«Одной из крупных частей “РОА” на оккупированной территории СССР остается бригада Каминского, дислоцирующаяся в районе Лепеля и насчитывающая до 4–6 тыс. чел. Бригада была сформирована в Локотском округе Орловской области и в связи с отступлением немецких войск переведена в Белоруссию, где была пополнена и участвует в борьбе против партизан. Немцы присвоили Каминскому звание генерала, а его бригаду именуют “РОНА”»{485}.
В реальности Бронислав Каминский власовцем никогда не был. Более того, к самому Андрею Власову он относился с подозрением, не без основания видя в нем конкурента. Командующий РОНА мыслил себя русским фюрером. Ведь в отличие от бывшего советского генерал-лейтенанта именно у него была реальная военная сила, да и на сторону немцев он перешел тогда, когда Власов, будучи командующим 37-й армии, с ее остатками прорывался из киевского окружения.
4 октября 1941 года 2-я танковая армия вермахта (командующий генерал-полковник Гейнц Гудериан) вошла в поселок Локоть Брянской (ныне Орловской) области. Точнее, его заняли части 17-й танковой дивизии генерал-лейтенанта (в дальнейшем генерал-полковника) Юргена фон Арнима. В тот же день преподаватель техникума Константин Воскобойник и инженер Бронислав Каминский были назначены руководителями самоуправления поселка[100]. Активные действия сил местной полиции против партизан, обезопасившие транспортные коммуникации вермахта, и организация хозяйственной деятельности привели к тому, что тыловое управление армии преобразует Локотскую волость в автономный район с русской администрацией и собственными вооруженными силами, ставшими в дальнейшем Русской освободительной народной армией (РОНА). Эксперимент 2-й танковой армии не был единственным в вермахте. Александр Даллин писал о создании (несанкционированном Берлином) района с украинской администрацией в Житомирской области{486}. Летом 1941 года в районе Полоцка с центром в деревне Саскорки (Заскорки?) возникла «республика Зуева»{487}.[101]
16 октября 1941 года немецкими властями был утвержден состав управления, а спустя два месяца, после переговоров с командованием 2-й танковой армии, немцы вывели свои тыловые подразделения из района, оставив несколько офицеров связи. Правда, в городах и селах периодически размещались небольшие подразделения вермахта, полиции, СД, а также союзнических Германии венгерских войск. В ряде случаев они дислоцировались по просьбе локотской администрации{488}. Также на территории области была оставлена абвергруппа-107 Хольмстона-Смысловского{489}. Саму область возглавил Воскобойник, а заместителем, обер-бургомистром назначается Каминский, ведший в ноябре — декабре 1941 года успешные переговоры с немцами{490}. К этому времени относится одно из первых описаний Каминского, составленное немцами: «Среднего роста, плотный, он носил простую синюю фуражку с козырьком, из-под которого было видно в основном небритое смуглое лицо, одевал гимнастерку — униформа Красной армии, которая носилась поверх брюк, — с офицерскими кожаными ремнями, темно-синие кавалерийские брюки и мягкие кавалерийские, со многими складками сапоги»{491}.
В подтверждение следования идеям Берлина Воскобойником и Каминским 26 ноября 1941 года была создана Народная социалистическая партия России, «Викинг», что, по мнению главы планово-экономического отдела округа и члена этой партии Михаила Васюкова, значило «Русские богатыри»{492}. Согласно манифесту, она «была создана в подполье в сибирских концлагерях». Партию, естественно, возглавил сам глава Локтя, а после его гибели обер-бургомистр. Реализация положений манифеста осуществлялась посредством административной системы управления, в которой за редким исключением все должности занимали партийные функционеры.
НСПР брала «на себя ответственность за судьбы России», обязуясь «создать правительство, которое обеспечит спокойствие, порядок и все условия, необходимые для процветания мирного труда в России, для поддержания ее чести и достоинства». Программа, в числе прочего, предусматривала:
1. Полное уничтожение в России коммунистического и колхозного строя.
