Не будьте циником, — укоризненно произнесла Мэри. — Вы говорите совсем, как все. Мне надоело восхищение мужчин. Их интересует только моя внешность. Они говорят мне комплименты, ухаживают, вертятся вокруг меня, но все это совсем не то. Несколько недель назад ни один из них не уступил бы мне места в автобусе. А так хочется поговорить с кем-нибудь, кто знает меня такой, какая я есть, кого не волнует моя внешность.