голову над такими вещами!
— Николай, — окликнул с дороги лесник. — Пойди сюда.
— Иду.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
7.⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
В пыли, скрывавшей, будто утренний туман, колеса, возвышалась арба, запряженная нарой маленьких, заморенных — ребра наружу — носорогов. Туловища у носорогов были необычно поджарые, холки потерты ярмом, ноги мохнатые. Серая, ироде собачьей, шерсть облезала клочьями. Над носорогами кружились слепни. У арбы стоял мужчина в серой домотканной одежде, мешком опускавшейся до колен. Он был бос. Увидев меня, он поднял свободную от поводьев руку и приложил к груди. Редкая клочковатая бородка казалась нарисованной неаккуратным ребенком. Зеленые глаза настороженны.
— Приятель мой, — сообщил лесник. — Зуем звать. Я ему сказал, что ты — мой младший брат. Не обидишься?
Зуй переступил босыми ногами по теплой мягкой пыли. Сказал что-то.
— Говорит, что спешить надо. Садись в телегу.
Рюкзак лесника валялся в арбе, на грязной соломе. Я вскарабкался и сел, подобрав ноги. Носороги мерно махали хвостами, отгоняя слепней.
За телегой тянулось облако пыли, арба тащилась медленно, налетевший сзади ветер гнал пыль на нас, и тогда лесник и Зуй скрывались в желтом тумане. Мы ехали мимо скудного, кое-как засеянного поля. На горизонте поднимался столб черного дыма.
— Что это? — спросил я, но Зуй с лесником были заняты разговором и не услышали.
Было в этом что-то от кошмарного сна с преувеличенной точностью деталей — ты понимаешь, что такого быть не может, но стряхнуть наваждение нет сил, и даже растет любопытство, чем же закончится этот нелепый сюжет. Внизу, поднимаясь из пыли, покачивались серые спины носорогов…
— Зуй говорит, вчера приходили сукры, искали меня. — сказал лесник, разминая папиросу.
— Сукры? — уже второй раз я слышал это слово.
— Здешние стражники.
— Чего они стерегут?
— Потом расскажу. Ты учти, Николай: для всех я за лесом живу. Будто там другая страна, но вход в нее запрещенный. Про дверь они, конечно, не знают. Не хотел бы я, чтоб кто из сукров к нам забрался. Помнишь, как Маша на рынке испугалась? Подумала сперва, что ты отсюда.
— А она здесь была?
— Была, была. Конечно была. Не о ней речь. Как быть со всем этим?
— И все-таки, Сергей Иванович, я с вами не согласен. Можно настоять на своем, привести в лес специалистов. Организовали бы…
— Погоди, — лесник закурил, Зуй опасливо поглядел на дым, идущий из рта лесника. — Не могут привыкнуть. Я здесь стараюсь не курить, чтобы суеверия не развивать. И так уж черт те знает чего придумывают. Так вот, ты говоришь: добился бы, организовали бы. Ну ладно, а что дальше? Мне-то будет от ворот поворот. Простите, Сергей Иванович, с вашей необразованностью и алкогольным прошлым, позвольте вам отправиться на заслуженный покой.
— Ну зачем же так.
— А затем. Я бы на месте ученых так же бы рассудил. Этот Сергей Иванович только всю картину портит. Бегает, путает… А ведь ученые тоже не все поймут.
— Чего же они не поймут? — я постарался улыбнуться.
— Жизни им не понять. Мои-то без меня куда? Маша, Зуй, другие? Они же надеются. Если в соседний дом бандюга залез, с ружьем, что будет умнее — бежать, спасать людей или размышлять: «А вдруг он меня из ружья пристрелит?»
— Вряд ли это аргумент. Соседний дом живет по тем же законам, что и ваш. А представьте, что в другой стране…
Лесник выбросил в пыль папиросу.
— Не будем спорить. Я тебя для того и позвал, чтобы ты поглядел, какие здесь бандиты. А если со мной что случится, сам отыщешь…
Арба подпрыгивала на неровностях дороги, пыль скрипела на зубах, в кустарнике у дороги шевелилось что-то большое и темное, кусты трещали и раскачивались, но ни лесник, ни Зуй, не обращали на это внимания.
— Что там? — спросил я.
— Не знаю, — признался лесник. — Иногда бывает такое шевеление. Я как-то хотел поглядеть, а они не пустили. Нельзя близко подходить. А если не подходить, то неопасно.
— Неужели вам не захотелось выяснить?
— Если все выяснять, жизни не хватит… Тебе в соседнем городе все ясно?..
Минут пять мы ехали молча. Потом я спросил:
— А откуда Зуй знал, что мы придем?
— Я на той неделе здесь был. Без предупреждения лучше в деревню не соваться. Сукров можно встретить. Меня они не любят.
Мы догнали стадо. Четыре однорогих, лохматых скотинки плелись по пыли, окруженные кучкой каких-то зверюшек. Голый мальчишка бегал, стегал скотину по бокам, чтобы не мешали нам проехать. Вдруг он замер, увидев меня.
— Курдин сын, — сказал мне лесник. Вытащил из верхнего кармана гимнастерки кусок сахара и кинул его мальчишке.
Кусок сахара сразу перекочевал за щеку пастуху.
— В школу бы ему, — сказал лесник. — Все думал, может, его к нам взять.
— Вы бы, наверно, не только его взяли, — сказал я.
— И не говори. Может, возьму еще…
Дорогу пересекал забор из жердей. Зуй, передав вожжи леснику, спрыгнул с арбы и оттащил несколько жердей в сторону, чтобы освободить проезд. Ставить их на место не стал, за нами шло стадо. Арба перевалила пригорок, и спереди появилась деревня.
Она была обнесена тыном и защищена широким, но, видно, мелким, заросшим ряской рвом. Через ров вел бревенчатый мостик. Ворота в тыне, когда-то прочные, мощные, были полуоткрыты, накренились, уперлись в землю углами.
— Эй! — крикнул Зуй, придерживая носорогов у мостика.
Никто не откликнулся. Деревня словно вымерла. Носороги замешкались, Зуй хлестнул их кнутом. Носороги дернули арбу, она въехала на мост, бревна зашатались, словно собирались раскатиться.
Мы оказались на пыльной, утоптанной площади, на которую со всех сторон глядели, распахнув черные рты дверей, голодные, неухоженные хижины, словно птенцы в гнезде, отчаявшиеся дождаться кормилицу. С тына и соломенных, конусами, крыш взлетели серые птицы и принялись кружить над нами и сухим корявым деревом, возле которого мы остановились.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
8.⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Я знал эту деревню. Она пригрезилась мне на пляже, только я видел ее тогда сверху. И дерево видел.
И человека, висящего на толстом, длинном суку.
Порыв горячего, сухого ветра качнул тело, и оно легко, словно маятник, полетело в нашу сторону. У меня схватило сердце.
Лесник, соскакивая с арбы, подставил руку, и я понял, что это не человек — кукла в человеческий рост, чучело с грубо намалеванным на белой