<1912>
САША ЧЕРНЫЙ[150]
ИЗ КНИГИ СТИХОВ «САТИРЫ»
(1910)
Критику[151]
Когда поэт, описывая даму,Начнет: «Я шла по улице. В бока впился корсет», —Здесь «я» не понимай, конечно, прямо —Что, мол, под дамою скрывается поэт.Я истину тебе по-дружески открою:Поэт — мужчина. Даже с бородою.
<1909>
Из цикла «Всем нищим духом»
Ламентации[152]
Хорошо при свете лампыКнижки милые читать,Пересматривать эстампыИ по клавишам бренчать, —
Щекоча мозги и чувствоОбаяньем красоты,Лить душистый мед искусстваВ бездну русской пустоты…
В книгах жизнь широким пиромТешит всех своих гостей,Окружая их гарниромИз страданья и страстей:
Смех, борьба и перемены,С мясом вырван каждый клок!А у нас… углы да стеныИ над ними потолок.
Но подчас, не веря мифам,Так событий личных ждешь!Заболеть бы, что ли, тифом,Учинить бы, что ль, дебош?
В книгах гений Соловьевых[153],Гейне, Гете и Золя,А вокруг от ИвановыхСодрогается земля.
На полотнах Магдалины,Сонм Мадонн, Венер и Фрин[154],А вокруг — кривые спиныМутноглазых Акулин.
Где событья нашей жизни,Кроме насморка и блох?Мы давно живем, как слизни,В нищете случайных крох.
Спим и хнычем. В виде спорта,Не волнуясь, не любя,Ищем бога, ищем черта,[155]Потеряв самих себя.
И с утра до поздней ночиВсе, от крошек до старух,Углубив в страницы очи,Небывалым дразнят дух.
В звуках музыки — страданье,Боль любви и шепот грез,А вокруг одно мычанье,Стоны, храп и посвист лоз.
Отчего? Молчи и дохни.Рок — хозяин, ты — лишь раб.Плюнь, ослепни и оглохниИ ворочайся, как краб!
…Хорошо при свете лампыКнижки милые читать,Перелистывать эстампыИ по клавишам бренчать.
<1909>
Песня о поле
«Проклятые» вопросы,Как дым от папиросы,Рассеялись во мгле.Пришла Проблема Пола,Румяная фефела,И ржет навеселе.
Заерзали старушки,Юнцы и дамы-душкиИ прочий весь народ.Виват, Проблема Пола!Сплетайте вкруг подолаВеселый «Хоровод»[156].
Ни слез, ни жертв, ни муки…Подымем знамя-брюкиВысоко над толпой.Ах, нет доступней темы!На ней сойдемся все мы —И зрячий и слепой.
Научно и приятно,Идейно и занятно —Умей момент учесть:Для слабенькой головкиВ проблеме-мышеловкеВсегда приманка есть.
1908
Пошлость[157]
(Пастель)
Лиловый лиф и желтый бант у бюста,Безглазые глаза — как два пупка.Чужие локоны к вискам прилипли густоИ маслянисто свесились бока.
Сто слов, навитых в черепе на ролик,Замусленную всеми ерунду, —Она, как четки набожный католик,Перебирает вечно на ходу.
В ее салонах — все, толпою смелой,Содравши шнуру с девственных идей,Хватают лапами бесчувственное телоИ рьяно ржут, как стадо лошадей.
Там говорят, что вздорожали яйцаИ что комета стала над Невой, —Любуясь, как каминные китайцыКивают в такт, под граммофонный вой.
Сама мадам наклонна к идеалам:Законную двуспальную кроватьПод стеганым атласным одеяломОна всегда умела охранять.
Но, нос суя любовно и суровоВ случайный хлам бесштемпельных «грехов»,Она читает вечером Баркова[158]И с кучером храпит до петухов.
Поет. Рисует акварелью розы.Следит, дрожа, за модой всех сортов,Копя остроты, слухи, фразы, позыИ растлевая музу и любовь.
