Читать интересную книгу Анабиоз - Илья Бушмин

— Смешно, значит, было, — сказал я.

— Ты еще не дослушал, — веселился Кирюха. — Это было во-первых. Но есть и во-вторых. Очкарик — от слова «очко». Шаришь, к чему я?

Нос и Губошлеп сияли, переглядываясь. Я все понял. Господи.

Если верить школьным учебникам, эти трое — Кирюха и его подельники — тоже были одного со мной биологического вида. Но так не могло быть. Так не должно было быть. Если учебники утверждают, что подобные твари являются представителями моего же биологического вида — к черту такие учебники.

— Шарю, — подтвердил я.

Пальцами левой руки, опущенной вдоль тела, я обхватил рукоятку приклеенного к запястью ножа. Чуть потянул на себя и почувствовал, как один конец скотча с неслышным, а лишь ощущаемым мною чавканьем отклеивается от кожи.

Кирюха вдруг стал очень серьезным. Он смотрел на меня, как не перегоревшую лампочку. И это было самым жутким. Разве может быть моральная сторона в вопросе избавления от ненужной лампочки? Нет, только практическая. Выкинуть в ведро или разбить об асфальт перед машиной соседа?

— А теперь перейдем, волосатик, к плохой новости, — произнес Кирюха. Он убрал в карман мой телефон. Теперь у него в руках оставался лишь складной нож, который они нашли в кармане пиджака. — Не нравится мне, когда задроты типа тебя ошиваются вокруг. Когда вынюхивают. Спрашивают. Лезут, суют свой нос. А ты, к тому же, нормально так вынюхал. Уже две наши точки выучил. Непорядок, волосатик. Мне такое не нравится. И никому не понравится.

Кирюха чуть улыбнулся, раскрывая нож.

— Так что живым ты отсюда не уйдешь.

Я обмяк, издав вопль отчаяния, и уронил голову на грудь. В ту же секунду отвел правую руку назад, словно замахиваясь для удара — но так, чтобы амбалы решили, что это мой тайный маневр и попытка оказать сопротивление. Губошлеп метнулся ко мне и крепко сжал правую руку.

Левой я выхватил нож. Дернул большим пальцем. Подушечка пальца уперлась в выемку в лезвии ножа, предназначенную для извлечения лезвия без помощи второй руки. Щелкнуло лезвие.

Вложив вес всего тела, я вонзил нож по самую рукоятку в бедро Губошлепа. Лезвие прошило мягкие ткани и уперлось в бедренную кость.

— АААА! — истошно заверещал Губошлеп, падая.

Не без труда я выдернул нож из раны, откуда фонтаном брызнула кровь. Нос что-то орал, выхватывая травматический пистолет из-за пояса и устремляясь ко мне. Благодаря выработанным в сотне драк рефлексам я остался жив — успел вовремя пригнуться, прикрыв голову рукой. Выстрел прогремел над самым ухом. Снизу-вверх я полоснул ножом по вооруженной руке Носа, рассекая острым, как бритва, лезвием его предплечье. Схватил его за запястье и полоснул еще раз, сверху-вниз.

Кровь брызгала во все стороны. Нос успел ойкнуть. Я схватил пистолет за ствол и вывернул, ломая указательный палец носа. Когда пистолет оказался у меня, я со всей силы врезал им по голове Носа.

Рукоятка металлического пистолета угодила ему в висок. Нос рухнул рядом с вопящим и извивающимся Губошлепом, который, держась судорожно трясущимися руками за свое бедро, с ужасом наблюдал, как из рассеченной до кости ноги все сильнее и мощнее фонтанирует кровь.

А потом мою спину в районе лопатки пронзила адская боль. Кирюха пылу сражения все-таки выбрал нужный момент и сделал выпад, вонзив лезвие моего же ножа мне в спину. Разворачиваясь и ревя от боли, я врезал ему рукояткой ствола по лицу. Кирюха упал на колени. А когда поднялся, то увидел направленный на него ствол.

— Нож бросил!

— Э, волосатик, ты не…

Одуревший от боли и ярости, я выстрелил. Никогда раньше я не стрелял. Затвор молниеносно отлетел назад, выплевывая в сторону стреляную гильзу и обдавая меня облаком пороховых газов. Пистолет дернулся в руке, отдача прошла до плеча и тупой болью отозвалась в раскалывающейся груди и пронзенной ножом спине.

Резиновая пуля травматика ударила Кирюху в плечо. Он дернулся от удара и упал на колено, стиснув зубы от боли.

— Б…, не надо, ты…!

Я врезал ему ногой в лицо. Ломая нос, разбивая губы и выбивая зубы. Кирюха булькнул, падая. Я прыгнул сверху, уткнувшись коленом в его грудь, и приставил ствол к глазу ублюдка.

— Не дергайся! Пусть это и травматик, но сейчас ч выстрелю, и резиновая пуля прошьет твой глаз и мозги! Сдохнешь сразу! Не дергайся!

