На стройке почти нереально столкнуться с кем-то из бывшего окружения. Это падение станет его убежищем – убежищем, где никому нет до него никакого дела.
15
– Дело превыше всего, – еще раз провозглашает Андреа и театральным жестом распахивает перед спутником дверь.
– Терпеть не могу феминисток, – бурчит Марат.
Ему приходится пригнуться, чтобы не удариться головой о косяк. Железная винтовая лестница вниз начинается сразу от входа. Марат еле помещается на узких ступенях, разворачивается, задевая перила с обеих сторон, подает руку нетерпеливо приплясывающей сзади Андреа. В каменном помещении прохладно из-за работающего кондиционера. Без этих агрегатов в Мадриде летом несладко. А ладонь у Андреа маленькая, хрупкая, как она сама, и очень горячая. Интересно, а сама она горячая? Боже! О чем он думает?! Этого еще не хватало!
– Почему мы идем именно сюда? – спрашивает Марат для того, чтобы отделаться от неожиданно навязчивых мыслей о прелестях Андреа. – Подвал какой-то!
– В этом подвале собраны все разновидности гитар, что только существуют.
– А что? Их много?
Андреа в растерянности смотрит на Марата. Похоже, не зря она решилась на поездку. Ей выпадает редкостный шанс утереть нос этому индюку, который так гордится своей эрудицией.
– Ты серьезно?
– Вполне. Я знаю, бывают классические, шестиструнные и семиструнные, и электрические. И честно говоря, я вообще не понимаю, почему выбор из этого, – какая ирония! – многообразия надо делать именно в Испании.
В глазах Андреа столько ужаса, что Марат понимает: он сказал нечто кощунственное и сейчас за это поплатится.
– Ты не знаешь, что другое название классической гитары – испанская? – шипит кроха, возвышаясь над ним через две ступеньки.
– Ну, слышал, наверное, – соглашается Марат. Ему ужасно стыдно, но он не слышал. Никогда не интересовался гитарами. Инструмент не входит в состав оркестра, классические произведения для гитары можно пересчитать по пальцам. Марат вообще помнит только одно: «Воспоминания об Альгамбре» Франсиско Тарреги. Он – классический дирижер, а гитара – это гитара. Нет, он нисколько не умаляет достоинств этого инструмента. На нем можно играть прекрасную музыку. Но на гитаре Марат играть не умеет. Это, как говорила бабушка, моветон. Хотя гитара в доме была. Мама иногда обнимала гриф и заунывно выводила романсы (барды и шансон в их семье не приветствовались). С тех пор Марат воспринимал гитару как нечто, принадлежащее к низшей касте.
– Гитара, к твоему сведению, получила свое современное свидетельство о рождении в Испании в конце XVII века. До этого играли на девятиструнных инструментах: одна простая струна и четыре пары. Гитары, которые делали в то время в других странах, всегда были перегружены инкрустациями и украшениями, а у нас их создавали для того, чтобы играть. Они были настолько популярны, что даже известный испанский лексикограф того времени Себастьян де Коваррубьяс заметил: «Гитара стоит не больше колокольчика, на ней так просто играть, что не существует ни одного крестьянина, который не был бы гитаристом».
В словах Андреа столько гордости! Марату жутко хочется сбить спесь. Они спускаются в зал. Женщина замирает в восхищении. Марат обводит скептическим взглядом огромное множество гитар.
– Ну, что я говорил! Разница только в цвете и породе дерева. Где разнообразие? Не понимаю.
– Сейчас поймешь.
Марат наблюдает за поведением маленькой испанки. Глаза горят божественным огнем, нижняя губа закушена в немом восторге, жилка на изогнутой шее пульсирует в каком-то только ей понятном предвкушении. Чего она ждет? Шторка в дверном проеме дергается, и в зал выплывает пожилой испанец. Секунду всматривается в посетителей, и его лицо озаряет радушная улыбка:
– Andrea. Cariña mia. Tanto tiempo sin verte[29].
– Don Antonio![30] – Андреа кидается навстречу мужчине.
Они обнимаются и целуются три раза, похлопывая друг друга и счастливо смеясь. Начинают что-то одновременно говорить, оживленно жестикулировать, перебивать, останавливать, спрашивать и отвечать. Изредка бросают на Марата косые взгляды, и тот разбирает несколько понятных слов: «ruso», «amigo», «guitarra» и «España»[31]. Наконец Андреа подводит хозяина лавочки и представляет ему спутника. Испанец тут же кидается к Марату, трясет его руку и троекратно лобызает в обе щеки.
– Espero le guste mi mundo de guitarras. Andrea, linda, muéstrale todo aquí[32].
– V-a-ale[33], – довольно тянет Андреа и подталкивает Марата к первой стойке с гитарами. – Что ж, начнем.
Она снимает со стенда две гитары, ничем на первый взгляд не отличающиеся друг от друга, ставит их перед Маратом и спокойно спрашивает:
– Что скажешь?
– Обычная классика.
– Закрой глаза, – берет его за руку и заставляет поочередно потрогать струны каждой. Какая у нее все же горячая ладонь!
– У одной металлические, у другой нейлон. Ну и что?
Андреа неспешно перебирает нейлон, а потом неожиданно пробегает боем по металлу. Уши Марата наполняют яркие, резонирующие, пронзительные звуки.
– Первая, с нейлоновыми струнами, – действительно обычная испанская гитара, а вторая – акустическая.
– Значит, разница в звуке, который регулируется материалом струн?
– Да, у акустики – это всегда металл, никель или сталь. Но если присмотреться, заметишь: у такой гитары коробка всегда немного больше, инструмент словно шире в плечах своей классической подруги, а гриф у него чуть-чуть длиннее.
– Какие тонкости! – Марат не привык, что его чему-то учат в мире музыки.
– Эта, – Андреа показывает на кленовый корпус семиструнной гитары, – ваша родная. Так и называется – русская. И это не просто акустическая гитара с дополнительной струной, у нее своя настройка. А здесь…
– Здесь все ясно, – Марат оборачивается к следующему стенду. – Электрика – она и есть электрика. Блюз, рок, фолк, кантри и иже с ними.
– Точно, – Андреа неторопливо перебирает грифы и ласково называет каждый: резофоник, нэшнл, педал-стилл, лэп-стилл, добро, баттл-нэк.
Марат еле сдерживается, чтобы не открыть от удивления рот.
– Я раньше делил этот инструмент на гитару и бас-гитару, – нехотя признается он.
– Ага, – поддакивает довольная Андреа. – Ты забыл добавить тенор-гитару: четырехструнную, с укороченной мензурой, диапазоном и строем банджо, и баритон-гитару с длинной мензурой. А еще не упомянул безладовую и слайдовую.
– Ну ладно, ладно. В многообразии ты, допустим, убедила. Но это все издержки современности: XX век, а нам нужны старинные инструменты.
Андреа разглядывает три гитары, заботливо убранные хозяином за стекло.