2. Бесплатная передача крестьянству в вечное, наследственное пользование всей пахотной земли с правом аренды и обмена участков, но без права их продажи. (В руках одного гражданина может быть только один участок). Размер участка около 10 гектаров в средней полосе России.
3. Бесплатное наделение в вечное наследственное пользование каждого гражданина России усадебным участком, с правом обмена, но без права продажи. Размер участка в средней полосе России определяется приблизительно в 1 гектар.
4. Свободное развертывание частной инициативы, в соответствии с чем разрешается частным лицам свободное занятие всеми ремеслами, промыслами, постройка фабрик и заводов. Размер капитала в частном владении ограничивается размерами пяти миллионов золотых рублей на каждого совершеннолетнего гражданина.
5. Установление на всех видах производств 2-х месячного годового отпуска в целях использования его для работы на собственных усадебных участках…
6. Наделение всех граждан бесплатно лесом из государственных дач для постройки жилищ.
7. Закрепление в собственность Государства лесов, железных дорог, содержимого недр и всех основных фабрик и заводов.
8. Амнистия всех комсомольцев.
9. Амнистия рядовых членов партии, не запятнавших себя издевательством над народом.
10. Амнистия всех коммунистов, с оружием в руках участвовавших в свержении сталинского режима.
11. Амнистия всех Героев Советского Союза.
12. Беспощадное уничтожение евреев, бывших комиссарами.
НСПР провозглашала «свободный труд, частная собственность в пределах, установленных законом, государственный капитализм, дополненный и исправленный частной инициативой, и гражданская доблесть явятся основой построения нового государственного порядка в России. Настоящая программа будет осуществлена после окончания войны и после прихода Народной социалистической партии к власти.
В первую очередь все льготы получат граждане, с оружием в руках не щадя жизни участвовавшие в построении и укреплении нового строя»{493}.
Анализ некоторых концептуальных положений манифеста вызывает вопросы. Так, партия, позиционирующая себя как национал-социалистическая («народная социалистическая»), декларировала «государственный капитализм» и, одновременно, предусматривала частное предпринимательство, пусть даже в качестве «дополнения и исправления». Противоречили друг другу и пункты, касающиеся репрессий и амнистий. Разве еврей, бывший комиссаром, а потому подлежащий «беспощадному уничтожению», не мог являться одновременно и Героем Советского Союза, то есть лицом, подлежащим амнистии.
Отдельный вопрос связан с тем, насколько программа новой партии в реальности соответствовала национал-социализму, особенно, если учитывать отсутствие объективной информации и, как следствие, со стороны оппозиционной советскому режиму части населения некритического восприятия немецкого тоталитаризма. В свое время в рамках Гарвардского проекта респондент 488, служивший в годы войны в одной из магистратур (Полоцк?), вспоминал, что «перед войной русские идеализировали фашизм»{494}.
По мнению Свена Стеенберга, «о национал-социализме ни Каминский, ни его соратники не имели ни малейшего представления»{495}. А Александр Даллин утверждал, будто антисемитская «сентенция была включена в партийную программу с явной оглядкой на немецкие власти»{496}.
Вместе с тем основные положения манифеста концептуально совпадают с идеологией НСДАП. Вернее в данном случае говорить о «квази-национал-социализме» или «квази-антикоммунизме»{497}. Правда, как отмечал Сергей Дробязко, экономическая составляющая программы партии была написана под влиянием НЭПа, а «в политической части программы на первом плане стояла национальная идея — возрождение русского государства». Тем не менее историк считал, что «в сочетании этих двух частей своей программы лидеры Локотского самоуправления, очарованные германским нацизмом, выдали свой, русский национал-социализм»{498}. Важно, как подчеркивал Игорь Ермолов, что «в отличие от Власова и его соратников, постоянно подчеркивавших непригодность национал-социалистических идей для России, Каминский и его окружение, как в политическом, так и в экономическом отношении были склонны ориентироваться на национал-социализм Германии, копируя его везде, где было только можно»{499}.
Впрочем, и сами немцы считали Каминского последовательным национал-социалистом{500}. Последнее вынужден был признать и Даллин, в другой своей работе иронически назвавший Каминского «нацистом-реформатором»{501}.