Читать интересную книгу Закон Тайга - Эльмира Нетесова

Игорь Павлович только теперь начал понимать, что на приколе ее держали не случайно.   

«Сова захлебнется в трюме. Надо выпустить», - открыл крышку люка Кравцов. Едва фартовый высунул голову, рывком вытащил его на палубу и, держа в руках дрожащего, мокрого, приказал грубо и коротко-

—   Не дергайся! Чуть рыпнешься, будешь в трюме снова. Понял?

Сова протирал глаза, не понимая, сон это или явь. Если сон, почему он мокрый и в трюме полно воды? Если явь - откуда взялся этот колымский дьявол Кравцов? Где кенты и баруха? Если явь - где легавые? И где он на самом деле? Ведь точно помнил, что уснул в барже. Убежал от дождя.

Но если не сон, значит, Кравцов накрыл его. Один на один. Но откуда узнал, кто высветил, заложил? Конечно, баруха! Бабы все лажовые. Небось приглянулся ей обходительный, вежли­вый фраер, и засветила фартового... Кенты такого не отмочат. Сова им по кайфу был.

«Но неужели засыпался? - огляделся по сторонам Сова. Вода уже захлестывала через борт. - Хана! Отовсюду линял. Отсюда - хрен. Знать, крышка. Плавать не умею. А этот фраер прихлопнет здесь. Размажет, как говно. Чтоб не возиться. Не потянет же он меня на своем горбу через реку вплавь. Побоит­ся, гад, того, что я ему горлянку перегрызу».

Вода с шумом окатила Сову с головы до ног. Он едва удер­жался, чтоб не выпасть за борт. Кравцов в последнюю секунду схватил фартового за шиворот.

—  Накрыл, чтоб замокрить? Упер баржу со мной, а теперь поплыл, как говно. И сам не петришь, что нахомутал, зараза? Нет уж, коль припутал, доставь в суд! - испугался Сова, поняв, что Кравцов скорее согласится утонуть вместе с фартовым, чем даст ему хоть единственный шанс на побег.

Сова понимал: попади он под суд - расстрела не миновать. Но это будет потом. Вначале следствие. А там попробуй дока­жи. Свидетелей не было. Никто не видел. Да и, возможно, сно­ва представится случай к побегу. Ничего нельзя исключать. Ведь раньше получалось. Да и время будет. Пожить. Так хочется жить! Пусть где и как угодно. Но не сдыхать же в самом деле тут, совсем по-собачьи, размазанному фраером или утонувшим в реке. А все из-за него! Фартовый вскочил, бросился на Кравцо­ва и сбил его с ног...

Игорь Павлович ухватился за борт и внезапно рванулся на Сову, уже державшего в руках лом.

Фартовый замахнулся. Лом просвистел рядом. Кравцов, сде­лав вид, что упал, дернул мокрый брезент из-под ног Совы. Тот шлепнулся лицом вниз. И в ту же секунду оказался завернутым в брезент.

— Дышишь, падла, кайфуешь? - захлебывался злобой фар­товый. И внезапно заглох. Вода хлынула на борт баржи. - От­пусти, паскуда! Не мори! Оба накроемся! - кричал Сова, пыта­ясь вырваться из брезента.

Кравцов сам едва удерживался на осклизлой корме. По­нял - баржа зарылась в дно реки. Ниже - некуда. Значит, придется ждать всю ночь, пока не появится какое-нибудь про­ходящее мимо судно.

 Но именно в таких ситуациях счастливый случай не торо­пится прийти на помощь. И Кравцов, ухватив сверток брезента с Совой, оттащил его на другой борт.

—  На хрен я тебе? Ведь понта никакого. Ни с меня навара, ни с мусоров! Ну, грамотку дадут. А за нее и склянки не возьмешь. Пусти! Я в долгу не останусь. Дай слинять. Из-под земли найду. Вер­ну должок. Трехни, какой навар хочешь? Устрою, падла буду! - клялся Сова.

—    Только что получил. Молчи, гнида! Либо сдохнем, либо выберемся, - отозвался Кравцов.

—  Ты же колымский зэк, не фраер. Усек бы свой кайф. За меня «малина» наличностью выложит.

—  Дурак вконец! Не о том болтаешь, Сова. Тут уж быть бы живу. Оба потонем иль вместе выживем, - признал Кравцов, услышав, как трещат ломаемые дном шпангоуты баржи. Долго ли она продержится на плаву? А может, через минуту развалит­ся на куски, скинув со своей усталой спины людей?

—  Если не накроемся, не мори! - просил Сова.

Кравцов отвернулся. Ветер стихал. Дождь все еще лил на

голову и плечи, казалось, хотел промочить до костей.

—  Ты, когда Кузьму убивал, думал, что и ему жить охота?

—  Он фискал! Таким дышать западло. Высветил нас, паску­да. Да и гробанул его попутно. Линял, сам мозгуй, на лесовозе. Почти в Трудовое. Коль в Поронайск пофартило бы, дышал бы, сука. Потом бы его на перо взял. А тут не пофартило фис­калу. Ведь не законник, дерьмо. Чего его жалеть? Таких до хре­на извели. За всякого не переморишь.

