Читать интересную книгу Танцующая на гребне волны - Карен Уайт

– Если это будет девочка, мы сфотографируем ее в этом платье, когда ей исполнится два года. – Ава выждала немного, словно хотела, чтобы я объяснила, почему мы не вывесили ее фотографию, а поместили ее в альбом Мими. Но я ничего не стала ей объяснять. Не находилось слов, чтобы объяснить, после того как в течение более чем трех десятилетий ждешь подходящего момента.

– Мы надеялись, что ты, Мими и папа приедете на Рождество. Я бы пригласила все семейство, но ведь они предпочитают проводить праздники дома. Может быть, после рождения ребенка мы все соберемся на пляже.

При мысли о возвращении в Сент-Саймонс, покинув его навсегда, меня обуяла паника.

– Я не знаю, Ава. Ты же знаешь, я не люблю жару…

– Мама, Рождество в декабре, если его не перенесли, не уведомив нас об этом. Погода будет прекрасная, и поездка не утомительная. Если ты только не позволишь Мими сесть за руль.

Я слышала, что она улыбается, но моя паника не унималась. Я не могла придумать, что еще сказать.

– Ты знаешь, я вышла за Мэтью тебе назло.

Я примирилась с закравшейся в ее голос агрессивностью, зная, что я этого заслуживала сейчас в такой же степени, как когда она была подростком. Это была небольшая цена за настороженность и готовность к катастрофе.

– Я знаю, Ава. Я никогда этого не говорила. Просто, ты понимаешь, мы здесь так заняты…

– А у тебя есть четверо сыновей и невестки, готовые и способные заменить тебя, – перебила она меня. – Я бы хотела… – она остановилась, и я напряглась, ожидая, что она скажет, что она хочет видеть меня, что она скучает по мне, но я слишком хорошо ее обучила. – Я бы хотела, чтобы ты увидела мой сад, – сказала она. – Ты знаешь, я не люблю цветы у себя в саду, но я, в любом случае, их посадила. Немного, правда. Но посадила. Для тебя.

Я подавила разочарование.

– Я рада. – Я сделала паузу. – И я очень хочу увидеть твой сад. Хорошо, что он небольшой. Ты знаешь, как я ненавижу испанский мох. Мне всегда хочется взять большой пылесос и вычистить его весь.

Последовала долгая пауза.

– Скажи, что ты приедешь, мама. Пожалуйста.

Меня удивило, как мне хотелось согласиться. Мне не хватало моей дочери так же, как мне бы не хватало чувства обоняния, если бы я лишилась его. Мой сад утратил бы во многом свое значение.

– Я подумаю об этом, Ава. После того как я поговорю с твоим отцом, разумеется.

– Спасибо, мама. Я позвоню папе, чтобы привлечь его на свою сторону.

Я не могла удержаться от смеха.

– Ты всегда умела его обойти. Не думаю, чтобы что-нибудь изменилось.

– Хорошо. – Она помолчала. – Я звонила и оставила запись на автоответчике. Я думаю, у тебя не нашлось времени мне перезвонить, но я хотела узнать, знала ли ты Джимми Скотта и его семью и о том, что случилось.

Я смотрела на пол и на свои ноги в практичных сандалиях на низком каблуке, на свои обломанные ногти, нуждавшиеся в педикюре, пытаясь вспомнить.

– Да, я помню, что была какая-то трагедия, но я не помню, как это случилось или какие-либо подробности. Мы тогда уже переехали, и у меня мало что сохранилось в памяти. Время было для нас трудное. Твой дедушка внезапно заболел, и папе пришлось взять дела на себя. Твои братья просили нас задержаться до Четвертого июля, чтобы посмотреть фейерверк на пирсе, так что нам в конце концов пришлось спать на матрасах, потому что мебель перевезли. Неудивительно, что я немногое помню о других событиях того лета. – Я перевела дух. – А почему ты хочешь знать о том, что произошло так давно?

– Просто любопытство. Ты помнишь Тиш, первую жену Стивена? Я познакомилась с ней, когда мы сюда приехали, и подружилась с ней. Мы с ней занимаемся поисками безвестных могил в этих местах. Когда я была на Крайст-Черч, я встретила Джимми. Он мне показался… дружелюбным. Но Тиш рассказала мне о его отце, и я подумала, что ты могла их знать…

– Все о них по крайней мере слышали. Джимми был в одном классе с Джошуа, так что я слышала немного об их семейных проблемах, но это все. И я никогда не была уверена, стоило ли верить всему, что слышишь от мальчика.

– Ты ему как-то помогала? Ты всегда беспокоилась о нас в детстве, поели ли мы, тепло ли нам, не выросли ли мы из нашей обуви… Ты даже беспокоилась о наших друзьях и как у них идут дела.

Я закрыла глаза и думала не о том, что она говорила, а совсем о другом: что я не читала ей перед сном, не устраивала дни рождения, не говорила с ней за столом о ее друзьях и ее увлечениях. Я думала только о том, чтобы она была сыта и одета и имела крышу над головой. Все, что делает обычно мать, но без излишеств.

