Читать интересную книгу Ржев – Сталинград. Скрытый гамбит маршала Сталина - Вячеслав Меньшиков

2. Читать днем книги из своей библиотеки, а вечером слушать по радио оперы и концерты.

3. Пить, печь и веселиться (Пить чай, печь хлеб, веселиться, созерцая прошлое).

Я – уволенный в отпуск труп. Мой гроб – моя комната». (См. Крапивин В. Борис Садовской. Уволенный в отпуск труп//Кентавр. 2004. № 6).

Однако в то время, когда люди бежали из голодающего Поволжья, он попал в Москву и по воле случая до конца своих дней поселился в Новодевичьем монастыре, отдав себя православию. Видимо, любая случайность – это знак свыше. У него не было особых иллюзий. Когда до него дошли вести о вскрытии большевиками гроба Гоголя, он записал в дневнике:

«Этот факт (разрушение могилы Гоголя) безвозвратно убедил меня, что все кончено. России больше нет и никогда не будет. Я решил смириться и готовиться к смерти». Примерно в те же годы, поставив себе в задачу «преодоление Пушкина» как способ ухода от мирских соблазнов, Борис Садовской подытожил свой выбор: «Я перехожу окончательно и бесповоротно на церковную почву и ухожу от жизни. Я монах… Православный монах эпохи перед антихристом». [8]

Однако здесь же следует отметить, что Борис Садовской никак не мог бы активно помогать фашистам. Во-первых, по причине серьезной инвалидности. А во-вторых он был уже на прочной привязи у НКВД. Участвовать же в мистификации, обманывать гитлеровцев для него, как он сам о себе говорил, «трупа, находящегося в отпуске», как раз явилось делом увлекательным и полезным для существования. Возможно, что это было последним неординарным поступком в его жизни. И он без особых колебаний согласился с требованиями и указаниями советских контрразведчиков.

В январе 1941 года на имя этого «монаха-отшельника» неожиданно пришло поздравление с сорокалетием творческой деятельности от Корнея Чуковского, соратника по литературным баталиям 1910-х годов. Вряд ли Садовской тешил себя надеждами на возвращение в большую жизнь с ее мирскими соблазнами. Его ответ был радушен и в меру ироничен:

«Мы не видались 25 лет. Это теперь такой же примерно срок, как от Рюрика до 1914 года. Я все это время провел “наедине с собой”, не покидая кресла, и приобрел зато такие внутренние сокровища, о каких и мечтать не смел… Я ходить не могу и руками владею не свободно: в остальном же сохранился. И только в этом году завел очки для чтения.

Живу под церковью в полной тишине, как на дне морском. Голубой абажур впечатление это усугубляет. Встаю в 6, ложусь в 12. Женат с 1929 года и вполне счастлив. У нас четыре самовара (старший – ровесник Гоголя), ставятся они в известные часы и при известных обстоятельствах. Жена моя знала когда-то латынь и Канта, но теперь, слава Богу, все забыла – зато и пельмени у нас, и вареники, и кулебяки! Пальчики оближете. Радио осведомляет меня о внешней жизни по ту сторону кресла». [9]

Чекисты составили свой портрет Садовского, внимательно изучив его поведение, выявив круг близких друзей и знакомых. В справке «О Садовском и его группе», подготовленной 2-м отделом НКВД в декабре 1941 года, в частности, говорилось:

ДОКУМЕНТ ИЗ АРХИВА

«Кадры русских монархистов были разбиты и рассеяны еще в первые годы революции. В эмиграции многие физически вымерли. Вряд ли много осталось в живых и в СССР. Тем более интересно отметить существование и жизнь одного, явного монархически антисоветского гнезда, долго уже существующего в Москве, хорошо известного органам нашей разведки, с начала войны в известной мере активизирующегося… Нашли себе здесь приют разные бывшие чины императорского двора, и в числе других, здесь же, приютился переехавший в Москву из г. Горького, тогда еще Нижнего Новгорода, разбитый параличом писатель Садовский Борис…» [10]

Здесь уместно задать вопрос: как отнесся сверхосторожный Иосиф Виссарионович к тому, что к секретнейшей операции “Монастырь” в качестве одного из руководителей “монархистов” привлекается поэт Садовской, сугубо творческий человек? Ведь на эту операцию Верховный возлагал огромные надежды, так как действительно думал, что с ее помощью фашисты могут попасть в хитро расставляемые им и советскими контрразведчиками сети. После долгих поисков ответа на этот и другие вопросы, знакомства с различными документами и фактами из жизни чекистов начали открываться крайне интересные вещи.

