Читать интересную книгу Палач - Эдуард Лимонов

— Да, — согласился «де Ниро», осматриваясь. — У тебя тут парадайз… Только что птицы не летают… Красиво… Bay! — издал он неожиданно Наташкино восклицание, подойдя к креслу-руке, подарку Женевьев. — Удобное?

— Попробуй, — пожал плечами Оскар. — Что именно ты хочешь пить?

— Если у тебя есть бренди…

— Есть.

Оскар налил «де Ниро» полбокала бренди, зная, что его ожидает в рабочем зале, и предполагая, что бренди будет нелишним. Достав из сигарной коробки пару джойнтов, Оскар положил их в нагрудный карман и, пройдя по блестящему паркету к сидящему сиротливо в кожаной ладони «де Ниро», протянул ему бокал с бренди.

— Bay! — опять издал «де Ниро» Наташкин звук. — Так много!

— Не выпьешь — оставишь.

Оттого что «де Ниро» употреблял Наташкино восклицание, он был Оскару симпатичен. Это только Наташка считала, что Оскару мила исключительно ее пизда. Ему были милы и трогательно-приятны даже все ее словечки.

«Де Ниро» отхлебнул дринк. Оскар закурил джойнт. Чуть затянувшись, Оскар передал джойнт «де Ниро», и тот с готовностью приложился к джойнту. Сигаретка укоротилась на глазах. Кокаин бы сейчас не помог, нужны были иллюзии и вовсе не обычная связь между предметами. Героин был бы вреден, он убивает секс и оставляет личность наедине с собой, полностью удовлетворенной своим одиночеством. Мескалин, хотя он и стимулирует секс, был бы слишком силен, вызвал бы у «де Ниро» паранойю. Джойнт был в самый раз. В молчании они докурили джойнт. Марихуана была крепкая, бессемянная.

— Пойдем? — спросил Оскар.

— О'кей! — «де Ниро» встал и стал снимать плащ.

— Не снимай. Останься как есть. Она немножко с задвигом, моя женщина. Ей будет приятнее, если ты будешь выглядеть совсем чужим человеком, прямо с улицы. Ох уж эти мне женщины! — вздохнул лицемерный Оскар, как бы не одобряя поведения своей самки.

— О'кей, — согласился «де Ниро», и они, пересекая салон, отправились к двери в рабочий зал Оскара. «Топ-цок-топ-цок!» — прозвучали их шаги в салоне. «Цок» — был звук легких кожаных итальянских башмаков Оскара. «Топ» — принадлежал американского отечественного производства культяпным мокасинам «де Ниро».

У самой двери Оскар остановился и сказал, обернувшись к «де Ниро»:

— Ты не пугайся только. В этом зале у меня несколько странный интерьер, он оборудован чуть-чуть под «садо»… Ну, знаешь, чтобы моим женщинам не было скучно. Для забавы…

И Оскар открыл дверь.

6

Нащупав выключатель, Оскар пустил в темную пещеру узкую струю мертвого лилово-кровавого света, исходившего и одного только источника в углу зала, как раз напротив того места, где находилась прикованная к стене миссис Крониадис. Свет был направлен вверх, на потолок, и его было очень мало — две крошечные лампочки, красная и лиловая, давали его, и только одиноко стоящую у стены на коленях Габриэл нельзя было спутать с предметами.

— Как ее зовут? — прошептал «де Ниро». Трудно было предположить, что он каждую ночь наблюдал такие сцены.

— А это мы сейчас у нее спросим.

Оскар тяжелой походкой Палача отправился к Габриэл. Уже не «цок», но «бац-бац!» раздавалось из-под его башмаков. «Де Ниро» не в такт затопал за Оскаром. «Топ-топ-топ! Топ-топ!» «Де Ниро» явно находился в смятении чувств.

— Как тебя зовут, щель? — остановившись у домашнего животного в чулках с розочками, хрипло спросил Оскар.

Габриэл подползла к ногам Оскара и прильнула щекой к его башмаку.

— Отвечай немедленно, когда тебя спрашивают, пизда! Гость ждет… — выдохнул Оскар угрожающе и, отняв ногу от щеки Габриэл, пнул ее носком ботинка в бедро. Габриэл повалилась на бок.

— Меня зовут Лия, господин. Лия! — прошептала она. Всякий раз Габриэл придумывала себе новые имена. Ей так нравилось.

— Покажи нашему гостю, что у тебя есть! — приказал Оскар.

Габриэл перевалилась на спину и развела ноги.

— Шире!

Габриэл развела ноги шире.

— Еще!

Безволосая, тщательно ухоженная пизда Габриэл раскрылась, обнажая очень перепутанные в случае Габриэл розовые внутренности. По мере того как мужчины смотрели на них, внутренности Габриэл медленно подернулись слизистой тонкой пленкой, выступившей из любовного отверстия или же из всего секс-органа миссис Крониадис сразу.