—   Фискал, говоришь? О нем в селе никто так не сказал. Жалеют...

—   Хрен там жалеть. Я, покуда под нарами в его бараке канал, ждал свой час, всякого наслушался. И о стукаче том. Он с легавым кентовался давно. За нас ему волю дали. А я и перекрыл кислород. Ночью из-под шконки вылез и прикно- кал. Еще старого падлу надо было грохнуть. Да времени не хватило. Легавые на хвосте повисли. Они ж и тебя на Колыме приморили. И тоже не за хрен собачий. Чё ты их тянешь на шее? Они ж лидеры...

—  Трофимыча за что бил?                                                                     

— Старый хрен башли взял, а хавать не давал. Вот и трамбо­вал его. За свое выдавливал. Мы не на халяву у него жили.

Кравцов удивлялся, что так легко и просто сознался во всем Сова. Он не соврал. Это понимал Игорь Павлович. Ведь вот и сам тогда в бараке тоже подумал, что Сова вскочил в барак днем. А дождавшись ночи, убил Кузьму. Видно, и впрямь: перед реальной угрозой смерти многие становятся откровенными.

— Я и тебя бы отделал так же, если б пофартило слинять, - признался мокрушник и добавил: - Отпусти. Нарисую.

— Дыши тихо, - екнуло сердце у Кравцова - он услышал, как из подтрюмного отделения баржи захлюпали пузыри. «Куда теперь сковырнется баржа?» - подумал невольно.

— Размотай, Кравцов! Клянусь свободой, не дернусь. Надо­ело заживо в жмурах лежать, - стонал Сова.

—  Кузьму сам одолел. А из брезента слабо выбраться?

—   Фискал дрых как падла. А я ни в одном глазу.

—  Так чем ты его убил? Уж очень узкий раневой канал.

— Спицей. Шустро. Он и очухаться не успел. Боли не слы­шал. Дернулся едва и готов. Так многих стукачей пришивают.

— А как из барака ушел?

—  Ночью один поссать вышел. У них без параши. До ветра, на двор. Я за ним. И выскочил. Мужик свет не включал. В темноте меня не приметил. Слышал, как он дверь на запор брал, когда вернулся.

—   Подлец! - не сдержался Кравцов. И тут же схватил Сову за шиворот. Вода подступила вплотную, баржа плотно уселась на дно. Фартовый хлебнул воды ртом и носом, и его едва не смыло.

Игорь Павлович подтянул его к маленькому пятачку на корме баржи, который еще оставался над водой.

— Хана нам, Кравцов! Обоим крышка будет. Сдохнем здесь! Зачем ты так лажанулся? Меня хотел сграбастать. А и сам на­кроешься теперь, - кривил посиневшие губы Сова, потеряв­ший надежду на спасение.

Кравцов с ужасом глядел вокруг. Неужели, пройдя столько мук, выжив на Колыме, перенеся столько горя и потрясений, потонет здесь, вместе с Совой, наказав его и себя заодно?

«А впрочем, чего я сетую? Пережито много. Но разве я один такое перенес? Другие намного лучше меня были. Не повезло им. А я выжил, вышел. Не калека, никому не в обузу. Работал. Не по принуждению. Своим делом занимался. А если смерть застанет здесь, это еще не самое худшее. Не стоит сетовать на судьбу. Ей виднее...»

—  Сюда! Сюда! Спасите! - замахал он руками, услышав шум мотора. Лодка иль катер, все равно, пусть снимут, заберут отсюда. Игорь Павлович кричал в сторону усиливающегося шума.

Только бы услышали, заметили, подошли...

Сова вздрогнул от крика Кравцова так, словно к нему ток большого напряжения подключили:

—  Чтоб те голову с жопой поменяли, гад! Ну и хайло! Отку­да в таком хилом фраере горлянка десятка бугров? - но поняв, что заорал Кравцов не с дури, вывинчивался из брезента рука­ми и ногами. Из пелены дождя, ревя сиреной, сверкая прожек­торами, вынырнул пограничный катер и, нащупав Кравцова, похожего на пляшущего на воде черта, подошел к затонувшей барже вплотную.

Кравцов в двух словах объяснил пограничникам все. И те, не медля ни секунды, сняли с баржи Сову, а потом и Игоря Павловича. Убедившись, что Сова не сбежит, Кравцов вошел в рубку катера. И едва успел перекурить, как погра­ничники причалили у морпорта Поронайска. По рации свя­зались с горотделом милиции, и через несколько минут прим­чался «воронок». Сова под надежной охраной был привезен в тюрьму. А Кравцов, кто б мог подумать... Едва спало напря­жение и предоставилась возможность расслабиться, почув­ствовал сильнейший жар.

Вечером «неотложка» увезла его из дома в больницу. Сколько он в ней пробыл, не знал: заснул в горячем тревожном сне. В котором всегда было темно. И дождь, перемешанный со сне­гом, царапал лицо, руки, сердце.

Выл ветер, напевая знакомые колымские песни, сложенные зэками со всех концов земли. Они пели их у костров, плотно прижавшись друг к другу плечами, чтоб не остудил лютый хо­лод души, не выморозил память.