«Игла времени сшивает любые порезы», – говорила мама, но как бы она ни старалась, ей не удавалось скрыть грусть и неуверенность в голосе. Смерть отца оставила на ее сердце огромную кровоточащую рану, и даже по прошествии многих лет она не затянулась.
Теперь я в полной мере осознала, как тяжело ей было нести бремя смерти. Ей и Тео. Ведь я отца почти не помнила.
Порой долгими зимними ночами боль становилась такой нестерпимой, что я едва не поддавалась искушению забыть – стереть из головы их образы, избавиться от преследовавших меня голосов. Но не позволяла себе. Они были живы, пока я их помнила. И если эта борьба была единственным, что удерживало их от забвения, я готова была сражаться до последнего.
![]()
На закате в двери постучали. Не дожидаясь приглашения, Ник вошел внутрь и огляделся.
Сахаар, крадучись, пришла на звук и уже было приготовилась разразиться очередной злобной тирадой, но при виде внука задумчиво скрестила костлявые руки на груди. Внимательно обвела взглядом темные круги под его глазами, растрепанный пучок и слегка ссутуленные плечи.
– Тяжелый день? – без малейшего сочувствия в голосе хмыкнула она.
– Много работы, – хрипло ответил Ник и повернулся ко мне. – Ты закончила?
Я с облегчением кивнула и отложила двадцатую по счету миску в сторону.
– Отлично. Тогда идем. Я ужасно голоден.
У меня в животе громко и требовательно урчало еще с обеда, но хозяйка дома в эти моменты искусно притворялась глухой. Впрочем, предложи она мне хоть что-нибудь, я бы все равно отказалась. Мне не хотелось наглеть и требовать больше того, что мне уже давали.
– Больше не приходи, – предупредила меня старуха.
– До завтра, Сахаар, – с улыбкой попрощалась я и поспешно проскочила мимо Николаса, который придерживал для меня дверь.
Мне нестерпимо хотелось взглянуть на небо.
Сегодняшний закат был едва ли не прекрасней того, которым я любовалась вчера. Нежно-розовое свечение пробивалось из-под насыщенных облаков цвета шалфейных лепестков.
– Здесь всегда так. К этому невозможно привыкнуть.
Николас устремил взгляд вверх, и в его глазах отразилась крошечная копия неба. Выбившиеся темные пряди лезли ему в глаза и цеплялись за длинные ресницы, но он либо не замечал этого, либо был слишком утомлен, чтобы убрать их. Он посмотрел на меня из-под полуопущенных век.
– Как прошел день?
– А как еще он может пройти с твоей милой бабулей? – проворчала я.
Николас широко ухмыльнулся, отчего на щеке показалась ямочка.
– Должно быть, чудовищно. Хотя вы, кажется, поладили.
Я хмыкнула.
– Не верю, что такое вообще возможно.
– Многие пытались, – с наигранной серьезностью сообщил он.
– Боюсь, я не захочу услышать, что с ними случилось.
Мы стояли, почти соприкасаясь плечами, и с улыбками смотрели на небо. Как только я осознала это, внутреннее тепло бесследно испарилось, а вокруг чувств воздвиглась такая высокая неприступная стена, что ее не проломил бы и таран.
– Все в порядке? – нахмурился Ник. Он добился от меня лишь скупого «да» и без дальнейших расспросов повел к дому.
Тем вечером моими ранами занималась Делия, и я не смогла скрыть легкий укол разочарования даже от самой себя. Однако, если в присутствии Николаса меня никогда не покидали напряжение и волнение, ее ласковые прикосновения и тихий, успокаивающий голос расслабили каждую клеточку моего тела. Она умело контролировала выражение своего лица, что было немаловажным навыком в ее ремесле: при виде моего распухшего плеча на нем не дрогнул ни один мускул.
– Надо же, Ник накладывает швы лучше, чем я, – наигранно возмутилась Делия.
– Есть хоть что-то, в чем Николас плох? – процедила я едва слышно.
– О да! – весело отозвалась она. – Он совершенно отвратительно готовит. Ему лучше вовсе не подходить к котлу, иначе обязательно что-то подгорит или переварится.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я сдержала улыбку, чувствуя неловкость оттого, что мой вопрос услышали.