Хрипя, тяжело дыша и сглатывая кровь, Кирюха в ужасе уставился на меня. Вокруг его глаз уже образовались синие круг. Он наливались мгновенно — значит, нос был сломан основательно.

В стороне верещал Губошлеп, обнимаясь с пронзенной ногой. Рядом с ним валялся в отключке Нос — при падении он странно поднял руку со сломанным в трех местах указательным пальцем, и сейчас в этой позе смахивал на пловца.

— Ты совсем отморозок что ли, — прохрипел Кирюха. Его голос звучал в нос и булькал и вибрировал от заливающей его глотку крови. — Тебе же не жить теперь.

— Ты меня только что порешить хотел. Сомневаюсь, что будет хуже.

— Херово ты меня знаешь…!

Я вспомнил вокзал и безногого инвалида с вырезанным языком. Стиснув зубы от ярости, пистолетом ударил Кирюху по сломанному носу и снова приставил ствол к его глазу, надавливая на закрытую веком глазницу.

— Ты меня тоже!

Держа его на прицеле, я левой рукой обыскал карманы бандита. Мой телефон. Мой зажим для денег. Кошелек самого Кирюхи. Тоже пригодится. Теперь моя очередь компенсировать моральный ущерб. С земли подобрал свой второй нож. Все, кроме телефона, я рассовал по карманам.

Губошлеп выл, верещал и стонал, обнимаясь со своей ногой. Я рявкнул:

— Закрой пасть, или проткну и вторую!

Губошлеп стиснул зубы. Он продолжал хрипеть и пищать, но теперь это было гораздо тише. Он искренне старался спасти вторую ногу.

Все мои пальцы были в крови. Пачкая кнопки телефона, я нашел функцию диктофона и нажал на запись. Диктофон сжал в кулаке, а сам кулак уткнул в грудь Кирюхи. Для сохранения равновесия. Я чувствовал, как кровь из раны на спине заливает одежду. Меня шатало, а силы уходили с каждой секундой. На ногах меня держали лишь ярость и адреналин.

— Теперь рассказывай.

— Что? — захрипел, выплевывая кровь, Кирюха.

— Мой брат. Что вы с ним сделали?

— Ты тупой? Я отвечаю тебе, мы никогда не видели твоего е… анного брата. Не знаю, кто тебе сказал, что он у нас. Но этот кто-то спутал его с Пашей-очкариком. Они похожи. В натуре похожи. Но это не он.

Паша-очкарик. Во-первых, плохое зрение и очки. Во-вторых, очко…

— Паша-очкарик. Кто он и откуда?

— Откуда я знаю.

— А ты подумай.

Трясясь от ярости, я резко двинул Кирюхе рукояткой пистолета по лбу, рассекая его до крови. А потом опять ткнул пистолет ему в глаз. На этот раз посильнее.

— Глаз… Выдавишь… Отпусти…

— Не переживай за глаз, у тебя еще второй есть. Говори!

— Он из Сорочинска, — нос Кирюхи не работал, дыхательные пути были перекрыты осколками хряща и кровью. Он дышал ртом. От этого его голос был похож на того переводчика американских фильмов, чей гундосый голос на видеокассетах слушали в 90-х наши родители. — У нас остался его паспорт. Паша Авдеев. Так его зовут. Двадцать два года. Детдомовский он. Родни нет. Идеальный вариант для нас.

— Когда вы его выцепили?

— Два… Нет, два с половиной месяца назад. Или три? В начале апреля, короче. Еще снег лежал. Очкарик на поезде ехал… Тут остановка. Этот лошара вышел, заблудился и опоздал на поезд.

— И как вы об этом узнали? Как вы на него глаз положили?

— У меня пара человек на вокзале всегда отирается… Ищет новичков.

Кирюха закашлялся, когда кровь залилась ему в глотку. Кровавые брызги полетели из его рта, а сам он затрясся. Я чуть отстранился, но затем снова врезал ему пистолетом по лицу.

— Хватит! Терпи! Паша-очкарик и не такое терпит, небось, а?

Кирюха молчал и тяжело дышал. Синие круги под глазами, разорванные губы, кровавые десны на месте двух выбитых резцов, торчащий из носа хрящ. Кирюха выглядел, как зомби из кино. Если не считать осмысленного взгляда, переполненного страхом, которым он таращился на пистолет.

— Где вы калечите людей?

— Слушай, — прохрипел Кирюха. — Ты ищешь брата? У нас его нет. Что тебе еще надо?

— Если ты не отвечаешь, я просто стреляю тебе в глаз. Не искушай меня, Кирюха, я очень хочу это сделать. Очень.

— Врачебный кабинет, — послушно захрипел Кирюха. — В пригороде. Стоматология. Там хирург, которому я плачу.

— Адрес.

— За…

Я надавил стволом на глаз так, что из-под век брызнули слезы. Кирюха заверещал. Как только я ослабил давление, он поспешно — булькающим, гундосым и задыхающимся голосом — выпалил адрес. Поселок, улица, номер дома.

— А теперь подумай еще раз и назови правильный адрес. Или прощайся с глазом. Считать до трех не буду. Посчитай сам.