– Здесь красивая природа, – возразил Ложкин.
– Природа? Да пошла она к черту, твоя проклятая природа! Я согласна жить в каменной клетке и не видеть никакой природы. У нас люди мрут от обыкновенного аппендицита, потому что на весь город нет ни одного нормального хирургического отделения. У нас нет вообще ничего, кроме тяжелой работы и тяжелой скуки, от которой ляжешь в постель с кем угодно. Ты мужчина и ты из большого города, тебе это незнакомо.
– Ты была любовницей деда? – догадался он.
– С тринадцати лет. Он мне платил и я откладывала понемногу, потому что надеялась отсюда сбежать, и захватить с собой брата. Он тогда еще был нормальным. В принципе, это была приличная перспектива. Твой дедуля, несмотря на старость, был господином бойким. Чего он только ни вытворял! Но поначалу мне даже нравилось. Я чувствовала себя взрослой, не из-за секса, а потому что зарабатывала нормальные деньги, как большая. Но потом ему стало этого мало.
– И что он сделал?
– Чем больше он ходил в подвал, тем страшнее становился. В нем было все больше силы, больше злости, больше садизма, и, как это сказать, сжатой ярости. Он чего-то хотел, но у него не получалось. Он тоже умел делать глиняных людей, как и ты, но они обычно не удавались. Тогда он убивал их. Это было ужасно, потому что их ведь не так-то легко убить! И он экспериментировал со мной. Он не говорил, что хочет со мной сделать, но я знала, что ничего хорошего меня не ждет. Он изменял меня. Он пытался изменить и тело, и душу. Ему удалось и то, и другое, отчасти.
– Жало сморва? – спросил Ложкин.
– Ха! Жало сморва это детские игрушки. У него есть вещи пострашнее. Были, то есть. Он делал со мной что-то такое, от чего я сгорала изнутри. Он заставлял меня принимать лекарства, порошки и смеси трав, которые изготавливал сам. Однажды у меня начали расти волосы по всему телу. Тогда я отказалась, и сказала, что ухожу.
– И что же?
– Он сделал мне больно. Ты не представляешь, как это больно. Как будто твои кишки протыкают раскаленной вилкой. Он ведь изменил мое тело, так, что оно не могло не повиноваться. На моей коже есть точка, которую я тебе никогда не покажу. Если надавить на нее, то боль будет невыносимой, и я соглашусь на все. Я сказала ему, что все равно удеру, а он объяснил популярно, что уже давно я обязана ежедневно заваривать и пить особый порошок из трав, который он мне дал, иначе мне будет становиться все хуже, и, наконец, я умру. Это как ломка от наркотиков, только без наркотиков. Он посадил меня на эту травку, специально, чтобы я не ушла.
– Но теперь он умер?
– Сейчас у меня есть запас этой травы. И еще хватит на год или два. Что дальше – не знаю. Может быть, я умру без этого. Но я все равно не хочу, чтобы ты шел туда.
– Как часто ты это пьешь?
– Сейчас три раза в день. Со временем приходится увеличивать дозу. Все думают, что я завариваю чай по собственному рецепту.
– Можно обратиться в наркологический кабинет.
– В нашем городе нет наркологического кабинета. А если бы он был, то ни один человек бы в него не обратился. Здесь ведь все, как на ладони. У нас ничего нельзя скрыть.
– Поэтому ты заваривала чай в кружке?
– Поэтому. У меня не получилось вечером, плохо получилось утром, и я сделаю это сейчас еще раз. У меня болит голова и ужасное настроение. Дальше будет хуже. Ты правильно заметил, что моя кожа нечувствительна к высокой температуре. Твой дед, он ведь не собирался просто сделать меня волосатой уродиной, – он хотел чего-то другого. И он экспериментировал со мной постоянно. У него была какая-то идея насчет меня, теперь уж я об этом не узнаю. У меня не бывает ожогов и обморожений, у меня не бывает кариеса, а вырванные зубы обязательно отрастают. Если тебе интересно, то знай, что он сам вырывал мне зубы, чтобы проверить это. Вырывал собственными руками, без обезболивания. Это нельзя было доверить стоматологу! Любая царапина на моем теле заживет гораздо быстрее, чем на твоем. Я могу не спать четверо суток и не терять при этом концентрации. Я могу не мочиться много дней подряд: мочевой пузырь сделан так, что концентрирует мочу, убирая лишнюю влагу. Мое тело в три раза сильнее и в три раза быстрее, чем твое, я без труда смогу поймать муху на лету или вбить гвоздь ладонью. Я могу читать со скоростью десять страниц в минуту, у меня отличная память на цифры и имена. И многое другое, и плохое, и хорошее. Он занимался модернизацией человеческого организма. Это был его бзик. Один из его бзиков.
– Он экспериментировал только с тобой?
– Конечно нет. Но точно ты никогда об этом не узнаешь. Он ведь умер. И он не делал записей.
– Он собирался вернуться, – сказал Ложкин.
– Я знаю. Поэтому я запрещаю тебе туда идти!
– Ты не имеешь права мне запрещать.
– Ошибаешься. Имею. Как раз я и имею! Конечно, ты можешь меня не послушаться. Но тогда я уйду навсегда, и мы навсегда останемся врагами.
– "Навсегда" – слишком большое слово, – возразил Ложкин. – Не нужно ставить мне ультиматумы, потому что в этом случае я обязательно сделаю наоборот. Так ведет себя любой нормальный мужчина. Ты об этом не знала?
– Ты не любой нормальный мужчина, ты слизняк. С тобой справиться – легче легкого. Все твое сопротивление только на словах. Если бы не Защитник, этот глиняный идиот, я бы заставила тебя сделать все, что угодно, даже без помощи брата. Я бы сломала тебя голыми руками! А так, – просто придется подождать.
– Чего подождать?
– Удобного момента. Сейчас ты совершаешь самую большую ошибку в своей жизни.
– Я все же попробую ее совершить.
– Нет. Ты не сделаешь этого!
– Сделаю, – возразил Ложкин. – Я спущусь в подвал именно сегодня. Я сделаю это прямо сейчас.
– Мне на зло?
– Да, тебе на зло, можешь шипеть и рычать на меня сколько угодно! Я уже давно должен был изучить этот мир, понять его, узнать его, а вместо этого я сижу здесь и занимаюсь черт знает чем! Теряю время, выслушивая пустые бабские угрозы!
Валя взяла со стола стакан и сжала его в руке. Толстое стекло треснуло и осыпалось на стол мелкими острыми осколками.
– Это моя последняя пустая бабская угроза, – сказала она, – если ты посмеешь спуститься в подземелье, то я сделаю с тобой то же самое, что сделала с этим стаканом.
– Я сказал, что спущусь туда прямо сейчас.
После этого они почти не разговаривали. Валя молча выпила свой чай и ушла, поболтав напоследок с Защитником, который слонялся по двору. Она улыбалась и выглядела такой же веселой, как всегда. Защитник обнял ее за талию и погладил по попке. Она не убрала его руку.
Ложкин позвал Защитника.
– В доме не осталось еды, – сказал он. – Выйди в магазин, купи картошки и копченых окорочков. Да, еще не забудь соль, соли тоже не осталось.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});