в подставленную посуду кашу, бряцала могучим половником, разливая чай.
Ворчала на любителей урвать лишнюю порция хлеба с маслом. В животе заурчало, и я поторопился вернуться в палату. Кто его знает, как оно тут принято. Опоздал на завтрак — остался без пайки.
— Новенький? — буркнула тетка. — Держи, — в мою тарелку плюхнули гречку-размазню. Хлеб бери. Кружку держи ровней, — продолжая раздавать еду, командовал колобок в белом халате. — Посуду помой, а то насвинячат, а мы тут с тараканами потом воюем!
Санитарка кинула половник в ведро с чаем и покатила свою тележку дальше.
— Куда прёшь? Не толпитесь! Кому сказал! — раздалось у соседней палаты, я зашел в свою и закрыл дверь.
Каша оказалась вполне съедобной, чай в меру сладким и почти крепким. Прихватив бутерброд с маслом и стакан, я снова уселся на подоконник, поразмышлять над загадкой схемы, прикинуть, как выйти из больницы побыстрей и заняться делами.
Посмаковав кусок хлеба с маслом (эх, сахарочком бы сверху, и никаких пирожных не нужно!), развернул на широком подоконнике копия карты, принялся изучать заново.
Тогда, от шока, обнаружив свое имя на старой бумаге, мало что запомнил. Только подпись, герб да кровавый отпечаток. Эх, надо бы у Лены попросить притащить из библиотеки книгу какую-нибудь по всяким гербам и отличия российской знати. Имперского двуглавого орла я признал сразу, а вот второй символ, смазанный, с каким-т животным, незнаком. Хотя, о чем это я? Гербовщиной, или как там эта наука называется, я никогда не увлекался. Будем искать…
А хорошо скопировала, девчонка! Видать копирка новая была, не похоже, что на стекле перерисовывала. Это сейчас просто пошел в бизнес-бюро, заплатил денег, получил ксерокопию документа. В моем детстве черные пачкающиеся бумажки заменяли копировальный аппарат. Копирки вставляли между листами и получали слегка смазанный дубликат.
У нас дома этого добра хватало. Мама приносила с работы и новенькие, блестящие копирки, и отработанные. Отец занимался резьбой по дереву и с помощью копирки переносил понравившиеся рисунки на полотно. Я баловался переводом картинок из раскрасок. Позже пошел по стопам бати, и долго увлекался деревянной «живописью».
Кстати, а не попросить ли у медсестрички отработанных капельниц? Сплету ей в благодарность рыбку, что еще со студента взять? Она информацию принесла, надо отблагодарить как-то. Могла бы просто промолчать. Шоколада ил конфет Женька точно не принес, да и Лена вряд ли принесла бы парню сладости. Пирожки с мясом и сладкий пирог — это да.
Едва вспомнил о плюшках, как живот срочно попросил закинуть их в рот, пока в кружке еще есть чаёк. Сполз с подоконника, разложился на тумбочке, примастерил схему тут же, и вот так, жуя и поглядывая на копию карты, пытался выжать из себя хоть какую-то полезную мысль. Думы в голову лезть отказывались. Эх, мне бы телефончик, да не советский с круглым диском, андроид самый простенький с безлимитным интернетом. Тогда б и информация нашлась, и мозги заработали.
Но чего нет того нет, думай, Леха, думай. Как-то незаметно в памяти всплыли разговоры с отцом, и я вдруг заметил одну странность: батя и правда очень мало рассказывал о своей семье, родителях. Вся родня, что у нас гостила летними месяцами, — это по линии маменьки. Сестра, братья, дядьки, тетки, крестные мои, опять-таки в гости со своими детьми приезжали. А вот родню отца я и знать не знал.
Возникает закономерный вопрос: почему? Отец сирота? Или родители так сказать физиономией не вышли? Не припомню чтобы отец был снобом. Если и рос в деревне, не скрывал бы. Почему тогда?
В голове завертелись шарики, колесики, принялись крутить фантазию и выдавать километры идей. Но ни одна из них не казалась мне годной, все время хотелось возмутиться: «Не верю!»
День протекал монотонно, местами как-то сумбурно. Подошло время обхода, доктор меня осмотрел, выслушал, но горячую просьбу отпустить домой с диагнозом «здоров как бык» проигнорировал, коротко бросив лаконичное: «Завтра посмотрим!»
Я мучительно соображал: можно ли вырваться из лап добрых советских эскулапов, написав отказ? Увы, ответа я не знал. А шуструю молоденькую медсестричку, которая принесла весточку от старика-соседа, я за целый день так и не сумел отловить. Оставалось одно — терпеливо ждать вечера и следующего дня.
Обед, сон, процедуры… Больничная жизнь начинала бесить. Ненавижу бездействие, особенно когда за стенами больничной тюрьмы ждет куча дел, и все они ждут моего участия.
Ближе к полднику санитарка, которая развозит еду по палатам, сунула мне в руку какую-то бумажку. Оказалось, Лена с оказией передала записку, в которой сообщала, что вечером придти не сможет. Причину не объясняла, но я настолько обрадовался этому, что даже не стал размышлять на тему отказа. Хотя очень удивился: девчонка явно нарывалась на приключения, а тут вдруг такой фортель.
Вечер тянулся в несколько раз медленней больничного дня. Ходячие выбредали на улицу посидеть на лавочках, покурить, подышать воздухом. Жара потихоньку шла на убыль. Вечерело. С моря потянуло освежающим ветерком. Хотя он скорее дразнил разгоряченные тела чем охлаждал. Я боялся пропустить приход медсестры, потому шатался из палаты в коридор к окну, от окна в палату и обратно, пока санитарка не обозвала меня «шатуном» и не рявкнула, велев не шляться по помытому.
Снова засел на подоконник развернул схему. Подумал, решил приложить к стеклу, вдруг так какие-то тайные знаки? Чертыхнулся, сообразив, что это копия и ничегошеньки на ней, кроме обрисовки оригинала, я не обнаружу.
Пытался складывать из подписи другие слова, вдруг анаграмма какая-нибудь или шифр? Игрался я с буквами до самого тёмного, очнулся, когда медсестры принялись обходить палаты, раздавая кому лекарства кому новую порцию уколов.
Я едва не просверлил медичку пристальным взглядом, когда она пришла ко мне с порцией таблеток и градусником. Хотелось отобрать у нее коробку с медицинскими причиндалами, ухватить за руку и потащить к деду. Я бы и сам уже смотался, да где реанимация знать не знал. А попытка выяснить не увенчалась успехом: санитарка отмахнулась, заверив меня, что с соседом моим все хорошо и «неча к нему шляться, ему покой нужон».
К старшей медсестре я подойти не рискнул, на нее мужское очарование если и действует, то определенного возраста и статуса. Видел я, как она перед доктором стелилась, такая вежливая и ласковая аж тошнит при одном взгляде.
Младшая же в течение дня старалась мне на глаза не попадаться как знала, что не сдержусь, устрою допрос с пристрастием и ломану в реанимацию