– Значит, еда, которую он мне приносит, приготовлена не им?
– Даже не сомневайся, если он вздумает угостить тебя своей стряпней, ты сразу об этом узнаешь.
Мы обе тихо рассмеялись, и мне сразу стало легче. Делия так быстро располагала к себе, что даже не верилось. А мне так не хватало материнского тепла, заботы и женских разговоров по душам!
Я не должна была привязываться. Ни к кому из них. Однако это уже начало происходить – слишком быстро, против моей воли и обстоятельств. Мне было страшно. Но еще больше меня пугало одиночество.
Волку необходима стая. Одиночки – легкая добыча.
![]()
– Убирайся.
– Проваливай.
– Не путайся под ногами.
Последние несколько дней запомнились мне смутно, но все они неизменно начинались с этого. С каждым разом злость на лице старухи была все более напускной, и прогоняла она меня скорее по привычке. Удивительно, но к обществу Сахаар привыкнуть оказалось легче всего. Даже наши непрекращающиеся перебранки не портили мне настроения. Старушке, впрочем, и портить было нечего – настроения у нее не было всегда.
Работа выжимала из меня все соки, но я старалась не показывать усталости и безропотно бралась за все, что мне давали. В конце дня я без сил валилась на подстилку у кровати и практически сразу проваливалась в сон, а по ночам вскакивала в холодном поту от очередного кошмара и долго сидела на полу, успокаивая дыхание и гипнотизируя луну, что глядела на меня из окна.
С Николасом мы почти не пересекались. Он приходил в хижину Сахаар на закате, провожал меня до дома и уходил наверх, к себе в комнату, едва переставляя ноги. Моими ранами занималась Делия, к которой часто присоединялась сестренка Ника. «Занят». «Работает». «Еще не освободился», – каждый раз зачем-то сообщала целительница, будто извиняясь.
Он целыми днями пропадал на тренировочном поле, в конюшне, в кузнице или в лесу. Охотился, помогал в починке домов, ковал оружие, посещал редкие советы клана и обучал молодых бойцов.
Я поглядывала на него из окна хижины Сахаар и ни разу не увидела, чтобы он отдыхал. А потому невольно не давала спуску и себе. В голове постоянно всплывал вопрос: «Неужели он всегда так много работает?», который я не осмеливалась задать вслух, но по глазам остальных понимала, что за этим что-то крылось, что знали они гораздо больше моего.
![]()
– Девочка, принеси воды из колодца. Да поживее.
– Я же вчера принесла вам целых два ведра, – озадачилась я, отодвигая ящик с ненавистными растениями, которые сортировала с самого прихода.
– Чудно. Значит, даже в твоей пустой голове должно было отложиться, где находится колодец, – рассеянно пробормотала Сахаар. Старушка старательно нанизывала на толстую нить какие-то камушки и от усердия даже прикусила кончик языка. Она вечно занималась чем-то подобным.
Пропустив оскорбление мимо ушей, я с тяжелым вздохом подхватила потертое жестяное ведерко и вышла на улицу, прищурившись от ослепительного после полумрака хижины света.
Большой деревянный колодец находился недалеко от тренировочной площадки, и путь до него и обратно казался мне изощренным видом пыток. Помимо моей воли, взгляд постоянно возвращался к блеску стали и гибким телам воинов. Я отчаянно боролась с искушением выхватить меч из чьих-нибудь рук и занять его место перед противником.
Но за все время пребывания в деревне Этна я так и не увидела женщину с оружием. В поединках сходились лишь мужчины, а из женской половины если и можно было кого-то увидеть рядом, то только хихикающих и краснеющих молоденьких девиц, которые будто бы невзначай проходили мимо, чтобы поглазеть на обнаженных по пояс парней. Нельзя сказать, что те были против. Мужчины явно наслаждались вниманием – посылали многозначительные взгляды и самодовольные ухмылки и показательно выделывали впечатляющие, но определенно лишние на тренировке трюки, демонстрируя силу перекатывающихся мышц.