Ну, во-первых, Садовской, как и другие участники будущей «радиоигры» с фашистами, выполнял только ту роль, которая ему отводилась. А во-вторых, оказалось, что вождь слышал о нем еще до революции. В прошлом Иосиф Джугашвили внимательно следил за творчеством стихотворцев. Ведь в юношестве и он «баловался» рифмованными строчками. Причем получались они у него очень неплохо и даже были включены в хрестоматию грузинской литературы.

Вот почему в свое время он среди других литературных произведений выделил талантливые стихи нижегородского поэта Бориса Садовского. И когда эта фамилия Иосифу Виссарионовичу встретилась в плане мероприятий по операции «Монастырь», а генерал Судоплатов подтвердил, что это действительно тот самый Садовский из Нижнего Новгорода, который как поэт стал именоваться «Садовской», то вождь понял, что фашисты, конечно, поверят, что такой «ископаемый» дворянин действительно хочет вернуть царя-батюшку.

Но дальше было еще интересней. Некоторые источники указывают на то, что вождь мог даже встретиться с этим поэтом Серебряного века, правда, еще до начала войны. Существует предположение, что такая встреча могла произойти в необычных условиях – на территории Новодевичьего монастыря. Туда вождь изредка приходил на могилу своей рано ушедшей из жизни жены Надежды Аллилуевой.

Долгие годы зайти на территорию Новодевичье кладбище было практически невозможно. Только родственники тех, кто там был захоронен, имели специальные пропуска. Город мертвых усиленно охранялся НКВД, чтобы почивших партийно-государственных деятелей не потревожить после смерти. Правда, для особо избранных иностранцев устраивались экскурсии, которые проходили по строго определенному маршруту с обязательным сопровождением «товарищей в штатском». Любопытно, что при столь мощной охране сюда все-таки можно было пройти из Новодевичьего монастыря – через его южные ворота, над которыми высилась Покровская надвратная церковь. Но об этом входе мало кто знал.

Недоступность Новодевичьего некрополя, овеянного всевозможными слухами, связанными с приездами сюда Сталина и других высших государственных чинов, приводила к тому, что кладбище обрастало еще большими легендами. Ведь даже дорога вдоль кладбищенской стены считалась правительственной трассой и охранялась соответствующим образом. Вообще же Новодевичий некрополь всегда был для москвичей заповедным и даже потаенным местом. Связано это было с тем, что, и без того практически недоступное для простых смертных, в некоторые дни это кладбище напоминало осажденную крепость.

Почему? Все дело в том, что в некоторые дни на могилу Надежды Аллилуевой приезжал Сталин. Говорят, после ее похорон он во многом изменился и стал больше проявлять обычные человеческие качества. Такие, например, как сострадание. Эти наезды случались даже ночами, когда Иосиф Виссарионович из-за своей хронической бессонницы не мог уснуть. Сподвижники вождя, боясь огласки этой его «слабости», а также возможных покушений на жизнь отца народов, строго охраняли территорию монастыря от случайных лиц.

Естественно, что по заведенному в НКВД порядку впереди и позади вождя на некотором расстоянии шла охрана, тщательно следившая за всем вокруг. Можно предположить, что во время одного из таких печальных шествий вышагивавший впереди охранник остановил женщину, толкавшую инвалидную коляску, в которой сидел худой и невзрачный инвалид с горящими глазами. Подойдя ближе, Иосиф

Виссарионович услышал, как тот называет свою фамилию – Садовской. Убедившись, что перед ним поэт, Сталин вспомнил, что когда-то читал его стихотворения в сборнике «Чтец-декламатор» и высоко оценил их. Между ними состоялся непродолжительный разговор о жизни литературного отшельника в Новодевичьем монастыре.

Возможно, всегда благоволивший поэтам, Иосиф Виссарионович спросил о нуждах Садовского. Тот посетовал, что в таком жилье в каморке, а также из-за своей инвалидности он полностью оторван от внешнего мира. И попросил помощи вождя в установке в его жилом полуподвальном помещении радио, что было для поэта немыслимой мечтой. Позже вождь, не забыв о неожиданной встрече, распорядился провести в его келью-подвал радиоточку, чтобы полупарализованный человек мог следить за происходящими в стране и мире событиями.

Однако не все исследователи разделяют такой взгляд на ход событий. Например, филолог-историк Б. Соколов ставит под сомнение встречу вождя с поэтом. Он пишет: