Читать интересную книгу Рассказы - Артур Кларк

— Плохой был арифмометр или оператор никудышный.

— Нарочно отобрали лучшего во всех вооружённых силах США. Но не будем спорить. Проведём испытание, назовите два трёхзначных числа для умножения.

— Ну… 856 на 457.

Пальцы Пикетта забегали по шарикам, молниеносно гоняя их по проволокам. Всего проволок было двенадцать, это позволяло производить действия над любыми числами от единицы до 999999999999 или, разбив абак на секции, одновременно делать несколько вычислений.

— 374072, — ответил Пикетт почти мгновенно. — А теперь посмотрим, как вы управитесь с помощью карандаша и бумаги.

Прошло около минуты, наконец Мартинс, который, как и большинство математиков, был не в ладах с арифметикой, крикнул:

— 375072!

Проверка тотчас показала, что Мартинс ошибся, хотя умножал в три раза дольше, чем Пикетт.

Удивление, ревность, интерес смешались на лице астронома.

— Кто вас научил этому фокусу? — спросил он. — Я думал, на такой штуке можно только складывать и вычитать.

— А что такое умножение, если не многократное сложение? Я семь раз сложил 856 в ряду единиц, три раза — в ряду десятков, четыре раза — в ряду сотен. То же самое делаете вы на бумаге. Конечно, есть приёмы для ускорения, но если вам показалось, что я считаю быстро, посмотрели бы вы на брата моей бабушки. Он служил в банке в Иокогаме. Как пойдёт щёлкать — пальцев не видно. Он меня кое- чему научил, да ведь с тех пор больше двадцати лет прошло. Я ещё только два дня упражняюсь, пока считаю медленно. И всё-таки надеюсь, что мне удалось хоть немного убедить вас.

— Ещё бы! Я просто поражён. Вы и делить можете так же быстро?

— Почти, надо только руку набить.

Мартинс взял абак, погонял шарики взад-вперёд. Потом вздохнул.

— Гениально. Но нас это не выручит, даже если бы на нём можно было считать вдесятеро быстрее, чем на бумаге. Машина в миллион раз эффективнее.

— Я подумал об этом, — ответил Пикетт, теряя самообладание. (Этот Мартине рохля какой-то, нет у него воли к борьбе. Хоть бы задумался, как управлялись астрономы сто лет назад, когда не было никаких счётных машин!) — Вот что я предлагаю, — а вы скажите, если я ошибаюсь…

Он обстоятельно, не торопясь, изложил во всех подробностях свой план. Слушая его, Мартинс заметно воспрянул духом и даже рассмеялся; впервые за много дней Пикетт слышал смех на борту «Челенджера».

— Вижу лицо начальника экспедиции, — воскликнул астроном, — когда он услышит, что нам всем придётся вернуться в детский сад и играть в шарики!

Никто не хотел верить в абак, пока Пикетт сам не показал, как на нём считают. Люди, выросшие в мире электроники, никак не ожидали, что нехитрая комбинация проволоки и шариков способна на такие чудеса. Но задача была увлекательная, а речь шла о жизни и смерти, и они горячо взялись за дело.

Как только инженеры изготовили достаточно совершенных копий грубого оригинала, сделанного Пикеттом, все начали учиться. Основные правила он объяснил за несколько минут, главное была практика, многочасовые упражнения, чтобы пальцы автоматически, без участия мысли, перебрасывали шарики. Некоторые и через неделю непрерывных занятий не смогли развить достаточной скорости и точности, зато другие быстро превзошли самого Пикетта.

Космонавтам снились шарики и проволока, во сне они продолжали считать… Когда они хорошо освоили простейшие приёмы, экипаж разбили на группы, которые азартно состязались между собой, совершенствуя своё умение. В конце концов лучшие научились за пятнадцать секунд перемножать четырёхзначные числа, и они могли это делать несколько часов подряд.

Всё это была чисто механическая работа, которая не требовала большой смекалки, а только навыка. По-настоящему трудная задача вывала на долю Мартинса, и тут ему никто не мог помочь. Ему пришлось забыть привычные приёмы работы с вычислительными машинами и составлять задания так, чтобы их механически выполняли люди, совершенно не представляющие себе смысла обрабатываемых чисел. Астроном сообщал данные, они вычисляли пот указанной им схеме, и через несколько часов живой математический конвейер выдавал ответ. А чтобы застраховаться от ошибок, две группы работали параллельно и время от времени сверяли свои итоги.

