Таковы были его мысли, когда он снова услышал голоса трех евнухов.
— Берегитесь, ибо царевна Будур шествует среди вас! — И далее: — Берегитесь, ибо если кто из мужчин бросит взгляд на царевну, то поплатится жизнью! — И так далее, и тому подобное, в основном те же угрозы, которые Аладдин уже слышал в прошлый раз.
Ах, если человек однажды отведал запретного плода, всю жизнь он будет возвращаться к тому дереву. И вот Аладдин вспомнил про случай с евнухами и про тот волнующий миг, когда он мельком увидел самую прекрасную царевну на свете. В тот день он навеки влюбился в нее, но он был так низко, а она так недосягаемо высоко, что каковы были их шансы хотя бы обменяться взглядами, а уж тем более заговорить, или коснуться друг друга, или стать мужем и женой? Это фаталистическое понимание вкупе со всеми обстоятельствами, касающимися двуличности колдуна, опасностей пещеры, чудес кольца и лампы и повседневной необходимости противостоять диктату матери, заставили молодого человека задвинуть мысли о царевне в самую дальнюю извилину мозга.
Но теперь, быть может, у него появилась возможность увидеть ее снова, и дело на этот раз происходило на улице, где стояли торговые прилавки и было на что посмотреть, не то что в прошлый раз.
— Берегитесь! — кричали евнухи. — Ибо сабли наши остры!
«Все же, — подумал парень, — надо найти какое-нибудь укромное местечко, чтобы избежать мечей стражников царевны». Он огляделся, намереваясь спросить торговцев, где он мог бы найти подходящее место, чтобы спрятаться. Но все торговцы, и все их покупатели, и буквально все товары исчезли совершенно.
— Берегитесь! — возвещали евнухи. — Ибо суд наш не ведает пощады!
«Что ж, воистину, — подумал тогда парень, — это исчезновение мне на руку, поскольку теперь я смогу спрятаться где угодно посреди этого уличного торжища, где-нибудь среди хлипких деревянных прилавков и брошенных торговцами потертых ковриков, за которыми не спрятался бы и новорожденный младенец».
— Берегитесь! — взывали евнухи. — Ибо мы уже за углом!
В тот миг Аладдин понял, в чем состоит истинная проблема уличной торговли — вокруг тебя нет ничего, кроме свежего воздуха.
Он обернулся — и там были три евнуха, марширующие по торговой площади, с очень острыми мечами и очень удивленными лицами.
— Вы видите? — спросил один.
— Конечно вижу, — ответил другой.
— Считайте, что в этом мы единодушны, — добавил третий.
Но все мысли о евнухах вылетели у юноши из головы, когда он увидел царевну и, более того, царевна увидела его.
Он не мог пошевельнуться и лишь улыбался. И — чудо из чудес — царевна улыбнулась в ответ.
Он решился снова взглянуть на евнухов. Все трое тоже улыбались. Но улыбки евнухов его не слишком волновали.
— Ты погубил себя, юноша! — сказал один.
— Ни один мужчина не должен видеть царевну, — добавил второй.
— Если он не из числа ее ближайших родственников, — пояснил третий.
— Приговаривается к немедленной смерти! — довольно радостно хором объявили все трое.
— О, какое счастье! — сдавленно хохотнул третий. — Может, я зарублю его?
— Ты уже обезглавил последнего из пойманных, — напомнил ему первый стражник. — Кроме того, давайте проявим немного милосердия к этому бедняге, чтобы последним запахом, втянутым его смертными ноздрями, не стали газы, которые ты вечно испускаешь.
— Что я могу поделать, если наелся на обед всякой всячины, — защищаясь, ответил третий. — Хотя, может, и мог бы, сумей я устоять перед маринованными кумкватами!
Аладдин предоставил трем стражникам пререкаться между собой. Он снова повернулся к царевне, прекрасной, как солнце, и заметил, что она, похоже, смотрит на него самым благосклонным образом. Он прижал руки к сердцу, чтобы не дать этому органу выскочить из его груди.
— Давайте зарубим его все вместе! — предложил один из стражников.
Двое других подтвердили, что это будет наиболее оригинальным и приемлемым решением.
Аладдин смотрел на приближающихся евнухов, продолжающих улыбаться, с такими острыми мечами в руках.
В следующий миг, понял он, ему не нужно будет больше беспокоиться о своем сердце, ибо оно перестанет биться вовсе.
Глава девятнадцатая,
в которой наша история продолжается за пределами волшебной пещеры
— Буря закончилась, — объявил таинственный голос.
