— Правда, — ответила Лидочка после короткой паузы.
— Лидия Кирилловна, — настойчивее повторил комендант. — Вы меня, может, неправильно поняли, но мне хочется довести до вашего сознания, что вы не запомнили лиц тех людей, которые были в машине. Для вашего же блага. Так и милиционеру сказали. И зря они беспокоятся. Вы меня поняли?
Только тут Лидочка его поняла и с облегчением, почти искренне ответила:
— Я совершенно не запомнила никаких лиц. Я и так плохо лица запоминаю, а в темноте, в машине тем более — я же специально не приглядывалась.
— Вот и умница, — одобрил комендант. — Значит, я людей не обманул.
На этом он и попрощался.
Лейтенант Шустов позвонил уже в восьмом часу, узнать, как там дела. И вообще, никто не беспокоил Лидочку?
Лидочка ответила, что день прошел спокойно.
— Комендант звонил?
— Он в самом деле знаком с бандитами?
— Откуда мне знать? — в голосе Шустова ей послышалась насмешка. — Если я об этом узнаю, то подберу ему статью.
— Я ему сказала, что сообщила вам номер машины.
— Но, наверное, не запомнили, кто стрелял? Не увидели?
— Почему вы так думаете?
— Я ничего не думаю. Но учтите, что от вас я и не требую, чтобы вы кого-то запомнили. Раннее утро, перепуганная стрельбой женщина… даже суд никогда не рассчитывает на такие подарки. Да и я, как профессионал, ваши показания принимал бы с подозрением.
— Значит, я ничего не видела?
— Ваше дело.
— А как себя чувствует Петренко?
— Пострадавший находится в больнице и просит отпустить его домой, потому что полагает, и притом с основанием, что больница не самое безопасное для него место.
— Вы его прячете?
— Мы не в Америке. У нас для этого денег нет. Но место, где он лежит, не афишируем.
— Если они захотят, то доберутся до Петренко?
— Может быть.
— И убьют его?
— Допускаю.
— И вас не будет мучить совесть?
— Я подозреваю, что сегодня чуть попозже он смоется из больницы. И его не поймают. Вас это устраивает?
— Спасибо. А что известно об Алене Флотской?
— А что может быть о ней известно? Покончила с собой. Думаю, что всерьез она и не собиралась этого делать. Но так получилось. Уже не первый случай в моей практике. Хотят пугнуть, а дозу не рассчитывают.
— Вы так уверены?
— Она не оставила предсмертной записки, но я отыскал ее записную книжку. В ней записи на ближайшие дни, настоящие самоубийцы так не делают.
— Уже известно, почему она это сделала?
— Вы любопытная, Лидия Кирилловна.
— Как и всякая женщина.
— Мы не рассказываем посторонним тайну следствия. Но с вами я могу поделиться. При одном условии.
— При каком?
— Если вы дадите мне слово, что в самом деле раньше не были знакомы с погибшей и позвонили ей случайно.
— Я же сказала! Я ее так и не видела! Мне нужна была шкатулка, вернее, информация о шкатулке, которую мои родственники передали на хранение ее бабушке в тридцать восьмом году.
— А где эта шкатулка теперь?
— Это меня интересует не меньше, чем вас. Ко мне сегодня приходила Соня Пищик, она говорит, что шкатулка хранится дома у Алены.
— Ага, — сказал Шустов.
— Что это означает?
— Разгадку для Шерлока Холмса, — ответил лейтенант. — А я думал, что же стояло на комоде?
— Вы видели?
— Нет, но я могу сообщить ее размеры. Тридцать два на двадцать четыре сантиметра.
— Правильно! Но как вы догадались?
— На комоде пыль. Алена Флотская была большая неряха. А в одном месте пыли нет. Там что-то стояло, примерно тридцать на двадцать четыре сантиметра. Я и решил — коробка с нитками и пуговицами. Зачем она кому-то понадобилась?
— Она пропала?
— Вот именно. И дорогая шкатулка?
— Наверное, не очень. Я ищу дневники, которые в ней когда-то хранились.
— На комоде лежали кучей нитки, пуговицы — всякие пустяки. Кому-то шкатулка понадобилась, вот он все и высыпал. А когда Пищик ее видела?
— Не знаю. Спросите у нее.
— Спрошу, — сказал лейтенант.
— Почему вы замолчали? Это вам кажется важным?
— Не знаю, — сказал лейтенант. — Вообще-то, это не телефонный разговор.
— Разве сейчас слушают?
— У нас всегда слушают.
— Но мы же не обсуждаем важных дел. Одна девушка покончила с собой. Каждый имеет право покончить с собой.
— Если эта шкатулка исчезла два-три дня назад, это меня не касается, — ответил лейтенант. — Но если сегодня ночью, то, значит, кто-то к ней заходил. Может быть, эта встреча и подтолкнула гражданку Флотскую к роковому решению.
«Ну почему он всех называет гражданками? Неужели и меня он именует гражданкой Берестовой? А почему бы и нет?»
— У вас есть подозреваемые?
— У нее были интимные отношения с одним из ее сослуживцев. Но если гражданка Пищик к вам заходила, то она наверняка вам об этом поведала.
— Поведала. Вы его будете допрашивать?
— Наверное, придется, — ответил Шустов. — Но, вообще-то говоря, не хочется. Такие дела, где виноватых не найдешь, я бы закрывал, пусть живут, как хотят. А то у нас бандиты на свободе гуляют, а мы самоубийцами на личной почве занимаемся.
— Но бывает же, что человека довели до самоубийства.
— Боюсь, что гражданка Флотская сама себя довела.
— Вы — женоненавистник.
— Вы так думаете потому, что я развелся? Но мы с Галей и сейчас поддерживаем нормальные отношения.
— Нет, я пошутила.
— В следующий раз осторожнее шутите, а то я не всегда вас понимаю, — признался милиционер.
— Андрей Львович, — Лидочка постаралась говорить ласково и убедительно, — мне на самом деле важно узнать, куда делись те вещи, что когда-то лежали в пропавшей шкатулке. Я очень прошу, если будете спрашивать людей о шкатулке, вы потом мне расскажете, что узнали, хорошо?
— Хорошо. Но у меня нет доказательств принадлежности шкатулки вам или вашим родственникам.
— Андрей Львович, вы можете спросить у Татьяны Иосифовны. Она — мать…
— Знаю. Проживает в дачном поселке на станции Переделкино, где пишет свои воспоминания. Я спрошу ее.
— Заранее спасибо.
— Не спешите. Отдыхайте. Я пойду поужинаю, а то весь день без горячей пищи. И не бойтесь. Никто вас больше не тронет. Но, конечно, никому не открывайте, не посмотрев предварительно в глазок. Никому. Ясно?
— Ясно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});