На каждый шаг — расхожий катехизис,Прин-ци-пи-аль-но носит бандажи.Некстати поминает слово «кризис»И томно тяготеет к глупой лжи.
В тщеславном, нестерпимо остром зудеВсегда смешна, себе самой в ущерб,И даже на интимнейшей посудеИмеет родовой дворянский герб.
Она в родстве и дружбе неизменнойС бездарностью, нахальством, пустяком.Знакома с лестью, пафосом, изменойИ, кажется, в амурах с дураком…
Ее не знают, к счастью, только… Кто же?Конечно — дети, звери и народ.Одни — когда со взрослыми не схожи,А те — когда подальше от господ.
Портрет готов. Карандаши бросая,Прошу за грубость мне не делать сцен:Когда свинью рисуешь у сарая —На полотне не выйдет belle Hélène[159].
<1910>
Культурная работа
Утро. Мутные стекла как бельма,Самовар на столе замолчал.Прочел о визитах ВильгельмаИ сразу смертельно устал.
Шагал от дверей до окошка,Барабанил марш по стеклуИ следил, как хозяйская кошкаЛовила свой хвост на полу.
Свистал. Рассматривал тупоКомод, «Остров мертвых»[160], кровать.Это было и скучно, И глупо —И опять начинал я шагать.
Взял Маркса. Поставил на полку.Взял Гете — и тоже назад.Зевая, подглядывал в щелку,Как соседка пила шоколад.
Напялил пиджак и пальтишкоИ вышел. Думал, курил…При мне какой-то мальчишкаНа мосту под трамвай угодил.
Сбежались. Я тоже сбежался.Кричали. Я тоже кричал,Махал рукой, возмущалсяИ карточку приставу дал.
Пошел на выставку. Злился.Ругал бездарность и ложь.Обедал. Со скуки напилсяИ качался, как спелая рожь.
Поплелся к приятелю в гости,Говорил о холере, добре,Гучкове[161], Урьеле д'Акосте —И домой пришел на заре.
Утро… Мутные стекла как бельма.Кипит самовар. Рядом «Русь»С речами того же Вильгельма.Встаю — и снова тружусь.
<1910>
Отбой
За жирными коровами следуют тощие,
за тощими — отсутствие мяса.
Гейне
По притихшим редакциям,По растерзанным фракциям,По рутинным гостиным,За молчанье себя награждая с лихвой,Несется испуганный вой:Отбой, отбой,Окончен бой,Под стол гурьбой!Огонь бенгальский потуши,Соси свой палец, не дыши,Кошмар исчезнет сам собой —Отбой, отбой, отбой!Читали, как сын полицмейстера ездил по городу,Таскал по рынку почтеннейших граждан за бороду,От нечего делать нагайкой их сек,Один — восемьсот человек?Граждане корчились, морщились,Потом послали письмо со слезою в редакциюИ обвинили… реакцию.Читали?Ах, политика узкаИ притом опасна.Ах, партийность так резкаИ притом пристрастна.Разорваны по листикуПрограммки и брошюры,То в ханжество, то в мистикуНагие прячем шкуры.Славься, чистое искусствоС грязным салом половым!В нем лишь черпать мысль и чувствоНам — ни мертвым ни живым.Вечная память прекрасным и звучным словам!Вечная память дешевым и искренним позам!Страшно дрожать по своим беспартийным угламКрылья спалившим стрекозам!Ведьмы, буки, черные сотни,Звездная палата[162], «черный кабинет»…[163]Все проворней и все охотнейЛезем сдуру в чужие подворотни —Влез. Молчок И нет как нет.Отбой, отбой,В момент любой,Под стол гурьбой.В любой моментИндифферент:Семья, горшки,Дела, грешки —Само собой.Отбой, отбой, отбой!«Отречемся от старого мира…»И полезем гуськом под кровать.Нам, уставшим от шумного пира,Надо свежие силы набрать.Ура!!
<1908>