— Итак, — обратился Пикетт к своему микрофону, когда время наконец позволило ему вспомнить о слушателях, с которыми он было навсегда распрощался, — мы создали счётную машину из людей вместо электронных ячеек. Конечно, она действует в несколько тысяч раз медленнее, не справляется с очень большими числами и легко устаёт, но всё-таки делает своё дело. Рассчитать весь обратный путь нельзя, это чересчур сложно, но мы хоть определим орбиту, которая позволит достичь зоны радиосвязи. Как только корабль уйдёт от электрических помех, мы сообщим свои координаты на Землю, и оттуда электронные машины подскажут, как нам быть дальше. Мы уже вышли из ядра кометы и не летим к границам солнечной системы. Наш новый курс подтверждает точность расчётов, насколько вообще можно говорить о точности. Правда, корабль ещё внутри кометного хвоста, но от ядра нас отделяют миллионы миль, мы больше не увидим этих аммиачных айсбергов. Они мчатся к звёздам, в леденящую ночь межсолнечного пространства, мы же возвращаемся домой…

— Алло, Земля, Земля! Вызывает «Челенджер», я «Челенджер»! Отвечайте, как только услышите нас, помогите нам с арифметикой, пока мы не стёрли пальцы до кости!

Лето на Икаре

Очнувшись, Колин Шеррард долго не мог сообразить, где он. Он лежал в какой-то капсуле на круглой вершине холма, крутые склоны которого запеклись тёмной коркой, точно их опалило жаркое пламя; вверху простёрлось чёрное, как смоль, небо с множеством звёзд, и одна из них, над самым горизонтом, напоминала крохотное яркое солнце.

Солнце?! Неужели он так далеко от Земли? Не может быть. Память подсказывала ему, что Солнце близко, угрожающе близко, оно никак не могло обратиться в маленькую звезду. Вдруг в голове у него прояснилось. Шеррард знал, где он, знал точно, и мысль об этом была так страшна, что он едва опять не потерял сознания.

Никто из людей не бывал ещё так близко к Солнцу.

Повреждённый космокар лежал не на холме, а на сильно искривлённой поверхности маленького-всего две мили в поперечнике — космического тела. И быстро опускающаяся к горизонту на западе яркая звезда-это огни «Прометея», корабля, который доставил Шеррарда сюда, за миллионы миль от Земли. Товарищи, конечно, уже недоумевают, почему не вернулся его космокар — замешкавшийся почтовый голубь. Пройдёт немного минут, и «Прометей» исчезнет из поля зрения, уйдёт за горизонт, играя в прятки с Солнцем…

Колин Шеррард проиграл эту игру.

Правда, он пока на ночной стороне астероида, укрыт в его прохладной тени, но быстротечная ночь на исходе. Четырёхчасовой икарийский день надвигается стремительно и неотвратимо, близок грозный восход, когда яркий солнечный свет — в тридцать раз ярче, чем на Земле — выплеснет на эти камни жгучее пламя. Шеррард великолепно знал, почему всё кругом опалено до черноты. Хотя Икар будет в перигелии только через неделю, уже теперь полуденная температура на его поверхности близка к тысяче градусов по Фаренгейту.

Не до юмора ему было, и всё-таки вдруг вспомнилось, что капитан Маклеллан сказал об Икаре: «Ох, горяча земля, поневоле будешь чужими руками жар загребать».

Несколько дней назад они воочию убедились, сколь справедлива эта шутка; помог один из тех простейших ненаучных опытов, которые действуют на воображение куда сильнее, чем десятки графиков и кривых.

Незадолго до восхода один из космонавтов отнёс на бугорок деревянную чурку. Стоя в укрытии на ночной стороне, Шеррард видел, как первые лучи Солнца коснулись бугорка. Когда его глаза оправились от внезапного взрыва света, он разглядел, что чурка уже чернеет, обугливаясь. Будь здесь атмосфера, дерево тотчас вспыхнуло бы ярким пламенем.

Вот что такое восход на Икаре…

Правда, пять недель назад, когда они пересекли орбиту Венеры и впервые высадились на астероид, было далеко не так жарко. «Прометей» подошёл к Икару в момент его наибольшего удаления от Солнца. Космический корабль приноровил свой ход к скорости маленького мирка и лёг на его поверхность легко, как снежинка. (Снежинка — на Икаре!.. Придёт же на ум такое сравнение.) Тотчас на пятнадцати квадратных милях колючего никелевого железа, покрывающего большую часть астероида, рассыпались учёные — они расставляли приборы, разбивали триангуляционную сеть, собирали образцы, делали множество наблюдений.

Всё было задумано и тщательно расписано много лет назад, когда ещё только готовились к Международному астрофизическому десятилетию. Икар предоставлял исследовательскому кораблю неповторимую возможность: под прикрытием железокаменного щита двухмильной толщины подойти к Солнцу на расстояние всего семнадцати миллионов миль. Защищённый Икаром, корабль мог без опаски облететь вокруг могучей топки, которая согревает все планеты и от которой зависит всякая жизнь.