— Выеби ee! Делай с ней все, что хочешь. На час она твоя! — объявил Оскар «де Ниро» и, отойдя от Габриэл-Лии, уселся в кресло. И уже из кресла добавил: — Советую тебе избить ее и выебать ее в жопу. Она это любит.

Оскар достал из нагрудного кармана пиджака второй джойнт и закурил.

Каких-либо особенно замечательных действий от «де Ниро» ожидать было трудно. По опыту Оскар знал, что воображение молодых людей, наполняющих бары Ист-Вилледжа, обычно не простирается дальше более или менее простого сексуального акта, разнообразящегося только позой или длительностью. Однако на то Оскар тут и находился, чтобы наблюдать и, наблюдая, учить и дирижировать.

Следя за тем, как «де Ниро» нерешительно расстегивает зиппер на брюках, расстегнув предварительно плащ, Габриэл-Лия все еще лежала, выпятив живот и безволосое отверстие вперед и отверстием и животом слабо подрагивая. Оскар понял, что сейчас «де Ниро» ляжет на жилистый кусок мяса, и Оскару ничего не будет видно. Кроме плаща и выбивающихся из-под плаща, может быть, ступней Габриэл-Лии. Оскару же хотелось видеть если не пизду мадам, то хотя бы подробности того, как «де Ниро» справится с задачей. Профессионально Оскару нужно было реагировать на сцену, ведь после «де Ниро» ему предстояло каким-то образом возбудиться и ебать мадам Крониадис. Посему Оскар встал, подошел к Габриэл-Лие, взял ее рукою за цепь так, что шипастый ошейник воткнулся миссис Крониадис в темную шею, и рывком поднял миссис, приказав: «На колени, щель!» Вдова послушно села на корточки, потом стала на колени, упершись вытянутыми руками прямо перед собой.

— Можешь продолжать! — приказал Оскар удивленному «де Ниро», застывшему с членом в руках, и вернулся к креслу. Переставив кресло таким образом, чтобы ему было видно копошащихся «де Ниро» и Габриэл-Лию сзади со стороны, Оскар глубоко затянулся джойнтом. Он все больше и больше полагался на этот легкомысленный драг американских подростков, дабы возбудить свое воображение. «Де Ниро» ласкал в этот момент выпяченную назад попку миссис Крониадис, и из-под плаща в профиль Оскар увидел добрых несколько инчей его синеватого члена. «Уже готов?» — удивился Оскар. Обычно молодые люди стеснялись присутствия Оскара, и иногда ему даже приходилось покидать на некоторое время рабочий зал, дабы гость мог расслабиться, а его член — собраться.

Безусловно, в тех же барах в Ист-Вилледж он мог найти юношей, которым никакого труда не стоило расслабиться, но и он, и Габриэл несколько побаивались таких юношей. Игры с ними могли иметь неприятные последствия…

Через несколько минут «де Ниро» уже надвигал вдову на член и сдвигал ее с члена, а Оскар, расстегнув зиппер и вынув свой член, мечтательно массировал его, думая о клейкой маленькой пизде Наташки…

7

Только за пару недель до своего дня рождения Оскар неожиданно решил его отпраздновать. Решение это — Оскар понимал — было связано с его желанием одновременно показать Габриэл, что он — свободная личность, и… показать им всем, Нью-Йорку, в котором он пробродил столько лет неузнанным и непризнанным, чего он достиг. В последний раз Оскар праздновал свой день рождения в Варшаве.

Ухмыляясь, Оскар первыми занес в список приглашенных мадам Мендельсон и Роджера. Затем последовали Женевьев, Сюзен Вудъярд, Кати Стюарт, еще несколько дюжин клиенток, с которыми ему пришлось иметь дело за последние полтора года. Нескольких из них Оскар все же принимал, несмотря на старания миссис Крониадис сделаться его единственной клиенткой. Принимал даже не ради денег — Габриэл, щедрая и преданно-навязчивая, обеспечивала все его нужды, но из хулиганства мальчишки, хулиганящего для того только порой, чтобы разозлить любящую мамашу. За клиентками последовали Стив Барон, Соня Бетти, с полдюжины писателей, столько же примерно художников, несколько десятков представителей нью-йоркского «джэт сэт», бездельников, просто милых людей, с дюжину девочек-моделей из различных агентств, чтобы на парти там и тут встречались красивые лица. Вышло более ста человек.

Подумав, поразглядывав список, вновь перечитав его, добавив несколько фамилий из записной книжки, Оскар встал и прошелся по озаряемой восторженно-ярким февральским солнцем огромной ливинг-рум, постоял у банзай-дерева, самого большого, его любимого, задумчиво поковырял ногтем кору… Затем, вернувшись к столу, Оскар решительно вписал в список последним имя Наташки. И, дабы Наташка не чувствовала себя одиноко в обществе, где она никого не знает, приписал к Наташке — «…и Анн».