— Что? — возмутился Касим. — Ты хочешь, чтобы он прервал свой рассказ теперь?
— Я только подошел к самой сути своего повествования! — возразил Аладдин. — Вот-вот появятся дворцы!
— Прошу меня извинить, — ответил голос. — Я, в конце концов, управляю погодой лишь в определенных пределах. Мои возможности строго ограничены.
От этого голоса они не умерли на месте, не покрылись нарывами, с ними не случилось ничего из того, чего можно ожидать от таинственных существ. Напротив, голос, казалось, принадлежал самому духу вежливости. Именно поэтому дровосек спросил:
— Ты управляешь самой погодой? Смею ли я спросить, кто или что ты такое?
— Я тут, — ответил голос прямо у них над головами, — и тут, — прозвучало на некотором отдалении из темноты, — и тут тоже, — донеслось прямо из-под ног Али-Бабы. — Я везде вокруг вас.
Али-Баба был потрясен.
— Ты вездесущ?
Тут голос рассмеялся, и смех этот, казалось, звучал сразу отовсюду.
— Не совсем. Просто вы сидите во мне. Я, собственно говоря, волшебная пещера.
Разбойники как один разинули рты. И все подумали об одном, хотя первым произнес это вслух Касим:
— А ты случайно не имеешь какого-нибудь отношения к некой другой волшебной пещере?
— Все в этом мире взаимосвязано, — ответила пещера. — И полости в земле — не исключение.
— Так ты утверждаешь, — удивленно сказал Аладдин, — что знакома с пещерой, в которой лежат лампа и золото?
— Я полагаю, вы бы сказали, что та пещера — моя родная сестра, — весело ответил голос.
— Где же тогда, — спросил Ахмед, — твое золото?
— У каждого свои возможности, — укоризненно ответил голос. — Какие-то пещеры собирают золото. Я — разговариваю.
— Ты должна простить меня, — пожал плечами Ахмед. — Это все мое разбойничье воспитание.
— Нас в первую очередь интересует всего одна пещера, — благоразумно перебил его Гарун, — та, что так набита золотом, драгоценными камнями и несметными сокровищами, что напоминает скорее подземный дворец. К тому же, возможно, я принимаю желаемое за действительное, но с этой пещерой есть одна проблема: она всегда принимает в себя новые сокровища, но не всегда позволяет забрать их обратно. — Старший из разбойников запнулся и взглянул на стоящую рядом с ним корзину. — И, кроме этого, у той пещеры есть еще кое-какие причуды.
— Вроде того, чтобы не дать мне умереть? — с болью произнес Касим. — Мне не нравится считать это причудой, благодарю покорно. Ужасная шутка, возможно, но не причуда.
— Ах, та пещера. — Голос снова печально хохотнул. — Я знаю ее не хуже прочих, и у вас есть все причины остерегаться ее. Та огромная пещера — мать наша, и ее боятся все прочие волшебные пещеры, норы, гроты, туннели, берлоги, провалы и расселины в земле. Однако знайте: даже эта крупнейшая из пещер — не добрая и не злая. Она просто недопонятая.
По крайней мере это дровосек мог уразуметь. Ну как можно понять пещеру?
— Но давайте не будем слишком долго задерживаться на своенравных земных полостях. Мне не терпится услышать продолжение твоего рассказа.
— Но ты говоришь, что буря закончилась, — заметил Аладдин. — Как я могу рассказывать, когда мы должны выбираться отсюда, чтобы присоединиться к нашей шайке?
— Нет ничего проще, — ответила пещера. — Видите этот гладкий камушек у вас под ногами?
Аладдин посмотрел вниз. Там лежал небольшой камень размером с сустав пальца, но он был практически неотличим от земли, серый с небольшими черными полосками посередине и гладкий, словно обкатанный морскими волнами.
Аладдин поднял его.
— Ты имеешь в виду этот?
— Этот самый, — подтвердила пещера.
— Так же, как вы говорите со мной, вы сможете говорить и с этим камушком, ибо он — часть меня и точно так же, как я — волшебная пещера, так и он — волшебный камень.
— Слыхали мы про такие чудеса, — заметил Гарун, дергая себя за бороду.
— Точно? — недоверчиво переспросил Али-Баба.
— Как ни странно, — нахмурился Гарун, — если подумать, то, наверное, нет. Тот, кто вырос в аристократической среде, всегда вежлив — даже с ожившими частями земли. Но я никогда не слышал про волшебные камни, умеющие слушать!
— И говорить тоже, — заметил камушек в руке Аладдина. — Если ты камень, то должен хвататься за любую подвернувшуюся возможность.