— Это лучше, чем ждать смерти, — пожал плечами Арэн. Рассказы о демонах его не пугали. Он с детства привык к страшным сказкам няньки-рабыни, в которых огненные твари убивали невинных младенцев и извращали человеческих женщин. Именно так, если верить словам старой рхельки, появлялись все демоны Эрбоса. За свой недолгий век, Арэн видел многое, но ни разу не встречал, ни огненных созданий, ни рогатых порождений человека и пламени. — Решайте, пока есть время.
Теперь тишина в доме эрла, поселилась надолго. Она нарушалась лишь треском огня, пожирающего поленья, да тихими шагами молодой жены Варая, шумом спиц в ее вязании и негромкими окриками дозора с улицы.
— На рассвете выступаем, — наконец, сказа Мудрая.
— Я бы не стал ждать… — начал было дасириец, но она перебила его.
— Может больше этим людям не дано погрузиться с сонные грезы. Никто не отнимет у них права на сон в теплых постелях. Погода завтра будет ласковой, до полудня будем у горной стопы.
На том и решили. Арэн, в сопровождении Миэ и жреца, покинули дом эрла сразу после ухода Мудрой. Дасириец поблагодарил жреца за вмешательство, тот добродушно улыбнулся, сотрясаясь на холоде, подобно осиновому листу.
— Мы ехали к Верховному конунгу, чтобы просить его выступить со своим войском к границе Каменного леса, — ворчала Миэ. — А вместо этого застряли в чахлой деревушке. Остается только молиться, чтоб дшиверские всадники не вздумали поторопить своих жеребцов, иначе могучей Дасирии придется туго.
Арэн знал, что она говорит из желания досадить. Пройдет немало времени, прежде чем таремка простит ему и еще больше, прежде чем забудет обиду.
— Я знаю, что ты тревожишься за свой народ, — примирительным тоном ответил дасириец. — Уверяю тебя, Миэ, нужно много больше времени, чем пара недель в заснеженных равнинах, прежде чем дасирийская армия уступить хоть милю своих земель. Дшиверцы не тронут Тарем. Волшебницы зашипела, как кошка, которой наступили на хвост.
— Никому, даже всем полководцам Дасирии, не справиться с высокими стенами Тарема. И уж тем паче таремцам хватит золота, чтоб купить хоть бы и целую армию Народа драконов или выкупить Бессмертные легионы из царства Гартиса, если в том будет нужда! Или мне напомнить тебе мирные договора, которые предки ваших императоров принесли к воротам Тарема?
Арэн, нежданно даже для себя самого, рассмеялся. Миэ была истенной дочерью Тарема — гордая, своенравная и уверенная, что самый большой город на просторах Эрбоса никогда не падет.
Дозорные разом повернули головы, недовольно заворчали и зашикали на нарушителей спокойствия.
— Послушай, Миэ, и ты, Банру. Вы сами видите, как нас встречает северный народ. Артумцы никогда не славились добродушным нравом. Отец мой мудрый дипломат, но он недооценил нравов этих бородачей. — Арэн понизил голос до шепота. — Конуг не станет даже разворачивать письма, если не примет меня за своего. Эти нашествия — наш шанс доказать преданность и храбрость, и после, когда я приду и попрошу помощи, конунг не сможет мне отказать.
— Я помолюсь Амейлин, чтобы ты оказался прав, — не разделяя оптимизма друга, ответила Миэ, зевнула и приостановилась, позволяя Арэну открыть ей дверь в «Медвежью лапу». — Посмотрим, что принесет рассвет. Глава седьмая
Хани открыла глаза, растревоженная ржанием лошади. Обычно молодая кобыла была спокойно и подавала голос только на хозяйский свист. Девушка открыла глаза, садясь, и рассеянно пошарила рукой, в поисках хлыста.
Раш сидел на самом краю холма, и Хани сперва показалось, что он вот-вот спрыгнет вниз. Но прошло немного времени, а он так и продолжал сидеть, недвижимый, как коршун, заприметивший добычу.
Девушка поднялась на ноги, развела плечи, потягиваясь. Подошла к кобылке, погладила ее. Животное перестало ржать, но продолжало прясть высокими мохнатыми ушами. Меж них одинаково с двух сторон, шерсть сворачивалась двумя вихрями не проросших рогов— знак примеси крови артумских рогатых тяжеловозов; многие северяне считали, что на таких лошадях ездили Перворожденные. Жеребица Хани была мельче, но грива ее так же низко спускалась до земли, а ноги покрывал густой курчавый мех. Год назад Хани получила ее в подарок от Мудрой. И по сей день лошадь была единственным, что было ценным в ее небольших сокровищах.
— Что там? — Наконец, решилась спросить Хани.
— Дым от костра. — Раш показал на высокую гряду холмов впереди. — В воздухе пахнет жареным мясом, мой желудок проснулся прежде меня.
Девушка насторожилась. Сперва, она не увидела ничего, кроме поросших кедрами белых возвышенностей, но вскоре взгляд нашел тонкую струйку дыма. Он рождался где-то в кустарниках, примерно на полпути к вершине холма, и убегал в небо.
— Я не слышу запаха, — принюхавшись, сказала Хани.
— Наверное, потому что ты его проспала. Кто бы там ни был, он ушел до рассвета, не потрудившись, как следует засыпать костер снегом.
— Это прогневит духов. — Девушка озадачилась.
— Никто из северян не совершил бы такой необдуманный поступок, так ведь? — Раш выпрямился, поглядывая на Хани с немым вопросом. Девушка сразу поняла, куда он клонит.
— Не все северяне знают эту дорогу, откуда бы ее знать чужестранцам? Парень ничего не ответил.
Спуск с холма занял меньше времени, чем подъем на него. Снежка, привыкшая к узкой тропе, шла ровно, выбивая тяжелыми копытами куски земли из-под снега. Спустившись в долину, сделали перерыв. Раш долго изучал взглядом высокую гряду. Склон был покатым и подъем не казался таким уж тяжелым.
— Я не увидел тропы, — сказал он, жуя ломоть хлеба в прикуску с копченым окороком.
— Никто не видит, если не знает, куда глядеть. — Хани снова вспомнила дым от костра и подняла голову, пряча ладонью глаза от слепящего солнца.
Перекусив, путники снова двинулись в дорогу. Только когда лошадь сделал первую сотню шагов, тропа вперед стала приобретать ясные контуры. Она вилась между кустарниками и валунами, как угорь, где-то стремительно убегая вверх, где-то спускаясь вниз, минуя крутой подъем. Там, где тропа становилась совсем узкой, всадники спешивались и коротали путь пешком. Несколько раз на них сходил снег с вершины, грозя смести незваных гостей, но всем троим удалось остаться на тропе.
Примерно на полпути, Раш начал осматриваться, выискивая место, где был разбит лагерь. Дым давно иссяк, и единственными ориентирами служили только память и глазомер.
— Мы на том же куске дороги, — сообщил он, когда им с Хани снова пришлось спешиться. — Осматривайся, может что увидишь.
Когда впереди показалась густая хвойная заросль, оба, не сговариваясь, указали, указали на нее. Хани пошла первая, делая вид, что не слышит недовольного ворчания Раша.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});