Князь сел. Совсем рядом был колодец. За ним должен был быть терем…
Но его не было. Не было ни поварни, ни конюшни, ни овина, ни стайки, ни длинных домов, в которых жили дружинники. Над пепелищем возвышалась лишь часть обгорелой стены у отхожего места.
Голова прогудела что-то своё, колокольное, и перестала. И тогда он услышал много других неприятных звуков. Надрывались от крика дети, голосили, рыдали женщины, жалобно выли его охотничьи псы. Хрустомудр оглянулся в ту сторону и понял, в чём дело. Под крышей уцелевшей псарни ютилась вся его челядь, родичи, дворовые бояре с жёнами, в общем, все, кто раньше обитал в его стокомнатном тереме. Несчастные псы были изгнаны прочь и теперь сидели вокруг, с завистью взирая на своё бывшее жилище.
Князь поднялся, попробовал отряхнуть от грязи сорочицу, но только пуще размазал, плюнул и пошёл к колодцу. Хотел попить, но Нерв так уязвил его бедную челюсть, что желание тут же пропало. Тогда он пошёл помочиться. И вот ведь удача — торчат из земли остатки крыльца, его любимые балясины!
На душе потеплело. Он стянул штаны, пустил струю на дымящиеся ещё обломки. Вокруг было… так хорошо, просторно! Обширное пепелище открыло вдруг прекрасный вид на близлежащий еловый лес, речку… захотелось скинуть грязную сорочицу, побежать, искупаться…
— Бесстыжий! — совсем не ласковый голос жены подействовал не менее бодряще, чем купание. — Бесстыжий ты! Ну сколько можно тебе говорить, чтоб не мочился на балясины! Горе ты моё… луковое! — она зарыдала и побрела прочь, на псарню.
А зуб всё болел…
* * *
Хитрожоп чувствовал себя чудовищно уставшим. До истории с Нервом он и на войне-то ни разу не был, а тут уже с третьей возвращается. Сначала начали их торговлю аниране притеснять, за лекарей мстить. Князь, вот уж добрая душа, а возмутился, приказал всех аниран, что в Древене живут, перевешать. Лабир-аниране в ответ войско послали. Большое войско, копья у всех длинные, щиты большие, шлемы с конскими гривами. Только со штанами у тех аниран плохо было, как и прежде у их лекарей. Видать вся ткань ушла на длинные рубахи, на штаны не хватило. Сильное войско было у аниран, грозное, и строй крепкий. Боязно стало даже опытным воеводам. Пока думали бояре как ловчее отступить, у Хрустомудра опять зуб прихватило, да так, что он как был, без доспеха, вспрыгнул на коня, заревел да и бросился на вражеское войско. Делать нечего, пришлось всем вослед скакать. А получилось неплохо. Аниране, увидав бешено скачущего князя, озадачились, а когда он щит свой начал грызть и потом голыми руками копья их ломать, струхнули. Дружина поспела, когда вражеское войско уже бежало. Хитрожопу только и оставалось, что рубить убегающих да потом обоз грабить. Победа была полной.
Но не успели они передохнуть, как новая напасть — летборгские рыцари стали приграничные деревни жечь. Слух шёл, что магистр летборгский очень к своему знахарю привязан был, всё его мумиём пробавлялся. И, узнав о смерти знахаря своего, обещал в мумиё всю венедскую землю превратить. Только не судьба ему была. Встретили они рыцарей у речки Росинки, и сеча злая была. Хитрожопу там плащ новехонький продырявили и шлем в двух местах прогнули. На летборгскую беду в пылу битвы кто-то Хрустомудру по челюсти заехал. В дружине шептались, что это вовсе не летборгец его достал, а старый Послеблуд неудачно замахнулся. Удар, видать, пришёлся по самому Нерву. Убить — не убил, выбить зуб — не выбил, но князь рассвирепел не на шутку. Хитрожоп сам видел, как он щит грыз, да уже и не свой, а вражеский, из железа кованный! И так князь ревел, так разошёлся, что самолично с десяток рыцарей с коней посбрасывал, кому руку оторвал, кому ногу!
Рыцари бежали! Полон был знатный, набрали и коней, и портов, и рухляди всякой! Тут бы отдохнуть и отпраздновать, рыцарями торгануть, да Хрустомудру не сиделось, он теперь уже сам начал нападать. И такого страху нагнал на соседей, что стоило ему зареветь да на поле полуголым выехать в медвежьей своей шкуре, как враги уже трепетали!
— Плевать, что зуб болит! — бахвалился государь в редкое время, когда Нерв чуть успокаивался. — Я этим самым зубом весь мир завоюю! До последнего моря дойду!
Какое море «последнее» из тех, что он знал — Терпкое или Студёное, Хитрожоп не знал, спрашивать не решался, но соглашался, не колеблясь. Да и то ведь, много земель они завоевали, да пять городов, да два по сто селищ разных, да много богатств награбили. Враги тем временем стали князя Берсеркёром кликать. На венедский язык перевести — вроде как «полоумный медведь» означает. Свои воины так князя называть не решались, но уважение имели и стали в глаза его Грозным называть, а за глаза — Ужасным.
И было от чего. За два месяца непрерывной битвы и походов дружина порядком вымоталась. Хитрожоп уже таких мозолей набил, что в седле сидеть не мог. Начали вокруг роптать. И похоже, что этот ропот как-то в княжеском зубе отдавался, поскольку всех недовольных Хрустомудр принялся жестоко кистенем бить. Двоих забил насмерть, другие роптать перестали. Про лекарей же добрый князь и слышать не хотел. А всё у него были ужасные какие-то планы. Однажды он подозвал племянника в шатёр и зашептал на ухо:
— Поделиться хочу! Скоро уже всю поселенную захвачу! Будешь участвовать?
— А что надо делать? — состорожничал Хитрожоп, чувствуя, что ветер куда-то не туда ему дует.
— Я создаю особую дружину. Из непобедимых воинов. Этим воинам сам Ний будет не страшен!
Хитрожоп тяжело сглотнул. Ему был страшен и Ний, и Сатанаил, и вообще он не горел желанием стать непобедимым воином. Гораздо лучше ехать немного позади и вовремя поспевать к вражескому обозу.
— Это такая честь, что я её и не вынесу, — признался он, отводя глаза.
— От тебя и не требуется! — князь дружески хлопнул его по спине и подмигнул. — Ты лучше придумай способ, как мне пару дюжину зубных Нервов раздобыть! Если хотя бы у части моих воев начнут так, как у меня, зубы болеть, чую я, что мы Летборгские стены руками разломаем, даром, что каменные! Я создам из них дружину берсерков! Ты только представь, наденем на них медвежьи и волчьи шкуры, будем выпускать впереди войска! Это будет особая часть, опричная! Ты только придумай, как им эту заразу передать. Я уже начал людишек подходящих собирать, да пока мало, мало…
Хитрожоп поёжился. В шальных глазах князя светилась такая решимость, такая воля к победе, что впору было бежать в какие-нибудь чужие земли, до которых похудевший от страданий Хрустомудр ещё не мог дотянуться.
Он, конечно, пообещал, что постарается найти средство, а сам стал готовиться к побегу, сухари сушить.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});