– Я подумала, что если бы ты знала о происходящем, ты бы что-нибудь для них сделала. Джимми кажется очень симпатичным. Мне хотелось бы думать, что нашлись люди, которые ему помогли.

– Как я уже тебе сказала, Ава, я их знала очень отдаленно и узнала о происшедшем… только потом.

Последовала еще одна длинная пауза. Я уже готовилась передать телефон Мими, чтобы она сообразила, как эту штуку выключить, когда Ава снова заговорила.

– Наш дом на заливе, и я могу ходить на пристань одна, и это меня уже не очень беспокоит. И я видела океан, мама.

Я сняла клипсу, чтобы прижать трубку теснее.

– Тебе было страшно?

– Да. И мне несколько раз снились кошмары, когда я тонула во сне, но не часто. Ведь это хорошо, мама?

Я кивнула, только потом сообразив, что я делаю.

– Да, конечно. Быть может, Мэтью сможет тебе помочь?

– Он мне предлагал. Я думаю, я попрошу его. Скоро.

Мими тяжело оперлась о тележку, и я понимала, что пора идти, но мне не хотелось прощаться.

– Ты пьешь молоко? Оно теперь тебе очень нужно.

Я услышала, что она улыбается.

– Разумеется, мама. Не забывай, что я акушерка.

– Да, конечно.

– Скажи, что ты приедешь на Рождество. Пожалуйста!

– Я сказала, что подумаю. Я дам тебе знать. Обещаю.

Я взглянула на Мими, болтавшую с Холли Райт, одной из старых школьных подруг Авы. Она была инструктором по фитнесу, но какое-то расстройство обмена веществ привело к тому, что ее разнесло до невероятных размеров и вынудило перейти на работу приемщицей в Уол-Март и пользоваться моторным креслом. Ей нравилось кататься по магазину, приставая к покупателям, миновавшим ее при входе.

Она прилепила смайлик на блузку Мими, но увидев, что она приближается ко мне, я покачала головой, мне было не до смайликов. К счастью, Холли отъехала, помахав мне в знак того, что она на меня не обиделась.

– Мне пора идти, Ава. Мими устала, и я не думаю, что смогу донести ее до машины вместе с покупками.

Мими сделала гримасу, но я повернулась к ней спиной и простилась с Авой.

Я все еще прижимала телефон к уху, но она уже отключилась. Интересно, как долго будет Ава оглядываться назад, пока наконец не найдет то, что ищет?

Памела

Сент-Саймонс-Айленд, Джорджия

Июнь 1811

Я проснулась под негромкие звуки женского пения. Подушка рядом со мной была пустая и холодная. В полусне мне показалось, что поет моя мать. Я смутно узнавала колыбельную, которую она пела нам с Джорджиной, когда мы были маленькие. Но голос был другой, и горло у меня сжалось и подступило рыдание при воспоминании о матери. Я широко раскрыла глаза, не позволяя скорби охватить меня.

Я села, ощущая тошноту, мучившую меня последний месяц. Я не могла отыскать никакой причины и исчерпала весь мой запас порошков и укрепляющих средств. Во рту у меня постоянно пересыхало, частая рвота привела к большой потере веса. Я настолько ослабела, что не могла брать Робби на руки. Я выглядела и чувствовала себя как старуха, с высохшей кожей и темными кругами под глазами, которые с каждым днем становились все больше, вытесняя другие черты лица, так что те могли скоро исчезнуть вообще.

Я как-то ухитрилась одеться и умыться. Рвоты у меня не было, скорее всего потому, что желудок был пуст. За ужином я ничего не могла съесть, хотя Леда приготовила для меня мое любимое блюдо – бекон с зеленью. Я могла только выпить мятную настойку, которую я научила Джорджину приготовлять.

Земля покачивалась у меня под ногами, как будто я находилась на палубе корабля, и мне пришлось ухватиться за дверь для поддержки. Стоя в коридоре, я увидела, что дверь в комнату Джорджины была открыта, как и в комнату Робби. Часы внизу пробили десять, и я поспешила, насколько мне это позволяло мое больное тело, спуститься. Я никогда так поздно не вставала со дня рождения Робби почти пять лет назад, и это напугало меня больше, чем моя неспособность понять мою болезнь.

Убедившись, что я в доме одна, я накинула на плечи шаль и вышла. Была середина лета, но жара не проникала в мои промерзшие кости. Мне казалось, что я постоянно находилась в тени, реальной или воображаемой, и не могла из нее выбраться.

Я пошла на звуки пения, доносившиеся из кухни, ожидая увидеть работавших там Леду и Джемму, а Робби играл бы рядом. Он был спокойный, послушный ребенок, никогда не убегал далеко и занимал себя сам, пока кто-нибудь из взрослых не был готов поиграть с ним.