Это была банальная история обманутых надежд, которые строились на песке. Лидочка знала о десятках подобных историй, словно их штамповали на небесах, чтобы никого ничему не научить. Товарищ Осетров был недостаточно силен, чтобы разорвать эту связь, к тому же трепетал перед оглаской. Наверное, порой Олег Дмитриевич мечтал, чтобы Аленка угодила под машину или утонула в речке — но она была живуча. И роман тянулся, не принося даже физического наслаждения, потому что Олегу Дмитриевичу не нужна была постоянная любовница, ставшая жалким заменителем супруги — он знал наперечет все недостатки ее тела: и недоразвитость грудей, и плоский зад, и форму родинок, и то, что она скажет, когда он войдет в квартиру, и какие упреки он услышит, раздевшись, и новые упреки, когда соберется уходить…
Соня говорила размеренно и вовсе не то, что случилось на самом деле. Она поведала Лидочке историю любви одной подруги, рассказанную другой подругой, то есть историю, далекую от действительности, но субъективно существующую в мозгу Сони, то есть не придуманную, а прочувствованную. Лидочка же слышала не слова, а воссоздавала ситуацию и знала, что ее понимание куда точнее, чем воспоминания Сони.
В последние месяцы отношения любовников зашли в полный тупик. Алена становилась все агрессивней и требовательней. Ведь она отдала этой скотине три лучших года своей жизни — а что получила взамен, кроме постоянных унижений и двух абортов, один из которых чуть-чуть не кончился трагедией? Ничего. Она заявила ему открыто, что если он не решится на последний шаг — если он не уйдет к ней — ведь тысячу раз обещал — неважно, что делал это все, чтобы заставить замолчать, — то она открыто расскажет обо всем в институте. Она понимала, что другой мужчина лишь усмехнулся бы: какой институт, какой профком в эпоху рынка и базара? Но для Олега Дмитриевича, который жил надеждой на возвращение прошлого, это была не пустая угроза. И в то же время Алена понимала, что одной такой угрозы окажется недостаточно, и решила подкрепить ее угрозой самоубийства.
Разумеется, в изложении верной Сонечки и этот эпизод прозвучал иначе.
Желание получить мужчину себе в личное пользование объяснялось якобы ее детской верой в его клятвы, а угрозы покончить жизнь самоубийством не возникало вовсе — оказывается, Соня просто чувствовала такую опасность, потому что в глазах Алены она увидела смерть. Ну, может, не смерть, а нечто особенное, неземное и потому угрожающее… Именно это и заставило метнуться в отчаянии к жестокосердной матери — если ее уговоры и мольбы не помогали, оставалась одна надежда на авторитет Татьяны.
Слушая ее, Лидочка не понимала — да, впрочем, и не понять ей этого никогда: насколько план с угрозами исходил лишь от Аленки, а насколько он был выпестован тридцатилетними девицами совместно. Тогда и поездка к маме была частью заговора.
Но почему тогда Аленка умерла? По всему судя, никто этой смерти не планировал. И не ожидал. Ни мама, ни Соня. Они вели себя как в театре, ожидая игрушечной дуэли Гамлета с Лаэртом, а не холодного тела на ковре и не милиционеров, которые громко разговаривают, курят и даже матерятся, переступая через труп молодой женщины.
Может быть, она все же обманула Соню? Может, она решила умереть, но скрыла это решение от близких?
Нет, сказала себе Лидочка. Весь этот роман был понятен, и время для самоубийства было давно упущено.
— Хотела бы я посмотреть ему в глаза, когда он узнает, до чего довел Аленку, — сказала, подытоживая монолог, Соня.
— Он еще не знает?
— А кто ему скажет? — отмахнулась Соня.
— Я думала, что ты уже сказала.
— Не надо песен, — отрезала Соня. — Я считаю, что он косвенный убийца Аленки. Неужели я буду с ним разговаривать?
— Ты хочешь рассказать о нем милиции?
— А ты думаешь, что я должна его щадить? Ты что, забыла, что моя лучшая и единственная подруга находится в морге и, может быть, ее уже разрезают — с них станется! — а я должна покрывать ее убийцу?
— Это твое предположение.
— Вот именно об этом предположении я и хочу сообщить, — ответила Соня, и глазки ее, маленькие за очками, стали такими холодными и злыми, что Лидочка даже пожалела товарища из ЦК.
— Я бы на твоем месте не лезла в это дело, — заметила Лидочка.
— Спросят — отвечу. Я не отвечу, Татьяна скажет. Или кто-нибудь из отдела.
— Ах, конечно, — вырвалось у Лидочки. Как же она не подумала — в отделе три года кипит, потом тлеет роман между двумя сотрудниками. Роман, о котором знают все и о значении которого наверняка имели беседы с Олегом Дмитриевичем его товарищи. А может быть, знали, но не придали значения? Махнули на него рукой? Как бы то ни было — весь отдел, конечно же, в курсе дел, вернее всего, привык и смирился, как со скрипящей дверью в комнату, но теперь-то, после трагедии, Олег Дмитриевич окажется под лучами прожекторов, и неизвестно, удастся ли ему выкарабкаться из этой истории. Если Алена хотела отомстить, то, очевидно, ее месть осуществится.
— А Татьяна Иосифовна знала о нем?
— Разумеется, знала. И не выносила его. Да, она плохая мать, она равнодушный, глухой к чужим бедам человек, но когда дело касается мужчин, ее нюх начинает работать. Она давно отговаривала Алену… но разве на нее повлияешь?
— Значит, вчера ты знала, что Алена решила припугнуть товарища Осетрова?
Соня прищурилась, размышляя. Лидочка чувствовала, что права, и видела, что Соне не хотелось признаваться в излишней информированности.
— Я не знала, — сказала она наконец. — Конечно, я не знала. Но догадаться могла. Дурак бы на моем месте догадался.
— Она впервые это проделывала с ним?
— С Осетровым?
— Да.
— У нее такое в жизни уже было.
— А Осетрову она только грозила?
— Лидия! — не выдержало сердце Алениной подруги. — Ты говоришь так, словно не Осетров убил Аленку, а она сама его убила. Теперь легко говорить — она сама во всем виновата. Хотела увести пожилого человека, а когда не получилось, стала шантажировать.
— А разве не похоже?
— Ты бы посмотрела на Осетрова. И тогда бы говорила. Мужику шестой десяток, перспектив никаких, зарплата нищенская — кому он нужен?
— Кто нас разберет, — ответила Лидочка. Она была уверена, что ни размер зарплаты, ни внешние данные не были и не будут решающими факторами в душевных драмах.
— Вот именно! — Соня одержала малую победу и защищала честь погибшей подруги.
День был в полном разгаре. Соня взглянула на часы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});