что какое-то время назад мы не здоровались при встрече. Интересно, а если бы в тот первый день, когда мы все поступали в академию, мы с Зойкой обратили внимание на худенькую девочку с такими же темными волосами как и у меня? Мы бы подружились? Как бы мы общались? И часто ли ругались?
А второй раз Соня прилетела ко мне в первый день после операции.
– Погано выглядишь, Милка! – Соня села на стул рядом с кроватью и взяла мою руку. Она была ледяная, а вены выступали синими линиями. Кожа казалось прозрачной.
– Догадываюсь. – Свой голос не узнаю. Хриплый, низкий, словно после долгой и продолжительной болезни.
– Ты знаешь, мне пришлось встретиться с Зойкой, – пытаюсь улыбнуться, но получилось скверно, – она тебе тут подарки передала. Зефир какой-то, шоколад и свои драже, – она закатила глаза.
– Спасибо. Обязательно ей позвоню и поблагодарю.
– Давай я ее наберу?
Соня быстро включила видеосвязь между нами и мы какое-то время общались втроем. Было уютно, что я на какое-то время даже забыла, где я нахожусь, а главное, почему.
Она была со мной несколько дней. Приходила каждое утро, помогала вставать, ходить, ведь передвигаться я могла только с помощью кого-то. Мы смотрели вместе комедии, обсуждали сплетни. Соня пару раз строила глазки симпатичному доктору, который иногда проверял меня, а потом мечтала, что наконец-то нормально возьмется за французский. В академии ей не нравился учитель, и она поэтому не стремилась учить язык.
Смотрю на чашку чая, я сделала всего несколько глотков, а уже сколько воспоминаний. Часть из них добрые, часть болезненные, часть горькие, а часть радостные. Всего понемногу. Но я не готова отказаться ни от одного из них. Если хоть одно пропадет, все рухнет.
Телефон остался лежать в сумке. Я устало бреду в коридор. Нога еще ноет, но я начинаю уже на нее наступать. Может, и не придется брать больничный на неделю.
На заставке моя мухоловка. Я провожу по экрану, и открывается список контактов. Их немного. Но я набираю одного.
Долгие гудки. Захотелось уже сбросить вызов. И обвинить себя в неправильности затеи.
– Алло, – на том конце взяли трубку, только этот "кто-то" молчал.
– Добрый вечер, – голос милый, даже сладкий. А внутри разливается кипящее масло. Жжет и обжигает. Это ревность.
– Мне нужен Глеб. – Звучит жалко и убого. Стараюсь взять себя в руки.
– Он в душе. А кто его спрашивает?
Получается, он не записал меня? Я у него определяюсь просто как входящий номер, ничего не значащие цифры? Это и удивляет, и выводит из себя.
– Жена. – Смелею я.
Слышу шумный вдох на том конце. Жду.
– Мила?
Я сразу поняла, что это Рита. Та слащавая блондинка с фотографии. Помнится, у нее зеленые глаза. И сама она вся сладкая, как карамельный попкорн. Хочется потом почистить зубы, чтобы избавиться от приторности.
– Все верно.
– Так странно, я всегда хотела с тобой поговорить.
Я знаю, что Рита старше меня, даже старше Глеба. Но почему-то я не чувствую себя маленькой. Даже наоборот, у меня ощущение, что обладаю преимуществом перед ней. Только не пойму каким. И сил вдруг в себе нахожу больше.
– У тебя есть такая возможность, – я затеваю с ней бессмысленный разговор.
– Ты знаешь, я, наверное, должна извиниться, – неожиданное для меня начало, – но я никогда не была тебе соперницей. Поверь. Просто так вышло, что когда мы с Глебом сошлись, ты была в Париже, и Глеб… он нуждался в поддержке. Все закрутилось очень быстро… – она говорит тоже быстро. Звучит как оправдание. И я ей не верю. Она может считать меня наивной, маленькой, но избалованной принцессой. Только это далеко не так. И кому как ни мне знать, насколько женская душа и ее поступки могут быть коварными. – Я подумала, что это шанс.
– Как вы сошлись?
– Не уверена, что тебе стоит знать, – голос настолько милый, что меня реально начинает подташнивать. А может, это все волнение. Оно внутри. И хорошо, что меня сейчас никто не видит. Я заламываю пальцы и слышу хруст суставов. А мой голос… Это всего лишь годы тренировок, когда учишься держать лицо.
– Это было в кафе, – ее воспоминания пропитаны счастьем. А мне становится холодно, хочется накинуть на себя что-то, что поможет согреться. – Я сидела у окна и ждала подругу. Та всегда опаздывала, а я любитель приходить заранее. Глеб вошел в то кафе и направился сразу к кассе. На нем были его любимые темные джинсы и черная рубашка. Было что-то среднее между тем Глебом, которого я встретила однажду в офисе, и тем, который сейчас.
Я слушаю и запоминаю каждое слово. И оно бьет по больному, в самый центр. Мне бы прекратить этот разговор и разорвать ее на маленькие кусочки. Безумное желание безумной женщины. Я понимаю, что Рита не виновата. Она всего лишь оказалась в том месте вместе в Глебом. Но противная и скользкая ревность шепчет мне ту правду, от которой уже не отмахнешься – он выбрал ее.
– Я позвала его, и Глеб подошел. Даже не ожидала, честно. Мы просто поболтали и разошлись. А потом…
– Ты ведь знала, что он женат?
– Честно? Думала, что уже нет.
Врет. Я слышу это по ее тону, по ее интонации. Что это? Попытка казаться невинной? Или выгородить свои темные мысли и выбелить себя в моих глазах? Попытка не то что бесполезная, она глупая.
– Ты его любишь? – мой вопрос простой, но ответ услышать страшно.
– Да. Сильно. А ты?
Нас прерывают. Я слышу какие-то голоса, они отдаленные и нечеткие. И понимаю, что динамик зажат, неплотно, что можно расслышать звуки, но слов почти не разобрать.
– Кто это? – тон Глеба грозный.
– Мила.
– Ты зачем ответила на звонок?
– Ты был в душе.
Голоса затихли, и мне показалось, что связь прервана. Я стала лишней в их беседе. А может, там уже и спор. Как в том окне, в гостиной, где каждый доказывал свою правду.
– Да? – Глеб взял трубку. Он раздражен.
В голове опять голос, который приказывает мне заткнуться и замолчать. Жестко, грубо, словно я никчемная игрушка. Маленькая девочка, нарушившая чей-то покой. Он повторяется и повторяется, заезженная пластинка. И тон у того голоса такой же, как и у Глеба.
– Повежливей, Навицкий!
– Апраксина, а ты что звонишь?
Хочется снова накричать на него. Еще несколько минут назад мне хотелось услышать его голос. Какое-то мимолетное помутнение, а теперь желаю сказать много гадостей и кинуть телефон. Но сдерживаюсь, учусь.
Слышу глухой звук и негромкий хлопок, а потом