В конце концов Муса махнул рукой на нерадивых помощников и принялся сам хлопотать по хозяйству, заботливо ухаживая за гостями («Подожди, Саша, там пол грязный, я принесу тебе тапочки»). Накрыв стол на веранде, он вынес праздничное блюдо с запеченной рыбой-капитана, выловленной накануне из реки Нигер, и разлил по стаканам малийский чай, самый настоящий чифирь, от которого общее мироощущение сразу заметно улучшилось.
И вот мы сидим за чаем и анекдотами на ночной веранде, точь-в-точь на подмосковной даче, но под другим небом, где кроны пальм в темноте похожи на тающие следы от салютных выстрелов; и гостеприимный хозяин со спичкой в зубах рассказывает нам о своих похождениях: одна из бесконечных африканских историй, чье особое очарование — в том, что ты никогда не можешь быть уверенным в их правдивости, но при этом ни на секунду не сомневаешься в искренности рассказчика.
8. По реке Нигер
Адама Тангара, тридцатилетний красавец в холщовой рубахе с вышивкой у ворота, сидел вполоборота к обессилевшим от жары и диареи путешественникам, заговаривая амебную хворь экскурсоводческими байками, пока пожилой шоферюга с испитым лицом угрюмо крутил баранку раздолбанного джипа. Время от времени он обращался к Адаме на бамбара:
— Яли миного бэ алоу на?
— Бала спросил, не хотите ли вы пить, — переводил многоязычный Адама.
Получив вежливый отказ (мы уже были научены горьким опытом употребления этой «натуральной воды» из пластмассовых пакетиков), Бала понимающе кивал или ударял себя в грудь правой рукой. В отличие от Адамы он практически не владел французским, да и вообще избегал общения, особенно в трезвом виде. Впрочем, время от времени он обретал дар речи, неожиданно выступая в роли защитника бледнолицых туристов. Так, когда по прибытии в одну из деревень к нам подскочил очередной ловец тубабов[124] с протянутой рукой и приевшейся скороговоркой «cadeau, cadeau, cadeau»[125], Бала осадил доходягу хриплым басом:
— Quel cadeau?[126]
— Cigarettes… — тихо уточнил проситель.
— Il faut les acheter…[127] — задумчиво проговорил Бала, глядя поверх своего растерявшегося визави.
В дневное время он всецело отдавался работе, виртуозно маневрируя среди рытвин и барханов, а по вечерам, заглушив мотор, немедленно отправлялся к «своим», которые обнаруживались повсюду. Приняв на грудь, становился душой компании, и его внимательные глаза начинали весело слезиться. Где бы мы ни останавливались на ночлег, даже в самой отдаленной деревне, Балу тотчас принимали как почетного и долгожданного гостя. Позже выяснилось, что наш забулдыга-шофер был не просто так, а самый настоящий шаман, прошедший через все стадии посвящения в сообщество жрецов бамбара. В былые годы он месяцами скитался по саванне, днями не ел и не спал, исполняя предписанные ритуалы, проникая в иные миры путем аскезы и медитации. В стране песочных мечетей и плохо соблюдаемого сухого закона Бала Траоре был одним из хранителей прежней веры, а молодой Адама был его учеником.
Обо всем этом мы постепенно узнали от словоохотливого гида, предварявшего каждый рассказ о священных обрядах опасливой оговоркой: «Подробностей я вам рассказывать не буду, чтоб не случилось беды». Может, он и сболтнул лишнее, и проницательный Бала, хоть и не мог понимать, о чем его протеже так упоенно лопочет по-французски, сразу смекнул, в чем дело, когда в один прекрасный день рулевая ось нашего джипа разлетелась надвое во время езды и машина чудом не перевернулась, взлетев на бархан. Авария случилась по дороге в Тимбукту, если только это можно назвать дорогой. Никакой трассы там не было и в помине, ни людей, ни машин, и мы отправились по пустыне пешком, запасясь ядовитой водой в пластмассовых пакетиках, а к вечеру попали в песчаную бурю и еле-еле нашли убежище в палаточном лагере кочевого племени белла. Как раз накануне нашего прибытия один из белла размозжил череп соплеменнику, переспавшему с его женой, так что визит наш пришелся весьма некстати.
В тот вечер невозмутимый колдун Бала впервые вышел из себя и обрушился на молокососа-ученика, навлекшего гнев неведомых нам божеств. После этого инцидента рассказы о фетишах и обрядах прекратились дней на пять. Но груз молчания тяжел, и к концу недели Адама снова разговорился, разумеется, не вдаваясь в подробности. Правда, на сей раз он делился исключительно собственным опытом, старательно избегая упоминаний о наставнике. То ли речь «от себя и о себе» — в рамках дозволенного, то ли гнев богов пугал нашего проводника меньше, чем гнев Балы.
Фетиш — это задание, рассказывал Адама. Учитель доверяет фетиш ученику, когда видит, что тот в состоянии справиться с возлагаемой на него ответственностью. Принять фетиш значит взять на себя определенные обязательства. Разные фетиши требуют разных жертв.
— Ты имеешь в виду жертвоприношения?
— Иногда. Зависит от фетиша. Есть такие фетиши, которые, если ты их принимаешь, требуют, чтобы ты никогда не лгал. Или чтобы не спал с женщиной. Или, например, никогда не думать о некоторых вещах. Управлять мыслями. Потом — еще более сложные… Когда мне было двадцать лет, мне доверили сильный фетиш. Поначалу он мне помогал. У меня стали получаться вещи, которые до этого никогда не получались. Но потом он стал будить меня по ночам. А потом младшая сестра зашла в мою хижину, когда меня не было дома, и случайно нашла мой фетиш… Никто не должен видеть твой фетиш. И то, что она увидела, ее испугало. Я ушел в лес и принес жертву, чтобы смыть вину. Но это не помогло. Тогда я понял, что не могу больше с ним справляться, потому что он стал сильнее меня. Я вернул его учителю, и больше фетишей у меня не было.
— А зачем ты принял тот фетиш?
— Это очищение… Теперь я очищаюсь через растения.
— Это как?
— У меня есть сто рецептов. Я делаю отвары и в них купаюсь. Поэтому я с детства ничем не болею, и по ночам мне снятся сны, в которых я вижу своих предков.
— А откуда ты знаешь, что это твои предки?
— Я про них все знаю. Тангара — это одна из десяти семей. У бамбара есть десять главных семей. Траоре — тоже одна из них. Главные семьи — это правители.
— Потомки Сундьяты?
— А ты что-нибудь знаешь о Сундьяте Кейте?
— Ну как… Знаю, что он был первым царем бамбара. И что Салиф Кейта — его прямой потомок.
— Потомок, но не наследник. Сундьята был крестьянином-полководцем. А Салиф — гриот[128]. Какой же он правитель? У нас правители должны воевать или возделывать землю. А гриоты — это другие. Если землю будут возделывать другие, толку не будет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});