Читать интересную книгу Muto boyz - Павел Тетерский

Чикатило сделал огромный глоток пива и посмотрел почему-то на свои ботинки.

— Мы трахались с ней весь последний год, вплоть до окончания института. Я никому не говорил, даже тебе. У нас с ней был такой уговор — никому ничего не показывать, изображать разнополую дружбу, как раньше. Это была такая фишка, такой прикол, потому что в настоящих отношениях должны быть свои фишки, отличающие их от всего остального. Но я тебе говорю честно: весь последний год мы трахались, как кролики. Как вомбаты, тасманийские дьяволы и все австралийские животные вместе взятые, включая сумчатых. Мы трахались даже на крыше «Каскада+». Возле антенн. Два раза за час, сначала под одной антенной, потом под другой.

Мне следовало бы подавиться пивом и выпасть в осадок, но я отреагировал на это спокойно. Где-то на изнанке я подозревал, что всё кончится именно так. Это было вполне в духе Чикатилы — завести отношения и никому их не афишировать. Он же так любил все эти изощрения, он просто жить не мог без того, чтобы не поставить всё с ног на голову и не сделать естественное таинственным, не для всех, с ограниченным доступом, как фильмы Тарковского или какого-нибудь Абуладзе. Так что я нисколько не удивился. Мне даже не было обидно, что я не стал тем единственным исключением, для которого приоткрылась бы эта таинственная завеса. Меня задело то, что он говорил обо всём этом в прошедшем времени.

На протяжении большей части моего знакомства с Чикатилой он был связан с Оленькой этими странными идиотическими узами, и я уже как-то не воспринимал его вне этих уз, не опутанного ими. Есть такие вещи, которые должны существовать только в будущем времени, им никогда нельзя случаться. От Чикатилы отвалился какой-то кусок тогда, в поезде, вяло рассекающем из Рязани. Как от пирога. Или как от снеговика во время оттепели. Я понимаю, что это какой-то бред, не обоснованный логически и не поддающийся объяснению — но я снимаю с себя обязанность объяснять, я просто констатирую.

Я решил не лезть больше в Чикатилины дебри — на тот день хватало, это был какой-то очень своеобразный день. Сейчас я понимаю, почему Чик с самого начала зашифровал свои отношения с Оленькой. Не из-за фишки. Он просто понимал, чем всё кончится, понимал с самого начала. Он слишком долго добивался этого плотоядного секса, чтобы потом остаться в дураках у всех на виду. Он реально ставил над собой эксперимент, как сказала однажды Оленька. И не собирался меняться даже ей в угоду. А она к тому времени уже была готова к тому, чтобы измениться самой и изменить всё вокруг. Чтобы всё вокруг созрело и свалилось на лысину быстрого разумом Невтона. Чикатило хотел быть в этом «вокруг», но не хотел падать — вот в чём состояла его фишка, а вовсе не в том, что он мне тогда втирал в поезде.

— Но, батенька, — вспомнил вдруг Чикатило, налюбовавшись заоконными пейзажами Оленьки и принимая из рук официанта (или он называется проводником вагона-ресторана, я не знаю) тарелку с куриным протезом. — Но не подумайте, что всё кончено. Мы и сейчас иногда потрахиваемся между делом. Без соплей и взаимных обязательств, но всё же. Нас ведь многое связывает. Мы занимались жестким сексом на крыше под антеннами, дважды за час, а это кое-что значит. Пока мы не нашли себе серьёзных спутников жизни, мы имеем право по взаимной договорённости ублажать друг друга в минуты душевного неравновесия. Кстати, теперь я не буду возражать, если ты тоже навостришь лыжи. Я ведь знаю кое-что о твоих мокрых снах с Оленькой в главной роли.

— Чикатило, у меня таких снов не было уже лет семь. Ни с Оленькой, ни с кем-нибудь ещё. Я, конечно, не против…

Я запнулся, потому что именно в этот момент мне подумалось, что вряд ли у меня с Оленькой это когда-нибудь случится. И Чикатило здесь был теперь ни при чём. Просто некоторые возможности действительно должны оставаться неиспользованными.

Я пообещал Чикатиле обязательно заняться с Оленькой сексом при первой же мазе. Странно, но это подняло ему настроение. Наверное, в каких-то своих глубинах он считал себя в долгу передо мной. Если это было так, то, чёрт возьми, это было просто здорово, и мы могли вполне законно называть себя настоящими друзьями, как Бивис и Батхэд.

