взяв меня за плечо, повёл к выходу. Отворив дверь, он поддал мне такого пинка, что я ничего, не видя от перегрузки, пулей вылетел из чужой реальности" и с разгона упал в своё тело.
Глава 7
Состав подходил к вокзалу. Меня встречали, и вскоре оказался дома. Здесь я сознательно загружал себя работой, благо дел было много. Отвлекался от праздных мыслей с родными, крепко спал. На какое-то время даже забыл о своих кошмарах, но моё спокойствие длилось недолго. Как одни сутки пролетели семь дней моего отдыха.
И вот я снова в поезде, а впереди долгий путь. На сей раз, моими попутчиками оказались немногословные люди. Я задал ничего не значащий вопрос и получил ответ, прозвучавший сквозь зубы. "Ага, я понял. Это для меня совсем даже неплохо: не будут приставать с расспросами". Иногда это может быть даже приятным. Вскоре, я с книгой оказался на верхней полке. Сейчас у меня "соответствующее" настроение. Попав в вагон, инстинктивно вспомнил о путешествиях в потусторонний мир. Эта мысль оказалась очень назойливой, как я не усердствовал прогнать её. Поэтому, лишь только я оказался в горизонтальном положении, глаза мои "слиплись" и …вновь вокруг меня неживая, безликая реальность. "Мотор" мой пытается остановиться от предчувствия предстоящих обозрений, ибо я уже точно знаю: ничего хорошего в этом месте, просто не может быть. Ужас и страх, ледяными колючками, со всех сторон одновременно, проникают в мою душу и колют сердце. И чувствую, что ещё немного и меня не станет. Я не умру, а просто сделаюсь никем в этом страшном месте. Но со слабеющими ударами в бедной груди, с последними каплями, уходящей из меня жизни, появляется "спасение" в виде моего страшного мучителя.
– А-а, сколько лет…! Давненько мы не виделись, "писатель" ты наш! – неизвестно откуда взявшийся Хозяин этих владений, тычет меня в плечо.
То ли от голоса, то ли от удара, я перестаю умирать и немного оживаю от присутствия, хотя и нежеланной сущности.
– Ты что же, забыл обо мне, о моём Диснейленде? Это непорядок, не являться по несколько дней. Не забывай, что я могу вызвать тебя в любое время дня и ночи! Но это будет выглядеть не всегда тактично по отношению к другим. Да и когда-то может пострадать твоя репутация. А я сейчас не хочу этого. По крайней мере, пока не напишешь о том, что видел и ещё узнаешь в моём хозяйстве. Поэтому, во избежание конфликта, один раз в два дня, ты должен быть в этом месте! Иначе, к чему бы я награждал тебя таким уникальным подарком! Ты ещё не понял значимости и не осознал его ценности. И не отворачивайся, не выводи меня из себя! Пока что я единственный твой "друг" в нашем "цирке". Стоит мне уйти, ты сразу же окажешься в толпе подобных обалдуев и станешь одним из участников наших игрищ!
Обидное слово резануло уши. Пришло окончательное понятие того, что здесь никто ничего не значит, и тут не обретёшь даже сочувствующих, будь ты хоть семи пядей во лбу.
Во мне взыграла жажда справедливости: – А как же Божий Суд? – воскликнул я, – что же, без дознания, сразу в Аид?
– О какой Фемиде говоришь? Кто тебя, червяка, знает? А если и вспомнят, то к тому времени многое испытаешь! Прочувствуешь на себе, как режут, колют, рвут на куски, ломают части скелета. Я уверен: это удивительные ощущения! Хочешь попробовать что-нибудь?
Я молчал: мне от страха не подчинялся язык, а волю парализовали обещанные "удовольствия".
– Фу, какой же ты трусливый слизняк, однако! – прошипел мой "друг", глядя, как я изменился в лице и остановился, – был бы в теле, несомненно, напакостил бы в штаны!
Он повернулся и пошёл к "строениям". И вновь этот отвратительный запах. Мои лёгкие отказывались вдыхать его. Закружилась голова, подкашивались ноги.
– Забыл, отвык! – с юмором измывался надо мной палач человечества, – но ничего, это дело часа! Шевелись, говорю! – Он дёрнул меня за руку, – оживай! Видишь, все активные, никто не откинулся! – Хозяин громко засмеялся. – Здесь, чтобы с твоей сущностью не произошло, никогда не умрёшь! – явно издеваясь надо мной, смеялся Он. – Тысячи раз вскроют, порвут на части, лишат рук и ног, поломают косточки, а ты вновь возродишься, для того чтобы опять поймать минувший "кайф!" Пошли сюда, – Он махнул рукой, и мы оказались вблизи огромной, гудящей, беснующейся толпы. Приглядевшись, я увидел странную картину: у основной массы народа были опухшие языки. Такие большие, что не помещались во рту. В воздухе кружилось огромное количество ворон. Птицы нагло падали на людей, вцеплялись в мышечный вырост, и отчаянно хлопая крыльями, старались оторвать от него кусок мяса. Несчастные, уворачиваясь от крылатых тварей, мычали и норовили спрятаться друг за друга.
Некоторые издавали нечленораздельные звуки и отчаянно работали руками, отбиваясь от ворон. Они задыхались, языки закрывали проход для воздуха. Их глаза вылезали из орбит. У них были синие, одутловатые лица. Молчаливо наблюдающие, со злорадством следили за происходящим, предлагали свою помощь. Она была проста до гениальности: они выхватывали большой нож, и страдалец в момент оказывался без своего ужасного языка. Красный фонтан хлестал изо рта обретшего возможность дышать, но теперь уже со своей кровью. При судорожных дыхательных движениях она попадала в лёгкие. Начинался сильнейший кашель, а затем, застывшими сгустками, вылетала из горла. Злосчастные падали и в конвульсиях извивались на полу. "Хирурги" же, отхватив язык, принимались громко хохотать.
Раздавался лёгкий свист и длинные стрелы, направленные сверху вниз, впивались смеющимся в языки, да так, что, пробив их и нижние челюсти, входили в туловище. Головы оказывались прибитыми к груди. Нечеловеческие вопли оглашали окрестности. Всё это происходило с каждым не одновременно. Просто в разных местах, через неопределённые паузы, в общую атмосферу боли и хохота, врывались новые крики ужаса и скорби. С дротиками, прошедшими через язык и грудь, волчками вертелись обманщики, которые и здесь, после жизни, пытались провести других показным содействием.
…Затихали безъязычные лицедеи, пострадавшие теперь за свою "красноречивость". И этот кошмар был без начала и конца! Жестокость и неприятие происходящих сцен забирали у меня последние силы. Здесь никто не обращал внимания на возраст и пол, все в одинаковой степени были равны в наказаниях за совершённые грехи. Но именно в этой грандиозной толпе женщин было несравненно больше, видимо в силу их неразумности в этом вопросе.
– Говорить надо всегда только правду и что нужно, а другим желать обязательно хорошее – словно самому себе! Очень положительный эффект даёт исповедывание, но вы бежите от него, как мои слуги от ладана! Ты как, не страдаешь этими недостатками? – голос сопровождающего вернул меня к действительности, – ладно, знаю, твои учения