Читать интересную книгу Рассказы - Артур Кларк

Но Стилмен знал: когда он взлетит в небо, гром не будет его беспокоить, стремительная ракета опередит звук. И перегрузки он не почувствует, ведь его тело будет покоиться в ванне, наполненной тёплой водой. Удобнее даже, чем в этом мягком кресле.

Далёкий гул ещё нёсся от рубежей космоса, когда отворилась дверь и сестра поманила сенатора. Он чувствовал, как много глаз провожают его, но не обернулся, идя за приговором.

На всём пути обратно из Москвы телеграфные агентства настойчиво пытались связаться с ним, но он отказывался подойти к радиотелефону.

— Скажите, я сплю я меня нельзя беспокоить, — попросил он стюардессу.

Кто напустил их? — спрашивал он себя. Его злило это вторжение в его личную жизнь, а ведь сколько лет он чурался уединения и лишь за последние недели познал его прелесть. Так можно ли корить репортёров и комментаторов, если они считают его прежним Стилменом?

Когда ракетоплан приземлился в Вашингтоне, сенатора ждали. Он знал большинство журналистов по имени, среди них были старые друзья, искренне обрадованные новостью, которая опередила его.

— Ну как, сенатор, — спросил Маколей из «Таймс», — приятно вернуться в строй? Ведь это верно, русские берутся вас вылечить?

— Они хотят попробовать, — осторожно ответил Стилмен. — Речь идёт о новой области медицины, точно ничего сказать нельзя.

— Когда вы отправляетесь в космос?

— Через несколько дней, как только улажу здесь кое-какие дела.

— И когда вы вернётесь, если лечение поможет?

— Трудно сказать. Даже если всё пройдёт благополучно, я пробуду там не меньше полугода.

Он невольно взглянул на небо. На рассвете и на закате — даже днём, если точно знать, куда смотреть, — «Мечников» отчётливо выделялся на небе, он был ярче любой звезды. Впрочем, теперь спутников стало так много, что только специалист мог отличить один от другого.

— Полгода, — произнёс один из журналистов. — Значит, выборы пройдут без вас.

Уши и микрофоны ждали ответа сенатора. Стоя у трапа, вновь очутившись в центре всеобщего внимания, он ощутил былой подъём. Это будет эффектно: он вернётся из космоса новым человеком и опять выйдет на политическую арену! Кто из кандидатов сможет соперничать с ним!.. Он уже чувствовал себя жителем Олимпа, полубогом и заранее представлял себе, как использует это в предвыборной кампании.

— Дайте мне время во всём разобраться, — сказал он. — Потом я займусь планами. Обещаю, мы ещё встретимся до того, как я покину Землю.

«До того, как я покину Землю». Отличная, драматическая фраза. Он всё ещё в уме смаковал её ритм, когда увидел выходящую из здания аэропорта Диану.

Она уже переменилась (да и он сегодня не тот, каким был вчера). В её глазах появились настороженность и отчуждённость, которых не было два дня назад. Яснее любых слов лицо Дианы говорило: «Значит, всё начинается сызнова?» И хотя день был тёплый, ему вдруг стало холодно, точно он простудился на далёких сибирских равнинах.

Но Джо и Сьюзен с прежним пылом бросились к деду. Он подхватил их, обнял и спрятал лицо в пушистых волосах, чтобы камеры не заметили внезапно брызнувших слёз. И, ощутив тёплые токи чистой, бескорыстной детской любви, он понял, какой выбор сделает.

Только внуки видели его свободным от зуда честолюбия — так пусть же навсегда запомнят его таким, если они вообще будут его помнить.

— Вы заказывали селекторный разговор, мистер Стилмен, — доложил секретарь. — Включаю на ваш личный экран.

Повернувшись вместе с креслом, сенатор очутился лицом к лицу с серым прямоугольником на стене. Одновременно прямоугольник раскололся пополам. В правой половине он видел кабинет, напоминающий его собственный и удалённый от него всего на несколько миль. Зато в левой…

Профессор Станюкович, одетый лишь в шорты и фуфайку, парил в воздухе в полуметре над своим креслом. При виде посторонних он ухватился за спинку, подтянулся, сел и пристегнулся матерчатым поясом. Позади него выстроилась целая батарея различных аппаратов. А за переборкой простирался космос.

Первым, с правого экрана, заговорил доктор Хакнесс.

— Мы ждали вашего звонка, сенатор. Профессор Станюкович говорит, что всё готово.

— Следующий корабль будет через два дня, — сказал русский учёный. — С ним я возвращусь на Землю, но надеюсь сперва встретить вас на станции.