Придя в свой вагон, мы разлеглись по верхним полкам и воткнули в литературу: я — в заранее припасённого Кортасара, а Чикатило, за неимением лучшего — в журнал «Смена» с творением подающей надежды писательницы. Но с чтением ничего путного не получилось, потому что после «Золотого фазана» мы как-то синхронно и незаметно уснули. Это было правильно. Поезд находился на той стадии, когда к запаху варёных яиц, носков и колбасы начинает примешиваться запах первого перегара, а этот микс лучше вдыхать во сне. Вообще, чем больше вы спите в поездах, тем лучше для вашего здоровья — если вы, конечно, не имеете дурной привычки падать во сне с верхней полки.

Когда мы проснулись, поезд стоял на каком-то буранном полустанке, кондовом и полузаброшенном, как все буранные полустанки. По перрону шлялись кривоногие бабки с пирожками, пахлавой и палёной водкой собственного розлива. Какие-то проезжие или командировочные уныло сидели на своих чемоданах, поглядывая на часы и как бы уже ни на что не надеясь. Из-под нашего поезда выполз оранжевый кузьмич, выругался куда-то матом, и мы нехотя поползли. Чикатило вдруг вскочил со своей полки, изорвал журнал «Смена», выбросил в окно ворох страничек.

— Ты что, Чик? — удивился я, приоткрыв сонный глаз.

— Да так, — ответил Чикатило, пытаясь высунуть в окно свою бородатую голову. — Хотел поставить эксперимент над людьми. Я подумал, что странички издалека похожи на баксы.

— А как же твой детектив, Чикатило?

— Я не буду читать эту вещь. Там про женшину-мусора, которая приехала в Сочи или ещё в какую-то курортную пердь и собирается вывести на чистую воду какого-то беспределыцика. Мне неинтересно, что будет с этим беспределыциком. Мне насрать на правосудие, честное слово. У нас есть по пятьсот долларов на брата плюс ещё по столько же мы получим в Москве — вот таким должно быть любое правосудие. Я предлагаю скинуться и купить исторический автомобиль, с которым у нас так много связано. Я говорю о «копейке» Отца, ибо Отец намерен продать её недорого — он поменял… Но что именно поменял Отец и на что, и зачем оно ему было нужно — всё это до меня уже не дошло, всё это слилось со шпалами и стучало где-то в голове на полпути к снам и прочим приятным глюкам. Мы неплохо съездили в Рязань, мы больше не ненавидели этот угрюмый городишко.

2 ЧАСА С MTV: Владимир Мозенков

ТРАНКВИЛИЗАТОР: трамал

Ковёр Сынка ничем не отличался от всех остальных ковров, на которые тебя вызывают для неприятного разговора. За это было немного обидно, что ли. Потому что сам Сынок отличался от большинства начальников хотя бы своим возрастом. При схожести всех сопровождающих и вытекающих факторов смысл этого отличия сходил на нет, и в данном случае молодость ничего не меняла.

Мы знали, как превратить времяпрепровождение на ковре из неприятного в приятное. Мы тогда только-только посмотрели «Трэйнспоттинг», и больше всего нас впечатлил момент, когда наглухо обсаженный Урод вписался в крупную корпорацию на собеседование. Снято и сыграно было прекрасно, и мы с Чикатилой уже двое суток ходили под кайфом-впечатлением.

— Здесь появились новые таблы, — с жаром объяснял Чикатило после того, как Оленька срывающимся голосом передала нам по телефону распоряжение Сынка о доставке наших тел к нему на аудиенцию. — Трамал называются. Ими барыжат бабки возле 1-й аптеки на Никольской, а приход от них практически как от героина, только риск подсада сведён к минимуму. Алёша пробовал, ему понравилось. Они все пробовали. Они накормили даже Алкоголиста, а это уже говорит о многом.

Конечно, Алёша пробовал, я в этом не сомневался. Было бы странно, если бы Алёша не попробовал хоть что-нибудь, появившееся в Москве или за её ближайшими пределами. Ещё более странно было бы, если бы Алёше это «что-нибудь» не понравилось.

Мы тоже не могли не откликнуться на последний писк моды — мы пошли на этот долбаный пятачок на территории Никольской/Лубянки, со всеми этими бабушками, жаждущими героиновыми торчками и модными студентами с бутылочками «Аква-Минерале», одетыми в том же стиле, что и Чикатило пару лет назад. Чик удивлённо и радостно рассказывал, что раньше все делалось по-другому — были какие-то мегазашифрованные точки на Пушке, какие-то совсем уж никчёмные и не красноречивые. У 1-й аптеки всё происходило иначе. Здесь царил полуофициальный легалайз, сюда уже можно было водить на экскурсии иностранных туристов. Такие пятачки-«стометровки» есть во всех крупных городах мира, и в девяносто пятом году Москва ещё на шаг приблизилась к цивилизации. Мы с Чикатилой осознали это во всей красе — особенно после того, как минут через двадцать по телу пробежались приятные ёжики, и оно началось.