А однажды, его пригласил к себе на каникулы двоюродный дядька Гахарид. Позже Кристофер узнал, что Гахарид и матушка должны были пожениться, для продолжения рода, но строптивая Милинтика выбрала себе в мужья простого мастера оккультных наук. И пусть его отец был магом, от презрения родственников это не избавляло. Гахарид назвал Криса выродком и нелестно высказался о Милинтики и том, как она бездарно растратила родовую силу. Остаток каникул в тот год, юный феникс провёл в пригороде Англии в особняке со слугами, а после никогда больше не виделся с родственником.
— И кто из тех, с кем ты встречался, могут перемещаться так же как ты?
Кристофер не нашёлся с ответом. Он просто ничего не знал о способностях своих немногочисленных родственников, как и обо всех остальных фениксах. Они всегда жили обособленно, храня тайну своего существования, как бесценный артефакт. Даже в монографии отца содержалась крайне скудная информация о способностях его вида. В основном то, что удалось собрать в цельную картину из легенд и преданий, и со слов Милинтики, когда та была жива.
— Никто, полагаю, — верно истолковав его молчание, осклабился демон.
— И что ты хочешь этим сказать? — Кристофера начинал напрягать этот разговор.
— Пока я только наблюдаю. Когда у меня будут весомые доводы, ты обо всём узнаешь первым.
— Доводы?
Крис вывернул руль и выругался, когда на повороте его подрезал какой-то лихач.
— Смотри лучше на дорогу.
* * *
Раньше он боялся спускаться в катакомбы, а теперь они стали для него настоящим убежищем. Раньше здешняя темнота оборачивалась вокруг мокрой ватой, создавая удушливый кокон, а нынче закутывала в бархатное покрывало и приятно холодила руки и лицо.
Днём отец принёс с собой отголоски чужой огненной силы. Силы столь могучей, что существо-паразит в его мозгу ощутимо встрепенулось, впервые за последние несколько лет. Заворчало, завыло, до багровых пятен перед глазами и невыносимой мигрени. Оно знало, кому принадлежит эта мощь, и злость его распалялась от слабости, обиды, и страха. Ведь этот огонь его однажды уже погубил, и может погубить вновь, если они не доведут ритуал до конца. Все эти закостенелые переживания заставляли его морщиться, размахивать руками и недовольно вскрикивать.
Он успокоился лишь когда дошёл до развилки, ведущей к просторным залам, давно и прочно оборудованным под тюрьму. Под сводами высоких облупившихся потолков горели тусклые светильники. От них к небольшому трансформатору тянулись провода, похожие на клубок переплетённых змей. Сам агрегат работал почти бесшумно, и к его монотонному гудению можно было привыкнуть. Иногда трансформатор отключался, и подземные отражения дворцовых палат погружались во мрак, из-за чего обитательницы камер время от времени впадали в истерики. Его это приводило в бешенство, он кричал на них, злился, обещал убить, если не заткнутся.
Соседнюю залу ведьма обустроила под медицинский кабинет. Там стояло высокое акушерское кресло, операционный стол, несколько холодильников, где она хранила несчётное количество образцов и реактивов, и разные, подозрительного вида, зелья в закупоренных бутылочках из тёмного стекла. В воздухе пахло стерильностью, анисом и совсем немного ладаном. В зале, где держали девушек, пахло страхом. Он сочетал в себе переплетения плесени со старых стен, грязного постельного белья, коим были заправлены кушетки пленниц, и гнилого яблока, закатившегося за одну из этих кушеток, да так там и оставшегося.
Здесь же, старая Карга хранила и книгу. На видном месте, на вычурной деревянной алтарной подставке. Она знала, что он не подойдёт к ней, не станет трогать и открывать. Эта дьявольская вещь (и в прямом, и в переносном смысле), умела говорить! Правда! Он слышал её скрипучий насмешливый голос, полный ядовитого презрения. Книга однажды назвала его юродивым выродком. Он даже хотел бросить её в огонь, но получил от ведьмы знатную выволочку. И отныне старался даже не смотреть в сторону демонского фолианта. Нечего лишний раз искушать судьбу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Воротник мундира душил. Ему стоило переодеться, но он забыл, а возвращаться назад не хотелось, там всё ещё чувствовалась чужая враждебная аура. Было любопытно, с кем встречался отец, но и боязно тоже было. Поджилки тряслись, а ладони становились неприятно влажными. Он постоянно вытирал их о брюки, и движение это выходило дёрганным, нервным.
