– Что возите? Вон у вас какая посудина большая.
– За сидром пришли, – ответил он. – Он тут самый лучший, яблоки у них все же специальные какие-то, у Новой Фактории.
Общался он с мной свободно, не замечая никаких огрехов в моей речи, а я же заметил, что произношение у него заметно отличается от Веры и Ивана с Игнатием. Подумалось, что это издержки проживания на островах. А мне и лучше, меньше вопросов возникает.
– Слух ходит…, – заговорил соседский вахтенный, – … бают, что погибли ваши с обозом. Так?
– Так, – подтвердил я. – Племя Горы напало.
– Верно, так и говорят, – кивнул он. – Прости, что спросил.
– Да чего уж там, – ответил я. – Нет в этом тайны.
– Мутят это племя, все говорят, – продолжил сосед. – Мы когда сюда шли, яхту видели турецкую, шла прямо к берегу. Что яхте там понадобиться могло? Шкип сказал, что ружья неграм возят. А те на другие племена охотятся, а потом пленных продают.
– На наш обоз не за пленными напали.
– Это понятно, – вздохнул он. – Силу почуяли, обнаглели. Другие-то племена их боятся, вот и решили, что все можно им теперь. С тех пор, как Ром-Топор у них вождем стал, совсем они взбесились.
– Часто здесь бываешь? – спросил я. – А то, гляжу, ты обо всем знаешь.
– Часто, – подтвердил тот. – Мы только сюда и ходим, у нас все судно как сидровая бочка стало, яблоками навсегда провоняло.
– Сам-то яблоки любишь? – спросил я с подначкой. – Или сидр?
– Век бы не нюхать больше, – фыркнул тот. – Я теперь только пиво пью. Или вино. А раньше сидр любил, пока за ним ходить не начали. А сам откуда?
– С Большого Ската. – ответил я, надеясь, что в подробности он не полезет.
– А, бывали у вас. – обрадовался он. – К вам за вином ходили, прикинь? Пьяный барк у нас самый настоящий.
Время на Большом Скате он провел неплохо, с его слов, и это меня спасло. Было ему, чем поделиться. Вахтенный с барка, которого звали Ильей, как позже выяснилось, был из тех людей, что из всех видов собеседников предпочитают слушателей, желательно молчаливых, вот и сейчас нашел свободные уши. И я болтать ему не препятствовал, а слушал все внимательно, подчас борясь с желанием записывать.
Ходил по морям мой собеседник уже шесть лет, и числился рулевым. Из той картины, что он мне описал, выходило, что на материке, где мы сейчас находимся, «христиан» жило мало. Он именно так и сказал – «христиане», подразумевая под этим то, для чего у нас используется термин «цивилизованные».
Материк заселен был редко и преимущественно «неграми», множеством их племен, некоторые из которых были «христианам» дружественны, иные враждебны, но доверять нельзя было никому. Уровень их знаний и умений соответствовал таковому у американских индейцев или африканских зулусов – они умели добывать и использовать железо, делая из него наконечники копий и стрел, и другое холодное оружие, а еще в степях разводили скот, правда, не слишком многочисленный. Племена постоянно враждовали между собой, поэтому договариваться с ними о чем– нибудь было трудно, все было изменчиво и непостоянно.
«Христиане» и «мусульмане» (друг друга они называли «турки» и «кяфиры») проживали все больше на многочисленных островах, покрывавших всю поверхность моря на много дней пути во всех направлениях. Такая география, признаться, меня озадачила, но и укрепила в мыслях о глобальном потеплении в качестве одной из составляющих минувшей катастрофы.
«Турки» с «кяфирами» друг друга не любили, нередки были между ними вооруженные стычки, организовывались и разбойничьи налеты на территории друг друга, но все в небольших масштабах, так… до сотни человек с каждой стороны и все больше охотников, лихость показать. До реальной войны не доходило и доходить вроде как не собиралось, и при этом обе стороны умудрялись друг с другом торговать. В общем, ничего удивительного, таких примеров и в нашей истории хватало.
По мере того, как Илья перечислял груз, с которым довелось ему ходить по морям-окиянам, складывалось некое впечатление о местной экономике. Суда возили лес, пальмовую копру и пеньку, продукты и алкоголь, или то, что принято стало позже называть «колониальными товарами». О каких-то перевозках продукции промышленной в серьезных масштабах я от него не услышал, хотя барк «Дюгонь» относился к судам крупным.
Так, за неспешной беседой, и закончилась моя вахта. Передал я ее Ивану, и пошел в трюм, спать в гамаке.
УТРО
Проснулся я в восемь утра, по корабельным склянкам, звук которых перекатывался по всему рейду из конца в конец – порт просыпался. Где-то ругались, где-то хохотали, застучал плотницкий молоток на каком-то судне. Жизнь начиналась. Эстафету с кораблей принял колокол на церкви, пробивший восемь раз, размеренно и уверенно.
Поначалу я даже удивился такому позднему подъему, а потом сообразил – ни конторы, ни купеческие склады, ни что другое раньше чем в девять не открывается, меня Вера еще вчера просветила. Как раз час дается людям на судах умыться да собраться, а кому раньше надо встать, того вахта разбудит.
Перво-наперво я открыл свой ранец и извлек оттуда купленный вчера на базаре несессер с туалетными принадлежностями. Откинул крышку, посмотрелся в зеркало. Мда. Глаз полузакрыт фингалом, уже налившимся лиловым, губа распухла и онемела. Зубы, правда, вчера шатавшиеся, сегодня сидели на своем месте прочно, и вкус крови во рту отсутствовал. Что там полковник говорил про сегодняшнее фотографирование? Не думаю, что теперь даже в его глазах оно бы выглядело бы хорошей идеей.
Наш маленький экипаж в полном составе собрался на палубе. Все поочередно зачерпывали в баке с пресной водой ковшами и с ними отходили к борту, где и усаживались, свесив ноги, занимаясь утренним туалетом.
Вода была именно пресная, не опресненная, к моему удивлению. Зубной порошок в круглой картонной коробке отдавал мятой, всколыхнув в голове какие-то детские воспоминания. Затем на смену зубной щетке пришла бритва, которую я оправил на ремне, вспомнив, как видел нечто подобное в детстве, в парикмахерской. Откуда что и берется? Брусочек мыла, помазок, и вскоре моя все увеличивающаяся борода приобрела вполне приличные «байкерские» очертания. Посмотрел на себя в зеркало внимательно, и подумал, что было бы неплохо и голову обрить, раз уж так радикально меняю имидж. А почему нет? Я точно помню, что в городе цирюльни были, пусть там и обреют.
Вера, сидевшая рядом, выглядела грустной, глаза были красными. Плакала ночью? Наверное. Игнатий с Иваном явно ее стеснялись, не зная, как правильно себя вести, поэтому вели себя тихо и незаметно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});