Его голос звучал неожиданно звонко в оксигелиевой атмосфере. Но только это и напоминало о расстоянии, помехи отсутствовали. Хотя Станюкович был в тысячах миль от Земли и мчался в космосе со скоростью четырёх миль в секунду, его было видно так хорошо, словно он сидел в одном кабинете со Стилменом. Сенатор слышал даже тихое жужжание электромоторов в отсеке учёного.

— Профессор, — заговорил Стилмен, — мне хотелось бы сперва задать несколько вопросов.

— Пожалуйста!

Вот теперь расстояние дало себя знать: ответ Станюковича дошёл не сразу; видимо, станция сейчас летит над противоположной стороной Земли.

— В Астрограде я видел в клинике много других пациентов. Можно узнать — по какому принципу отбирают больных для лечения?

Пауза затянулась, на этот раз явно не из-за медлительности радиоволн. Наконец Станюкович ответил:

— Отбирают тех, у кого больше надежд на излечение.

— Но у вас, наверное, очень мало места. А кроме меня, — ещё много желающих.

— Я не совсем понимаю… — вмешался доктор Хакнесс озабоченно. Чересчур озабоченно.

Глаза Стилмена обратились к правому экрану. В человеке, смотревшем на него оттуда, было трудно узнать докладчика, который всего несколько лет назад не знал, как защититься от его уколов. Горький урок пошёл впрок Хакнессу. Стилмен оказался его крёстным отцом на поприще политики, и учёный не терял зря времени.

Его побуждения были очевидны сенатору с самого начала. Всё правильно, Хакнесс тоже человек. Можно ли представить себе месть более сладкую, чем это выразительное подтверждение его правоты. Как директор Управления космонавтики Хакнесс великолепно понимает, что битва за ассигнования будет наполовину выиграна, едва мир узнает, что возможный кандидат на пост президента США лечится в русской космической больнице — потому что его собственной стране такая больница оказалась не по карману.

— Доктор Хакнесс, — мягко произнёс Стилмен, — это моё дело. Я жду вашего ответа, профессор.

Дело нешуточное, но он от души веселился. Ясно, как день: обоим учёным одинаково важно добиться успеха. Станюковичу тоже нелегко, можно представить Тебе, сколько этот вопрос обсуждали в Астрограде и Москве, и с какой охотой советские космонавты ухватились за такую возможность… Что ж, они вправе пожинать плоды своих усилий.

Да, положите, и ведь всего десять лет назад оно было немыслимо. НУАК и Комитет по космонавтике СССР работают рука об руку, используя его в своих общих интересах. Стилмен никого не осуждал — на их месте он поступил бы точно так же. Но он не желает быть пешкой в чужой игре, пока ещё он сам собой распоряжается.

— Совершенно верно, — неохотно признал Станюкович. — Мы можем принять очень мало пациентов. Но ведь «Мечников» — всего-навсего научная лаборатория, а не стационар.

— Сколько? — допытывался Стилмен.

— Ну — не больше десяти, — ещё более неохотно ответил Станюкович.

Старая проблема, только он никогда не думал, что она коснётся его. Вспомнилась газетная заметка, которую он читал давным-давно. Когда открыли пенициллин, лекарство это на первых порах было настолько редким, что если бы стал вопрос о жизни и смерти Черчилля и Рузвельта, пришлось бы кем-то пожертвовать…

Не больше десяти. В Астрограде он видел двенадцать пациентов, а сколько их ещё во всём свете? Снова — в который раз за последние дни — Стилмен вспомнил безутешную молодую пару в приёмной. Возможно, он всё равно их не выручит; поди, узнай.

Зато он знал другое. На его плечах лежит ответственность, от которой не уйти. Конечно, никому не дано заглянуть в будущее, предугадать все последствия своих поступков. И всё-таки, если бы не он, сейчас у его страны могла быть своя собственная космическая лечебница в заатмосферных высях. Сколько жизней соотечественников на его совести? Вправе ли он принять то, в чём отказал другим? Прежде Стилмен сделал бы это — прежде, но не теперь.

— Джентльмены, — заговорил он, — я могу говорить с вами откровенно, ведь ваши интересы совпадают. (Так, видно: ирония дошла). — Я благодарен вам за помощь, ценю заботу, жаль, что всё это впустую. Нет-нет, не возражайте, это не внезапная прихоть и не донкихотство. Будь я моложе лет на десять. — Теперь же я чувствую, что эта возможность должна быть предоставлена кому-нибудь другому. Особенно учитывая мой послужной список, — Он приметил растерянную улыбку Хакнесса. — Есть и другие причины, личного свойства. В общем, ничто не заставит меня передумать. Прощу вас, не сочтите меня невежливым, но мне больше не хочется обсуждать этот вопрос. Ещё раз большое спасибо, до свиданья.