Пленницы смирно сидели в своих клетках. Одна из них спала, свернувшись в клубок, и отвернувшись к стене лицом. А вторая ходила туда-сюда, от стены до решётки, но завидев его, тоже легла на свою койку и накрылась тонким стёганым одеялом. До прихода ведьмы оставалась пара часов, и это не могло его не радовать. Никто не мешал, он мог просто стоять и наблюдать за девицами.
Эти девушки ему не нравились. И та, чьё располосованное тело не так давно старуха вывезла отсюда, тоже не нравилась. И даже то, что каждая из них носила в себе плод от его семени, не добавляло и толики симпатии к ним. Всё что требовалось от этих несчастных — выносить дитя. Квинтэссенция чистой стихии, её отделение от новорождённого существа, не успевшего даже закричать — вот то, что поможет им в реализации великого замысла.
Одна часть его сущности невероятно желала этого. Ликовала всякий раз, как только они становились на шаг ближе к цели. А ему самому, юноше семнадцати годов от роду, это не было интересно. Лишь последние пару месяцев, его апатию разгоняли думы о другой девушке.
Одного с ним роста, с бледной кожей, и короткими волосами. Ведьма сказала, что она им не подходит, её сила не пригодится. Пусть не пригодится, но ничего не мешало посадить её в одну из пустых клеток, и он бы каждый день навещал её. Они бы разговаривали, смогли бы подружиться. В груди начинало теплеть, когда он думал о ней. Она появлялась во дворце вместе с Романовым, и он наблюдал за ней издалека.
Лидия. Её звали Лидия. Только вот прошло уже достаточно много времени, с тех пор как он видел её в последний раз.
Он даже подумывал улизнуть из дворца и из-под охраны гвардейцев. Ничто не мешало ему пройти по тоннелям через катакомбы, тем же путём, каким приходила ведьма, но он совсем не знал Столицу. Выросший в палатах, залюбленный матушкой и кормилицами, комнатный цветок, за которым неусыпно следили все, от слуг до лучших докторов Империи и главы ИКТС. Единственное, куда он мог попасть, так это сюда. Отец позволял ему запираться в покоях, и какое-то время никто не тревожил его. Из комнат за потайными дверьми вниз вела крутая лестница — единственный путь в подземелья.
Вот он и сбегал. В тенях катакомб, в тишине и сырости, тот другой в его голове затихал, и он сам успокаивался. Этот сумрак становился убежищем, и ради этого покоя он соглашался терпеть стервозный характер старухи ведьмы. А если бы здесь его каждый день ждала Лидия, он бы чувствовал себя куда лучше прежнего.
Он должен обязательно что-то придумать, и найти Лидию.
Она будет принадлежать ему!
Глава 14
Разбудило меня предчувствие. Я подскочила, подслеповато щурясь и всматриваясь в полумрак комнаты. С трудом сообразила, где нахожусь, и далеко не сразу вспомнила, что вообще произошло. Лучше бы не вспоминала.
Выбралась из-под одеяла, быстро переоделась в спортивный костюм и достала из шкафа старые растоптанные кроссовки. Другой одежды здесь у меня не осталось. Придирчиво изучила своё отражение в зеркале. Нахмурилась. Нашла на прикроватной тумбочке мазь и обработала ожог. Тюбик спрятала в карман, пригодится.
Предчувствие опять напомнило о себе внезапной вспышкой. Всполохом огня. Знакомого, тёплого и ласкового. Он был здесь, совсем рядом. Меня тянуло к нему, как ту маленькую крылатую фею из сказки. Правда, конец её оказался бесславным, ведь коварные охотники поймали несчастную на огонёк свечи, и сожгли в стеклянной банке с полынью и солью. Если я не возьму себя в руки, не перестану превращаться в бесформенное желе рядом с мэтром Кристофером, то тоже сгорю. А талантом воскресать из пепла я, увы, не наделена.