Элизабет думала не только о том, чтобы посвятить себя добродетели и религиозным обетам, она также помогала душам этих стариков обрести Господа Бога, а Богу – их души… Ее призвание, вдохновленное любовью к Богу и бедным, освященное призывом к милосердию, не становилось ли оно бесконечно кротким, благословенное словом господним? «То малейшее, что вы делаете для этих несчастных, вы делаете для меня», – эту заповедь Иисуса, ее Небесного Супруга, Элизабет воплощала, неся бремя повседневных забот, на самом же деле доставляя большую радость несчастным старикам.
Часто ей приходилось повторять самой себе в глубине души один из заветов основательницы Ордена Святого Жана: «Мы являемся всего лишь простым орудием в милостивых руках Господа Бога».
И, так как в пяти частях света было триста двадцать приютов, восемьсот тысяч стариков были пригреты и окружены заботой, как и те, что жили здесь, на авеню дю Мэн – жили в мире с Господом Богом, окруженные постоянными заботами монахинь.
Аньес была одновременно удивлена и счастлива слышать слова сестры-привратницы:
– Вы можете быть довольны: наша дорогая сестра Элизабет наконец-то поднялась с постели. Она еще не совсем здорова, но чувствует себя намного лучше. Она спустится сейчас в приемную.
Некоторое время спустя сестра подошла к Аньес; Элизабет была очень бледная, но с более оживленным выражением лица. Аньес бросилась ее целовать.
– Дорогая. Я так счастлива, что ты вновь можешь ходить!
Они долго смотрели друг на друга, держась за руки и пытаясь понять подлинное состояние друг друга.
Аньес спрашивала себя, является ли это улучшение началом выздоровления сестры. Элизабет думала о том, что сестре стало бы легче на душе, если бы она открыла ей свою тайну. С виду Аньес была спокойна, и хотя лицо ее светилось счастьем и надеждой, на нем можно было заметить следы беспокойства. В жестах ее и улыбке была какая-то нервозность и тревога.
– Итак, о чем это мы? – спросила Элизабет покровительственным тоном, каким она иногда разговаривала со стариками. – У тебя тоже дела сейчас лучше?
– Намного лучше, почти отлично.
– Почти? – переспросила сестра. – Чего же тебе еще не хватает, чтобы ты чувствовала себя по-настоящему спокойной?
– Чудо на полпути, – ответила Аньес. – Теперь нужна помощь Неба.
– Оно поможет, Господь справедлив. Можешь ли ты хоть теперь рассказать мне, как у тебя дела, и что это за тайна, которая так тебя мучает?
Аньес покраснела, как это бывало с ней в присутствии Джеймса. Она опустила голову, одновременно смущенная и счастливая.
– Я влюблена, – сказала она.
– Ты влюбилась? И это тебя так мучает? Вот что значит человеческая любовь – мучение? Я знаю только одну любовь, которую ничто не омрачает, которая само блаженство. Видишь, я в лучшем положении. А почему ты страдаешь? Мужчина, которого ты любишь, тебя не любит?
– Все прошлое не имеет значения, а все остальное неважно, – ответила Аньес, склонив голову на плечо сестре. – Теперь я знаю, что меня действительно любят.
– Итак, все складывается наилучшим образом? Кто же этот человек?
– Американский морской офицер.
– Морской офицер и американец? Да рассказывай же быстрее!
Аньес говорила долго, вполголоса, полузакрыв глаза, даже не обращая внимания на статую святого Жозефа. Между тем добрый святой знал о многих вещах, о которых не ведала Элизабет; если ему и было приятно слышать иные слова, кроме призывов на помощь, и не бояться на этот раз быть наказанным, то он также знал, что с его ролью заступника еще не покончено.
Когда Аньес замолчала, сестра, еще не совсем успокоенная, спросила:
– И ты уверена в этой взаимной любви?
– О да, – ответила Аньес, – убеждена. Он хочет на мне жениться, и как можно скорее.
– К чему такая спешка?
– Его можно понять: он должен вернуться через месяц в Сан-Франциско и увезти меня с собой.
Элизабет помолчала в раздумье.
Аньес продолжала:
– Ты знаешь, я ему часто о тебе рассказывала. Он знает о приюте.
– Он, вероятно, протестант?
– Нет, католик из Бостона.
– Там ведь тоже есть наш приют. Он его посещал?
– Ты сама спросишь его об этом. Могу я прийти завтра, в два часа, чтобы познакомить тебя с ним?
– Я еще не совсем здорова, – с неуверенностью сказала Элизабет.
– Увидишь, Джеймс будет для тебя самым лучшим лекарством.
– Только для меня?
– Для нас двоих, – признала Аньес. – Ты видишь, я не страдаю больше. Наконец-то я счастлива!
– Но что же все-таки тебя мучило?
– Я тебе расскажу об этом позже, – ответила Аньес. – Давай сейчас думать только о хорошем.
– Тогда приходи скорее с твоим чудесным знакомым. Только я буду смущаться… Он будет в форме?
– Конечно. Ты знаешь, что он тебя уже любит.
– И мне хотелось бы полюбить его.
– До завтра, дорогая.
Аньес убежала, но на этот раз не для того, чтобы скрыть свое смущение или слезы. Она спешила вернуться к делу, которое она только начала, и за которое ей предстояло еще столько бороться! Во что бы то ни стало, ей нужно отвоевать свое счастье. Чувствуя поддержку, выражавшуюся в любви Джеймса и в нежности Элизабет, на какие только жертвы и усилия не была она способна?
В этот вечер Аньес вернулась домой поздно. Ей совсем не хотелось возвращаться в квартиру на улице Фезандери, где ее ждал человек, который был ей отвратителен.
– Как заработки? – спросил Боб.
– Отлично, – холодно ответила Аньес.
– Сколько?
– Десять тысяч.
– Это ты называешь «отлично»? Ты надо мной издеваешься?
– Знаешь, давай без упреков. Я очень устала, хочу лечь и уснуть.
– Хотя это и не блестяще, моя крошка, дай мне эти деньги.
Она ему протянула их привычным жестом. Положив их в карман, он сказал:
– Надеюсь, что завтра дела у тебя пойдут получше.
Он направился в ванную, выключив свет. Вскоре он вернулся, лег и сразу уснул. Его присутствие становилось невыносимым для Аньес, она не смогла уснуть всю ночь, думая об одном: как добиться своей цели, обманув недоверие сутенера? Месяц ожиданий и уловок! Каким долгим будет этот месяц! Аньес принялась перебирать в памяти подробности своего знакомства с Джеймсом. Она вновь переживала их первое романтическое свидание в кафе, которое она выбрала потому, что оно находилось вне поля зрения Боба, она вспоминала учтивость и обходительность офицера. Ей казалось, что она вновь слышит его рассказы о себе, о своей семье и даже о своей службе.
Они расстались через два часа, и она дала ему номер своего домашнего телефона. Аньес вспомнила тоскливое ожидание его звонка: тем утром она его так и не дождалась. Поскольку Боб мог оказаться дома, когда позвонит Джеймс, нужно было рассказать ему о своем знакомстве и придумать для него версию, в которую он смог бы поверить. Боб все время ныл, что дела идут плохо.